В лицо хлынул свежий ветер магии Вейна, и я зажмурилась от удовольствия.

— Попробуй теперь сама, — шепнул Ренуард и отцепил меня от себя. — Держись крепче.

Ну что ж, хорошо… Я сжала свою хлипкую страховку от смерти так крепко, что заныли запястья. Но мне и на это было наплевать, потому что Ренуард раскрутил меня и оттолкнул от себя — на миг я оказалась в свободном полёте. И снова завизжала. От счастья. Батор засмеялся. Он ловко поймал меня и притянул к себе. Прижал спиной к груди. А в следующую секунду мы буквально рухнули с высоты — опустились так резко, что я была уверена — разобьёмся! Сердце подскочило к горлу, странное чувство завибрировало где-то в животе. Какая глупая гибель! Умереть не на войне, не от лап икша, не от пыток стязателей или истязаний Ордена Крона, а вот так, разбившись в стенах заброшенного цирка. На короткий миг я даже вдруг подумала, что так будет лучше… Но потом мы стали падать всё медленнее и медленнее, пока, наконец, не рухнули в белоснежные объятия огромной перины, заботливо поставленной строго под нами.

Сверху что-то взорвалось и посыпалось — яркое, блестящее, ароматное. Лепестки цветов? Конфетти? Разобрать я не успела, потому что края перины сомкнулись над головой, как пасть чудовища, и вместе с бархатным прикосновением меня обволокла внезапная темнота.

Один вдох. Второй. Третий.

Ничего не происходило.

Не было ни света, ни звука, ни ветра, ни движения. Я будто упала не в мягкую перину, а на дно колодца, заполненного водой, — и толща давила, давила на меня всей своей мощью и высасывала силы. По спине ледяной змеёй скользнула паника, руки покрылись мурашками.

— Эй, — приподнялась я на локте, но снова рухнула без сил.

Ренуарда неожиданно рядом не оказалось, зато упругая ткань сжимала меня в своих тесных объятиях так крепко, будто собиралась задушить. Отрешённая глухота напугала сильнее, чем полёт, чем все наши безумные трюки на высоте.

Я вдруг вспомнила такой же момент темноты на маскараде в Ордене Крона, вспомнила близость Демиурга и следующие за этим колокольчики. Я даже была уверена, что сейчас услышу тонкий перезвон и знакомый голос. Клянусь, я почти стояла там — на террасе старого особняка мёртвой актрисы в окружении разряженных гостей, чувствуя прикосновения господина и ожидая появления Джера. Своего обожаемого личного бога.

Как же я мечтала, чтобы он появился и сейчас! О Ревд, да я бы всё отдала за одну короткую встречу, прикосновение, хотя бы взгляд… В этот болезненный миг тишины, в эту странную остановку посреди бега, я вдруг осознала, что даже то, что делаю сейчас — для него. Назло ему. И это ужасало.

Я снова завозилась, осознавая тело, но стоило пошевелиться, как незримые тиски сжали меня, едва ли оставляя возможность вдохнуть. Время шло, было темно и тихо, и я чуть не заорала от неописуемого страха.

— Ренуард? — позвала я, стараясь скрыть истеричные нотки в голосе.

В ответ — молчание. Молчание, темнота и оглушающая тишина. Боги! Мы всё-таки разбились? Рухнули в бездну Толмунда? Поэтому я здесь одна, мучаюсь чувством вины и ужасаюсь своей зависимости, а Ренуард Батор отправился в Сады Девейны?

— Ренуард! — беспомощно закричала я, пытаясь выбраться, выплыть, освободиться.

— Да? — тихо отозвался Батор, и я облегчённо застонала.

Надувшаяся шаром перина начала опадать, и в наше мягкое логово проникли лучи света, а с ним как будто ожил мир: послышались завывания ветра, далёкие шаги слуг, даже жужжание насекомых.

— С тобой всё порядке? — задала я самый глупый на свете вопрос.

Мне было важно, чтобы Ренуард что-то сказал, чтобы я услышала его, живого и настоящего. Чтобы отогнать, наконец, высасывающие силы призраки прошлого. Чтобы снова сбежать.

— Вполне, — скупо ответил он. — А с тобой?

— Вроде бы, — засомневалась я и поползла на его голос, как слепой котенок ползёт на запах матери.

