КАЗИС САЯ

ДЕРЕВЯННЫЕ БАШМАКИ

РАССКАЗЫ О ДЕТСТВЕ

30—40-е годы… Разными были они для юных граждан Советской страны и литовских ребятишек, у многих из которых по существу не было детства. Ведь в Литве до 1940 года господствовал буржуазный строй, существовала эксплуатация и, чтобы свести концы с концами, бедняки должны были трудиться от зари до зари. А первые послевоенные годы фактически явились первыми годами становления молодой Советской власти в республике.

Рос в одной из бедных крестьянских семей мальчик по имени Кази́с. Беспросветная нужда и болезни унесли в могилу двух его старших братьев, рано умерли родители, и в шесть лет мальчонка остался круглой сиротой. Старшего брата Аполина́раса отдали в сиротский приют, а Казю́каса взяли на воспитание родственники матери, жившие далеко от родных мест. Эти добрые люди, сами добывавшие хлеб насущный тяжелым трудом, разумеется, видели в Казисе прежде всего помощника, будущую опору в хозяйстве. Поэтому и «университеты» свои он проходил на пастбище, в поле, на базаре, где продавал деревянные башмаки — клу́мпы.

Жизнь юного подпаска, его горести и незаслуженные обиды, маленькие радости и надежды, которым суждено было сбыться только при Советской власти, — об этом взволнованные новеллы автобиографической книги К. Саи «Деревянные башмаки».

Судьба героя неизменно продолжает волновать всё новые поколения литовских читателей. Не случайно книга пользуется в республике широкой популярностью. Когда в 1980 году вышло ее дополненное издание, оказалось, что «Деревянные башмаки» литовские школьники любят читать больше всех остальных книг, и автору был вручен приз Общества книголюбов за самую популярную книгу 1981 года для юного читателя. Некоторые рассказы из сборника включены в школьные хрестоматии, часто транслируются по радио.

Впервые сборник вышел в 1958 году, когда К. Сая заканчивал Вильнюсский государственный педагогический институт. Это — его первая прозаическая книга. (В то время в республике с успехом шли три комедии молодого драматурга.) Интересна история появления рассказов. На втором курсе студент К. Сая вручил декану заявление, в котором просил разрешения написать вместо курсовой работы о литературе для детей хотя бы небольшую книжку рассказов. Декан согласился, и Казис стал писать о своем детстве.

Со времени первой публикации сборника «Деревянные башмаки» автор неоднократно возвращался к нему. Дополненный и переработанный сборник издан на литовском языке в 1980 году. С этого издания осуществлен настоящий перевод на русский язык.

Нетрудно представить, прочитав первые рассказы книги, что ждало горемычного сироту-подпаска в жизни. Но в 1940 году на литовской земле по воле народа была восстановлена Советская власть. Любознательный, тянущийся к книгам подросток получил возможность учиться…

По счастливой случайности книга «Деревянные башмаки» попала в руки к старшему брату К. Саи, вывезенному в годы войны фашистами в Германию, который впоследствии жил в Америке. Таким образом братья находят друг друга. И во время встречи, описанной в книге, и в своих письмах рабочий сталелитейной мастерской Аполинарас, которому в капиталистической стране не удалось найти работу по душе и призванию, с горечью признается, что если бы он жил в свободной Советской Литве, то смог бы получить, как и Казис, образование, многого добиться…

Жизнь и судьба героя рассказов «Деревянные башмаки» типична для целого поколения. Думается, эта книга заинтересует и юных читателей нашей необъятной страны. Вместе с сиротой-пастушонком они будут грустить и радоваться, станут участниками приключений, которые не придуманы писателем, а взяты из самой жизни.

Казис Сая — старый, добрый друг детей. Оттого его книги — и реалистические, как предлагаемая сейчас читателю, и те, в которых сказку трудно отличить от были, — так популярны не только в Литве. Повесть-сказка «Эй, прячьтесь!», увидевшая на русском языке свет в издательстве «Детская литература», переведена на 15 языков, а ее автор удостоен премии Комсомола Литвы.

