Лицо Сианона исказилось от ярости.

– Твоя ирония неуместна. И не начинай говорить о том, что его надо арестовать и судить. Тетерин с его бомбами является угрозой для всего мирового сообщества. Из-за него уже погибли сотни невинных людей. Подумай о пассажирах «конкорда». Сейчас счет жертвам может пойти уже не на сотни, а на тысячи.

– На борту Ту-144 тоже были невинные люди. Убийцу отца Тетерина французское правительство почти наверняка наградило.

– По-твоему, он имеет право на месть? Только кому? Пассажиры «конкорда» не имели никакого отношения к смерти его отца. Если ты и дальше продолжишь в таком духе, то скоро начнешь петь хвалу терроризму.

– Боже упаси, – отмахнулась я. – Просто я пытаюсь поставить себя на его место.

– Ты не можешь поставить себя на его место. Ты не он и никогда им не будешь. Лучше поставь себя на место людей, которых его бомба убьет.

– Ты совершенно прав, – вздохнула я. – Просто все это как-то грустно.

– А ты ожидала, что это будет весело? Что веселого в смерти? У каждого убийцы есть свои мотивы. Их можно понять, даже можно счесть их резонными, но рано или поздно надо становиться на чью-то сторону. Ты же пытаешься остаться сторонним наблюдателем, понять всех и в результате не делать ничего. Так не получится. Рано или поздно всегда приходится делать выбор.

– Не надо меня агитировать, – поморщилась я. – Я все прекрасно понимаю.

– Рад, что ты все понимаешь.

Сианон посмотрел на часы.

– Пора идти во дворец. Гости уже собираются.

Я дотронулась до его руки.

– Не злись. Я на твоей стороне.

Ляо повернулся ко мне. Выражение его лица смягчилось.

– Я знаю. Извини. Зря я втянул тебя в это.

– Ты тут ни при чем. Я сама себя в это втянула. Черт бы подрал мое проклятое любопытство.

– Именно поэтому я ненавижу женщин, – усмехнулся Сианон. – Они сами не знают, чего хотят.

– И еще писателей детективных романов, – напомнила я. – Меня утешает только то, что как бы плохо мужчины ни думали о женщинах, женщины думают о них еще хуже.

Руки полицейского скользнули к моим плечам молниеносно, как при выполнении боевого приема. Мое тело отреагировало автоматически, пытаясь блокировать его движения, но в следующее мгновение горячие губы Ляо уже накрыли мой рот. Он прижимал меня к себе с такой силой, что я не могла пошевелиться.

Испуг от его резкого движения на мгновение сменился изумлением, а потом меня затопила горячая волна эйфорических ощущений, идущих от его губ и отдающихся невыносимым жаром внизу живота. Позабыв обо всем на свете, я до боли целовала Сианона, чувствуя телом напряжение его мышц и железную хватку его пальцев.

Я так и не поняла, сколько времени мы целовались – минуту или целую вечность. Руки полицейского разжались, и мы, тяжело дыша, отодвинулись друг от друга.

– Нам надо идти, – внезапно охрипшим голосом произнес Сианон.

– В самом деле, – согласилась я.

– Я этого не хочу.

– Чего именно?

– Уходить отсюда.

Я вздохнула. Интересно, чего хочу я? В любом случае прием во дворце раджей Карангасема уже не так меня интересовал.

– Но тебя зовет чувство долга, – догадалась я.

– Не издевайся.

– Я не издеваюсь. Предлагаю компромиссный вариант: еще раз поцелуемся и пойдем во дворец.

На этот раз Сианон не спешил. Его поцелуй был долгим и нежным, как лепестки тропических цветов.

– Как ты это делаешь? – изумилась я.

– Что ты имеешь в виду?

– Где ты научился так целоваться?

– У нас на Бали свои секреты.

– Знаешь, мне все больше нравится на Бали.

– Значит, ты на моей стороне?

– Конечно, на твоей, – совсем немного слукавила я.

Вход во дворец для приглашенных на прием гостей оказался на противоположной от площади стороне, вероятно, для того, чтобы праздничная толпа не мешала прибывающим.

