Закончив работу, Джон отбросил в сторону струну и прошел в кухню, подставляя окровавленный палец под ледяную струю. Если бы сейчас кто-нибудь вошел в это бунгало, он бы решил, что Джон удавил струной его владельца и пошел смывать следы крови со своих преступных рук. Уходя, струну он забирать не стал, оставив ее валяться у комода. А, вернувшись домой, рухнул назад на свою скомканную постель и уткнулся лицом в первое попавшееся письмо Йоко, начинавшееся словами «Здравствуй навсегда!»

Я поднимаю глаза, и они снова смотрят на меня со старого черно-белого портрета: самодовольный, самоуверенный и почти счастливый Леннон и немного напряженный Маккартни. Этой фотографии много лет, она давно выцвела и сильно пожелтела, хотя в последние годы я повесил ее подальше от солнечных лучей. И каждый раз, садясь за письменный стол, я проваливаюсь взглядом в эти лица и надолго забываю о цели своего прихода сюда. Так вышло и на этот раз. Что испытывали они оба в момент, когда щелкнула вспышка фотоаппарата в руках Бейли? Просто позировали или уже тогда знали, как двусмысленно будет выглядеть этот снимок, как и множество других, сделанных в тот же день этим на удивление проницательным фотографом? В далеком детстве мама разрешила мне повесить на стену всего одно фото любимой группы, и я выбрал именно это – накопил с обедов деньги на увеличение изображения с обычного плаката в два раза и вскоре стал счастливым обладателем изумительного портрета, секрет которого мне так и не удалось разгадать. Сам оригинал плаката привез приятелю из-за границы отец, но тот музыкой не увлекался и понятия не имел, что это за парни на черно-белой фотографии. Когда же у меня при виде нее затряслись руки, он понял, что снимок все же представляет некую ценность для ровесников, и отдать и даже продать его мне категорически отказался. В фотоателье тоже сопровождал меня из страха, что я умыкну куда-нибудь это сокровище. Понятия не имею, что с плакатом случилось впоследствии: интерес к приятелю я потерял в тот же миг, как получил на руки свой экземпляр знаменитого фото.

У обоих на лицах застыли странно разные выражения, но оба при этом столь гармоничны, будто бы находятся на своем месте, знают это и ничего не хотят менять. Пол слегка напряжен, но ему все равно комфортно. Джон полностью расслаблен, но вот ему отчего-то дискомфортно, и при этом лишаться этого дискомфорта он не желает. Что происходило за кадром? О чем думали эти двое, глядя в объектив? Эти вопросы не давали мне покоя еще в детстве. А потом я вырос, и сознание мое заполонили вопросы совсем иного толка. Фото, его герои и их мысли не просто отошли для меня на второй план – они банально перестали существовать, остались частью интерьера, напоминанием о детском фанатизме…

И вот я поднимаю глаза, смотрю на них, как и когда-то двадцать лет назад, и пальцы, сжимающие ручку, замирают над пока еще чистым листом. Наверное, мне стоило бы сейчас попросить прощения, но не у Джона с Полом, а у того мальчишки, что так беззаветно любил их когда-то и так был счастлив в этой своей любви. От мальчишки этого не осталось больше и следа. Весь вышел, истратился на бессмысленную, бесполезную борьбу с ветряными мельницами. Взгляд снова падает вниз, и рука начинает выводить по листу:

«Я, Меркулов Захар Александрович, двадцати семи лет, находясь в здравом уме и твердой памяти, действуя добровольно, без чьего бы то ни было принуждения, решаю свести счеты с жизнью. В смерти моей…»