РАССКАЖУ И Я СКАЗКУ

(Вместо пролога)

Давным-давно, уж и не упомню, какими судьбами занесло к нам в дом человека, который сказал, что он-то и есть самый настоящий Дед Мороз. Поначалу я не поверил: не было у деда ни бороды, ни подарков, да и звали его просто Ми́колас.

Долгими осенними вечерами Миколас, склонившись над коптилкой, выстругивал из дерева разных человеков и зверушек. Все это время умелец не брился, не стригся, а в середине зимы, обзаведясь довольно солидной бородой, сложил свои поделки в мешок, взял посох и ушел. Я прямо онемел от удивления и досады — ну почему я не поверил, что он взаправдашний Дед Мороз!

На прощанье он протянул мне деревянного человека с вершок, не больше, и с улыбкой сказал:

— На вот, утри-ка слезы да погляди. Узнаёшь, кто это?

Человечек и впрямь на кого-то смахивал: взъерошенный, курносый, щербатый… Уж не я ли это?..

К счастью, через некоторое время таинственный дедушка вернулся. Отдохнув с дороги, он побрился и снова стал дядей Миколасом. Вытащил из котомки какое-то диковинное корневище, корявое, шишковатое, и говорит:

— Я тут ведарас[1] принес. Хочешь попробовать?

Я повертел в руках, обнюхал странный корень — и в самом деле на колбасу похож.

— А что из него будет? — спросил я.

— Чем станет, тем и назовем, — ответил Миколас, и мне оставалось только ждать.

Три вечера подряд он скоблил-стругал этот корень и вот наконец я увидел, как в узловатых руках Миколаса, точно живой, заерзал маленький горбатый чертенок. Когда мастер стискивал его в ладони, тот, казалось, хватал ртом воздух, по-собачьи высунув язык, а когда Миколас трогал копытца, принимался хихикать и извиваться.

Пора было окрестить бесенка-невеличку, и Миколас, поразмыслив, дал ему имя — Нечистик.

— А откуда ты знаешь, дядя Миколас, что черт именно такой? — спросил я.

— Знаю, потому как своими глазами видел.

— Живого?

— Живого…

— Самого настоящего? Своими глазами видел?

— И видел, и говорил…

Поди знай — шутит он или правду говорит.

— А он тебе, дядя дедушка, ничего не сделал? — помолчав, спросил я и пристально уставился на него. А вдруг подловлю… Но тот, как нарочно, еще сильнее запыхтел трубкой, и глаза его скрылись в облачке дыма.

— Да разве ж такой утерпит… — ответил Миколас, надраивая наждаком чертика. — Отец-то мой кузнецом был… Кончился у нас однажды уголь, вот и послал меня батя к лесничему — хоть полмешка, говорит, принеси.

— А зачем же к лесничему?

— Видишь ли, для доброго угля дерево доброе требуется. А неподалеку от лесничего, на болоте, росла огромная береза — трем мужчинам ее разве что обхватить. Когда бы мимо ни прошел, все вздыхает дерево, все скрипит, а по ночам — сам видел — огоньки зеленые блуждают. Сказывали старики, сундук с деньгами под той березой зарыт. Давным-давно, почитай лет двести — триста тому назад, жил в этих местах некий Заяц-Капустинский. Злющий был барин и страшно богатый. А уж скареда — палкой у него из рук копейку не вышибешь. Говорят, закопал он на старости лет все свое золотишко под березой, заговорил его, а сам на ветке и повесился.

Ковырялись тут потом люди, искали. Я и сам пробовал покопать, да только не так-то просто заколдованный клад из земли вызволить. Говорят, сам нечистый на той березе поселился и те деньги стерег. Однако ж всему на свете бывает конец: как-то летом налетела гроза, водой корни подмыло, молния трах и свалила березу, как гриб. Лесничий ее там же порубил и на уголь пустил.