Я много читала о восточной роскоши, но даже отдаленно не представляла, с каким размахом живут потомки балийских раджей. Больше всего их дворец напоминал мне удачно адаптированные к современности сказки «Тысячи и одной ночи». На огромную, как олимпийский стадион, стоянку один за другим подъезжали роскошные автомобили. Традиционные индонезийские наряды мешались с длинными вечерними платьями и строгими мужскими костюмами.

С любопытством разглядывая туалеты индонезийской знати, я неожиданно почувствовала беспокойство, смутное ощущение опасности, которое, как мне казалось, я уже испытывала недавно. Когда-то давно, занимаясь боевыми искусствами, я училась спиной ощущать взгляд противника. В повседневной жизни я не использовала эту способность, лишь иногда для тренировки настраиваясь на восприятие кожей окружающего мира, но случалось, что хорошо знакомые техники срабатывали сами по себе и я начинала на расстоянии воспринимать чье-то невидимое присутствие, человека, который думал обо мне или, может быть, смотрел на меня.

– Подожди минутку, – сказала я Сианону.

– Куда ты?

– Я сейчас. Хочу кое-что посмотреть.

С типичным для туриста любопытством рассматривая архитектуру дворцовых сооружений, я двинулась в направлении, в котором меня подталкивали ощущения. Странное чувство становилось все сильнее. Казалось, меня тянет в сторону мощный невидимый магнит. Завернув за угол, я остановилась. На меня в упор смотрели зловещие черные глаза на широкоскулом смуглом лице.

Я сразу узнала его. Луксаман Сурьяди, отец девочки-феи. Мастер боевых искусств, сумевший вернуться из амока в мир людей.

– Здравствуйте, – сказала я. – Вы тоже пришли на праздник?

Луксаман кивнул головой, но выражение его лица было далеко не праздничным.

– Я знал, что ты умеешь чувствовать.

Сильный непривычный акцент заставлял внимательно вслушиваться в его английскую речь.

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

– Ты ведь почувствовала меня.

– Пожалуй, да.

– Можешь идти. Он ждет тебя.

– Кто ждет? Стив?

– Нет. Тот, с которым ты пришла. Будь осторожна с ним.

– Почему? Он хочет причинить мне вред?

– Просто будь осторожна.

– Хорошо.

Луксаман чуть заметно наклонил голову и, отвернувшись от меня, бесшумно растаял в наступающих сумерках.

– Где ты была? – недовольно поинтересовался Ляо.

– Да так, хотела кое-что посмотреть.

– Ты прямо как ребенок. Носишься туда-сюда.

Я погладила полицейского по руке.

– Не нервничай. Все будет хорошо.

– Я и не нервничаю.

– Конечно, ты не нервничаешь, – усмехнулась я. – Обожаю мужчин с железными нервами.

Как ни странно, несмотря на предупреждение, касающееся Сианона, встреча с Луксаманом удивительным образом успокоила меня. Интуитивно я понимала, что слова в нашем диалоге не имели особого значения. Зловещий мастер боевых искусств вынудил меня подойти к нему, чтобы передать мне что-то еще, помимо предупреждения.

Как всегда в случае внесловесной и внелогической передачи информации, характерной для восточных эзотерических учений, важно было не то, что он сказал, а, скорее, то, чего он не сказал. Луксаман передал мне какое-то странное чувство, которое я пока не хотела осмысливать и расшифровывать. Это чувство было связано с Сианоном и с тем, что должно было произойти. Ради собственного спокойствия я предпочла подавить его и загнать поглубже в подсознание. К черту всю эту мистику! Чему быть – того не миновать. Надо просто быть осторожной, и тогда все закончится хорошо. По крайней мере хотелось бы в это верить.

Два охранника у входа внимательно сверяли приглашения со списком гостей. Девушка в красно-золотом наряде с поклоном протянула нам программу праздника в розовом переплете, украшенном изображением башни княжеского дворца и стилизованным изображением Гаруды.

«Карья Агунг Малигиа» было написано в заголовке. В скобках приводился перевод: «Княжеское жертвоприношение очищения».