Рука замирает, и на ресницах ощущается подозрительная влага. Прошу никого не винить… Кроме разве что приказавшего долго жить государства, которым мы когда-то так гордились. Государства, похоронившего под своими руинами все мои мечты, планы и надежды. Самолеты с грузом вылетели всего полгода назад, вот еще бы дали нам хоть несколько лет!.. И мы успели, мы бы все успели, не пришлось бы теперь смотреть на разграбленные заводы и думать, как из всего этого выкарабкаться… Ну ладно, бразильская партия разбилась вместе с самолетом, упавшим в эти треклятые джунгли, да и черт с ней, но я возлагал огромные надежды на индийскую. Ее успели принять, разместить как полагается, набрать штат тестировщиков… Как же мне быть теперь? Где взять средства на исследования? Союз не успел перевести первый авансовый транш ни в Индию, ни в Англию. Все погибло, все уничтожено… остался всего один опытный образец. Всего один! Что я могу с ним?.. Институт закрыли… Слишком поспешно, что, впрочем, неудивительно. Военные НИИ и КБ они будут тянуть до последнего, пока все не разворуют и не распродадут, а наши исследования, МОИ исследования они намеренно похоронят, сделают вид, что их никогда и не было. Как они, должно быть, рады сейчас тому, что мы успели произвести всего четыре прибора, из которых ни один уже не в состоянии выполнить свою функцию. Ты победил, жестокий мир джунглей! Торжествуй! Теперь больше никто не стоит уже на твоем пути. Захар Меркулов сдался и опустил руки…

Грудь сжимает от глухих рыданий. Как же я все-таки жалок. Задумал изменить мир! Тоже мне, выискался новый Наполеон, второй Раскольников! Только с их именами я теперь и могу ставить в один ряд свое недостойное имя. Вознесся до небес и в один миг рухнул на камни. Ты надеялся один пойти против всего мира? Возомнил себя супергероем из глупых американских комиксов? Получай же, Меркулов, за свою гордыню. И радуйся, что мир еще не успел понять, во что ты хотел его превратить, и не уничтожил тебя.

Справедливость… Ха! Кому она нужна, кроме тебя? Тебя же даже в родном НИИ высмеивали с твоими глупыми и наивными идеями. Все уже давно перестали верить в светлое будущее, одному тебе все хотелось переломить человеческую природу, как-то изменить ее, заставить всех понять, как хорошо было бы жить в мире абсолютного равенства и братства. Переслушал ленноновскую Imagine что ли… Сам же Леннон и не верил в возможность всего это. Он просто записал текст под красивую музыку, а ты уже чего-то нафантазировал себе…

Я сидел у стола, крутил в пальцах ручку, силясь придумать еще хоть фразу, чтобы прощальная записка не смотрелась так куце и нелепо. Чтобы те, кто прочтут ее, поняли, почему я так поступил, покачали головой, но не осудили. И как это сделать в коротенькой записке, не объясняя всей сути моих исследований? Приложить к ней свою кандидатскую диссертацию? Или тетрадь с набором формул? Перенаправить на бывшего начальника отдела? Вот только и он считал меня в некотором роде шутом, изысканий моих не одобрял, но раз государство не поскупилось выделить на наши разработки определенную сумму и готовилось оплатить испытания помимо России еще и в Бразилии, Индии и Великобритании, он делал вид, будто смотрит на меня с пиететом. А сам продолжал крутить пальцем у виска: развлекается дурачок, да и пусть. Лишь бы серьезной работе НИИ не мешал.

Впрочем, чего я так беспокоюсь, читать ее все равно будет некому. Разве что вот этому самому начальнику отдела. А он и задуматься о причинах моей смерти не пожелает. Пустил себе шут пулю в лоб, туда ему и дорога. Совсем на своих утопистских идеях помешался, немудрено и покончить с собой, когда в стране такое творится. Он мне так всегда и вещал с самым что ни на есть авторитетным видом:

– Семью тебе надо, Захарка, бабу хорошую, детей. По выходным на дачу. Шашлыки, огород, собака в будке. А диссертация никуда не убежит, успеешь еще написать ее. А то случись чего, и похоронить будет некому.

И как в воду глядел. Соседи, услышав выстрел, понабегут, конечно. Надо бы входную дверь отпереть, чтобы не взламывали, а то новым жильцам лишние хлопоты – кем бы они там ни были. Не хотелось доставлять людям лишнего неудобства, и без того им вряд ли понравится жить в квартире, где было совершено самоубийство. Кровь со стен отмывать опять же… Я поморщился и постучал ручкой по листку. В голову ничего не приходило.

Расследование проводить не будут, все очевидно: молодой подающий надежды ученый покончил с собой после того, как закрылся его НИИ вследствие распада Советского Союза и отмены госзаказа. Дело всей жизни пущено под откос, не смог найти себя в новом мире, вот и решил поставить в своей неудавшейся жизни точку. Семьи нет, любимой женщины нет, родственники – разве что дальние, давно забывшие о его существовании… Даже крест на могилу некому будет водрузить.