— Ну конечно, — выдохнула я и кокетливо оттолкнула парня.

Он пошатнулся, сделал вид, что убит, дурашливо поклонился. Потом снова подал мне руку, и я всё-таки выбралась под ласковые лучи весеннего солнца. Жара ещё не пришла в Батор, но в послеполуденном воздухе уже ощущалась горячее тепло. За окружающими растениями явно никто не ухаживал — дикие пряные травы изредка перемежались редкими деревцами орешника и оливы. На горизонте виднелись одинокие домики.

Я расправила многослойную юбку платья — летящий полупрозрачный шёлк светло-розового цвета, атласный пояс на талии, кружевной корсет. Встряхнула тяжёлыми волосами, проверила бархотку на шее. Прихватила шляпку — на всякий случай.

Ренуард подал мне локоть, и я охотно на него оперлась. Вместе мы направились ко входу по плохо протоптанной тропинке — туфли тут же утонули в траве, юбка зацепилась за торчащие стебли, но я не позволила себе жаловаться.

— Твой Лэрион просто восхитителен! — взмахнула я свободной рукой, имитируя восторг. — Никогда не видела ничего стремительнее. Ты был прав, когда говорил, что он способен разогнать тоску.

— Ну правда же, он хорош? — вроде бы искренне обрадовался Ренуард. — Первый в Квертинде экземпляр дилижанса, работающий на спирте. Говорят, в Тимберии такие давно вытеснили паровые экипажи. Но и это ещё не предел: наука там развивается быстрее, чем мы можем себе это представить. Я почти каждый вечер встречаю корабль из страны механизмов в порту Ирба и узнаю новости из уст самих тимберийцев. У них ужасный акцент, и они едва ли сносно говорят по-квертиндски, так что я начал сам учить их язык.

— Серьёзно? — округлила я глаза.

— Льёс уак нонт комме тьюлк, — важно продекламировал он, чеканя каждый слог.

— Надеюсь, это комплимент моей дамской прелести? — хохотнула я.

— Суждение о ценах на особое вещество, питающее магию механизмов, — Ренуард отодвинул свисающий полог, прикрывающий вход, и мы шагнули в пыльное тёмное нутро тимберийского монстра по имени цирк. — Образуется из остатков древних живых организмов. Вещество это вязкое, как смола и такое же чёрное. В первоначальном виде безопасно, но как только подчиняется человеческой воле, становится ядовито для магов. Как ризолит, только… радикальнее. В отличие от ризолита, оно не блокирует, а уничтожает магическую память в живом организме, разъедает её медленно, но верно. Подавляет любые заклинания, ослабляет власть богов над человеком. Как будто ты жертвуешь даром божественной магии в обмен на ещё больший дар человеческой науки. Ещё тридцать лет назад это было не так популярно, но теперь в Тимберии эта штука повсюду. Она и есть их божество прогресса. Даже Толмунд бессилен перед его могуществом. Представляешь эту силу?

— Пока не очень, — честно призналась я и огляделась. Ряды трибун, старые балки стен, облупленные игрушки размером с настоящего капрана — цирк был явно давно заброшен. Я перевела взгляд на Ренуарда и подняла уголок губ. — Чувствую себя на занятии в Кроуницкой академии. Сложные вещества, цены, могущество и его ограничения…

— Это просто разговоры матросов, понятия не имею, правдивы ли они, — Ренуард коротко поцеловал мою руку и по-хозяйски прошёл вглубь здания в поисках одному ему ведомых предметов.

Я сощурилась, пытаясь привыкнуть к полутьме.

Света здесь было достаточно — он проникал сквозь щели и рассеяно лился сверху, просачиваясь сквозь ткань крыши, но после солнечной яркости баторского дня потребовалось некоторое время, чтобы лучше рассмотреть окружение.

Внутри цирк не был похож ни на театр, ни на палатку таххарийца. Вообще ни на что из того, что мне доводилось видеть ранее.

Синюю арену с изображением двух жёлтых шестерёнок окружали витые столбы, пронзающие огромных лебедей — некоторые из них парили почти под самым потолком. Другие же шагали по земле, касаясь пола перепончатыми лапами. Я осторожно прошла ближе к диковинному зрелищу. Носки туфель тут же покрылись мелким песком.