Вдруг задрожала от внезапного холода. Тело бросило в озноб. Я нашарила в полутьме руку Ренуарда, плечо и улеглась рядом. Он дышал часто, от разгорячённого тела исходил жар. Больше всего мне хотелось прижаться — не из нежности, нет. Чтобы согреться. Ледяной ужас прошёл, но оставил свой равнодушный шлейф, и он пробирал до костей. Я подалась всем телом к Ренуарду, положила голову на плечо, прильнула к горячему боку, даже ногу закинула. После нашего единения на высоте сделать это оказалось удивительно легко, так естественно и привычно.

Я принялась снова считать вздохи, чтобы успокоить взбесившееся сердце и ошалелое сознание. На этот раз вслух. Метод работал безотказно, и каждый следующий счёт приносил облегчение.

— Пять, шесть, семь, — бормотала я. — Восемь.

Наверное, это звучало до смешного нелепо, но Ренуард не смеялся. Он замер, будто напуганный моей близостью. Мы всё ещё утопали в мягкой перине, как в облаке, и я начала согреваться. А вместе с этим ко мне приходило осознание того, что мы лежим, обнявшись, самым бесстыдном образом. Чего я точно не планировала. Подобного я не желала никогда и ни с кем. Ни с кем, кроме… мысль запнулась, потому что кончики мужских пальцев, едва касаясь, погладили мою ладонь, запястье. Скользнули на плечо, на ключицу, затем — на шею. Туда, где был знак соединения.

Ренуард едва шевельнулся — придвинулся ещё ближе, но я вдруг отпрянула, перехватила его руку и поняла, что он тоже дрожит. Хотя вряд ли его донимал холод.

Резко вскочив, как будто перина подо мной и вправду превратилась в раскалённое пекло Толмунда, я поймала равновесие и часто заморгала от головокружения. Едва привыкнув к свету, я вдруг увидела, как Ренуард смотрит на меня — как в тот раз, на балу. Только теперь ещё и… прищурено, хищно, с вожделением.

— Юна…

— Кажется, теперь я готова выпить, — перебила я и встряхнула растрепавшимися волосами. Дунула на клок и подняла уголок губ. — Ренуард Батор, ты со мной?

Вместе с ухмылкой я протянула руку парню. Так, как обычно делала это на тренировках.

Ренуард отвернулся, потёр глаза, глубоко вздохнул. Потом рассмеялся каким-то своим мыслям и всё-таки взял мою руку, но вместо того, чтобы подняться, коротко поцеловал пальцы. Быстро и шутливо.

Отвернулся, в два сильных движения взобрался выше, оттолкнулся руками и буквально съехал по краю огромной перины на пол.

— Нет, — цокнул он языком, уже стоя обеими ногами на твёрдом полу. — Это ты со мной, детка. И если ты хочешь со мной напиться, то, — он развёл руками. — То лучшего собутыльника ты не найдёшь во всём Квертинде.

***

Юная леди с алой лентой в волосах, огромным бантом на правом плече и розовыми, явно нарумяненными щеками, выставляла на подоконник горшки с весенними цветами. Гиацинты, нарциссы, тюльпаны и крокусы послушно тянулись вверх, радуясь ласковому вечернему солнцу. Но ни эта пёстрая свежесть, ни даже сама прелестная девушка не смогли бы сравниться с красотой самого дома, удивительного похожего на святилища в Мелироанской академии. Слегка волнистые подоконники, выложенные мелкой синей мозаикой, белели лепниной по краю. Ни дать ни взять — пенистая волна. Да и всё здание представлялось самим морем — его балконы стекали каменными кляксами, изогнутые рамы напоминали кости животного, а над каждым окном нависали козырьки из толстого цветного стекла. На втором этаже — розовые лепестки роз, на третьем — ярко-зелёные, как листья молодого салата навесы, на четвёртом — жёлтые стеклянные полукруги окрашивали весь ряд в цвет магии Нарцины.

Заметив, что я рассматриваю чудное строение, девушка открыто улыбнулась и помахала мне рукой. Я смутилась, поправила вуаль на шляпке, попятилась и неожиданно наткнулась на рудвика, спешащего по своим делам.

— Прелестнейшего денёчка, благородная дева, лу-лу, — приподнял сиреневый цилиндр рудвик и тут же скрылся за спиной прохожего.

Я прошлась пальцами по бархотке, убеждаясь в том, что она скрывает знак соединения. И легко кивнула очередному молодому человеку, что отвесил мне низкий поклон. Поразительная приветливость!