Она аккуратно промокнула платочком мой подбородок и губы.

— Мы же в академии, здесь все свои, — угрюмо буркнула я. — Можешь звать меня просто Юна.

— Привычка, — пожала плечами Эсли. — Простите, леди Горст.

Я вздохнула и в очередной раз забралась пальцами под ошейник. Прохладные лапы паука легли в ладонь.

Сёстры этот жест не оставили без внимания. Они покосились с пониманием и сочувствием, будто и вправду были способны понять всю ту дрянь, что скопилась у меня на душе.

— Всё в порядке, — заявила я. — Просто солнце здесь слишком яркое, от него слезятся глаза.

Для убедительности я успокаивающе всем улыбнулась и расправила лопатки, как и положено мелироанской благородной деве. Ведь что бы не случилось, представление должно продолжаться.

— Верно подмечено, сестра. Кажется, у меня та же проблема, — согласилась Зидани Мозьен и приложила платочек к абсолютно сухим уголкам глаз.

Мы сидели оранжерее, раскинувшейся под самой крышей замка академии, и рисовали натюрморты. Осеннее небо вливалось в приоткрытые потолочные окна, стекало тусклой лазурью по панорамным стёклам. Тянуло терпковатой свежестью от влажных клумб: где-то внизу садовники поливали сад.

В центре оранжереи журчал маленький фонтанчик с золотыми рыбками. На его краю сидела Финетта Томсон. Её слишком смелое платье демонстрировало пышную грудь и плечи, сплошь усыпанные веснушками, стрекоза расправила крылья на драгоценном гребне в причёске, а в жёлтом тиале играла арфа. Девушка выстраивала в ряд плавающие на поверхности воды лилии и задумчиво кусала губу. Мольберт её пустовал.

— Юна, — обратилась она, пользуясь отсутствием педагога. — Если вдруг… — Финетта осеклась, глянула на Матрицию, и продолжила: — Я хочу сказать, что если с твоим ментором что-то случится, ты можешь рассчитывать на сестринство. Мы не дадим тебя в обиду.

Я хмыкнула, размазывая по холсту оранжевую краску.

— Конечно, мы не сможем заменить столь могущественное покровительство, — подхватила Матриция. — Но сделаем всё, что в наших силах. Призовём на помощь семьи и любые связи. Мой кузен недавно устроился работать в Преторий. Он простой секретарь, но я уверена, Молинд не побрезгует моей просьбой. В случае…

Она замолчала и вцепилась в рукава платья.

— В случае, если знак соединения исчезнет и расположение консула Батора вместе с ним, — подсказала Хломана из тёмного угла. — Мы не позволим отправить тебя в Зандагат, Юна.

Сестра Дельская уже закончила свой рисунок, удивительно не похожий на натуру, но при этом великолепный. В отличие от меня, она легко и ловко использовала магию Нарцины при создании шедевра. Золотые искры прыгали с кисти прямо на холст.

— Спасибо, сёстры, — учтиво поблагодарила я, звякнув браслетами из ризолита. — Надеюсь, ваша защита мне не понадобится.

Занятие по живописи было в самом разгаре, и я поелозила кистью на палитре. Краска на холст ложилась плохо, с комками, но меня это мало беспокоило. Мысли попеременно было заняты то прошлыми событиями, то грядущими переменами.

Я догадывалась, что если знак соединения исчезнет, Жорхе Вилейн увезёт меня из Мелироанской академии. Куда увезёт и что станет с Юной Горст, бывшей мейлори Чёрного Консула, — неизвестно. Но скорее всего туда, где она будет в меньшей опасности, чем сёстры, которые собрались её защищать, ещё не подозревая, что защита понадобится им. В отличие от благородных дев, о войне, её последствиях и рисках я знала гораздо больше.

На войне убивали, не считаясь со званиями, достижениями и даже могуществом. Горькая правда в том, что Кирмос лин де Блайт действительно может погибнуть.

И если знак соединения всё же исчезнет… Это будет означать, что над королевством нависнет угроза гораздо более серьёзная, чем надо мной.

Даже если мы победим в битве с Таххарией-Хан, что ждёт Квертинд после? Орлеан Рутзский по незримой указке Демиурга снесёт города, замки и консульства? Разрушит и Мелироанскую академию, и Обитель Мелиры, замки и города, Преторий… Кто его остановит? Если умрёт Кирмос лин де Блайт, кто ещё сможет помешать Ордену Крона устанавливать правила и вершить свою сокрушительную свободу? Я не представляла. Но верила, что пока ментор жив, он не допустит уничтожения наследия Иверийской династии. То есть Квертинда.