— Одну минутку, — мелькнул в стороне Ренуард, вытягивая шею и заглядывая куда-то за ряды поломанных кресел. — Сейчас вернусь, — он стрелой пролетел мимо и прикрикнул: — Ну где вы там? Поторапливайтесь!

При ближайшем рассмотрении деревянные лебеди оказались лодками — внутри были сидения, как в старых дилижансах. Я погладила шею с потрескавшейся краской, задрала голову к трибунам — между рядами валялись обломки музыкальных инструментов, бюсты статуй, чудные шляпы, посеревшие от пыли. Ярким пятном выделялся обрывок флага Квертинда — от Иверийской короны осталась ровно половина. У дальней стены громоздким облаком белела перина — огромный бархатистый на вид шар, сохранивший удивительную чистоту посреди общей разрухи. Кроме этой перины было здесь и ещё кое-что совершенно новенькое: ровно посередине арены свисали две длинные полоски ткани, едва колышущиеся на лёгком сквозняке.

— Я запретил наводить в цирке порядок, решив сохранить историю этого местечка, — вернулся Ренуард со свитой из двух человек и одного удивительно высокого рудвика. — Но здесь почти ничего не работает. Говорят, паровой механизм приводил в движение лебедей, и они взмывали в воздух, унося с собой ездоков. И это только одно из чудес науки. Я часто приходил сюда в детстве с бабушкой, большой почитательницей нововведений Мелиры. Очень жаль, что Квертинд перестал сотрудничать с Тимберией.

— Никогда об этом не думала, — снова оглядела я диковинное местечко. — Мне было достаточно того, что Тимберия не собирается с нами воевать.

Ренуард хмыкнул, развернулся к одному из слуг с подносом, взял два запотевших бокала и вручил один из них мне.

— Тимберия, в отличие от Квертинда, не интересуется завоеваниями и не пресмыкается перед своим величайшим прошлым. Их гораздо больше интересует будущее, — Батор заглянул в бокал, поболтал в нём вино. — Но я не отрицаю, что в традициях есть своя прелесть. Например, побывать в Баторе и не выпить молодого вина — преступление похуже кровавой магии, — он поднял свой бокал и задрал подбородок, в один миг превращаясь из растрёпанного повесы в наследника южного удела и сына консула. — За маленькие невинные безобразия благородной леди. За новое начало!

— За новое начало, — согласилась я и охотно отсалютовала бокалом.

Заодно незаметно поправила браслет на руке. Жорхе только недавно обновил его ментальную силу. Интересно, что скажет Ренуард, узнав о том, что пригласил на свидание убийцу и кровавого мага?

Мы выпили.

Сладковатое вино приятно разлилось на языке и охладило горло. На сверкающим серебряном подносе обнаружились крупные цветы и лёгкие закуски: клубника с креветкой и листиком базилика походили на кораблик, крупные оливки сияли влажными боками, а запечённые под соусом мидии истончали морской аромат. Всё это выглядело до того великолепно, что я даже боялась нарушить идеальную гармонию. Но всё же последовала примеру Ренуарда: взяла раковину прямо руками и с удовольствием слизала ароматную морскую мякоть. Рудвик ростом с человека, тощий и угловатый, поднёс нам белоснежные салфетки, пропитанные душистым лосьоном. Ренуард на прислужника даже не взглянул, вытер руки, бросил салфетку обратно на поднос. Я же впала в некое замешательство от этого импровизированного пира и от покорности молчаливых помощников. Подозрительность всё ещё донимала мои мысли.

— Наденешь свой пломп для меня? — ехидно прищурился Ренуард, и я замотала головой. — Нет? Тогда придётся тебя раздеть, чтобы найти под белым слоем шёлка ту самую… — он запнулся, — отчаянную воительницу, которая когда-то меня так сильно впечатлила.

— Ты же не собираешься… — успела я положить недоеденную закуску на поднос прежде, чем белая ткань накидки скользнула с одного моего плеча. Молодой Батор в самом деле решил меня раздеть. Я тут же перехватила нахальную руку и возмутилась: — Ренуард!

Он сдёрнул с меня накидку и передал её крупному мужчине с тиалем целителя. Я едва не кинулась в драку, но молодой Батор миролюбиво поднял руки, намекая, что он больше не собирается их распускать.