Чтобы протолкнуть ком в горле, я глотнула цветочного отвара из фарфоровой чашки. Крупные листочки удивительно точно гармонировали с рисунком на хрупком боку, а голубая ручка извивалась хвостом русалки. Тело её распласталось на блюдечке. Поднимая чашку, я каждый раз отрывала ей хвост, чтобы после короткого глотка вернуть на место. Даже сервиз в Мелироанской академии был произведением искусства и требовал аккуратного к себе отношения.

— Это апельсин? — Эсли за моим правым плечом наклонила голову, рассматривая холст. — У вас очень здорово выходит! Символ Удела Батор — целое дерево. Почему бы вам не добавить веток?

— Похоже на тыквенную кляксу в сливочном супе, — решила Арма из-за левого плеча.

Любопытный нос рудвика едва не ткнулся в ещё влажный рисунок: Стрилли тщательно обнюхивала холст. Она задумалась на пару секунд, пригладила лапами блестящую шерсть на ушах и заключила:

— Прореха в мироздании, сквозь которую льётся поток благоприятной энергии, лу-ли.

Служанки слаженно закивали, будто поняли, о чём шла речь.

— Это солнце, — буркнула я. — Закат над Кроуницем.

— О… — нахмурилась Эсли.

— Кххх… — захрипела Арма, сдерживая смех.

— Как я и сказала, лу-ли, — деловито подтвердила Стрилли.

Я крепче сжала кисть. Мои руки, некогда разгребающие стылую землю в Кроунице, превратились в холёные ладони благородной леди. Эсли смягчила мозоли от тетивы, отполировала ногти до блеска гладких леденцов и ежедневно втирала в пальцы ароматное масло. Только вот не смогла вложить в них таланта: рисунки выходили едва ли лучше детских художеств сироток из приюта “Анна Верте”. Попытки изобразить натюрморт я бросила ещё три холста назад, и теперь решила нарисовать по памяти пейзаж. Любимый пейзаж ментора…

— Интересно, — подала голос Приин, — Зачем госпожу Првленскую и Талицию так спешно вызвали в гостиную? И почему нам приказали оставаться здесь?

— Может, прибыл кто-то из княжеской Веллапольской четы? Или посол, — предположила Зидани. — Талиция давно боится, что её отзовут домой. Пока в Квертинде не назначена коронация нового правителя, ей бессмысленно оставаться здесь…

— Мне не хочется расставаться с Талицией, — Финетта приложила мокрые ладони к щекам. — Она такая чудесная… Настоящая княжна не только по крови, но и по складу характера. Идеальная королева. Не представляю, кто сможет её заменить.

— Говорят, она гостья самой бледной прорицательницы, — вставила Хломана. — Служанки шептались, что Талиция попала в академию по настоянию Великого Консула… Она лично просила Лаптолину, и та не смогла отказать.

— Даже если это правда, вряд ли их дружба — достойный повод оставаться в Квертинде, — Приин взяла кончик кисточки в рот и прищурилась, оглядывая своё творение. Капли топазов в её серёжках кокетливо сверкнули. — Вести переписку они могут и находясь по разные стороны от границы. Как бы нам не хотелось удержать сестру, Талиции пора возвращаться домой.

Сестра Томсон хотела что-то возразить, но вдруг резко вскочила и вместе с порывом ветра понеслась к своему мольберту.

Послышался скрип ступенек — кто-то поднимался к нам в галерею по винтовой лестнице. Мы все застыли в ожидании загадочной фигуры, пытаясь предугадать, кто появится в дверном проёме.

— Прошу прощения за задержку, — влетела в оранжерею Лаптолина. Бархатные туфельки на золотистых каблуках торопливо зацокали по дереву. — Некоторые господа не могут ждать. Итак…

Суетливая, раскрасневшаяся, она позволила себе отдышаться несколько секунд. Служанка поднесла ей стакан освежающего напитка на подносе и присела в глубоком реверансе, не пролив ни капли. Госпожа Првленская сделала глоток и быстро натянула доброжелательную улыбку. Дважды хлопнула в ладоши, привлекая внимание.