– А почему Малигиа? – спросила я Сианона. – Разве праздник называется не Балигиа?

– Балигиа – балийское слово. На бахаса Индонесиа – официальном языке Индонезии оно звучит как Малигиа.

– Так эти Карангасемы князья или раджи?

– Они потомки правивших на Бали раджей. Князья или принцы – это европейский эквивалент титула.

– Господин Сукиебуси! Рад приветствовать вас!

Нам широко улыбался полноватый усатый индонезиец в белых полотняных одеждах и белой шапочке, напоминающей надетую поперек головы пилотку с забавными улиточными рожками и массивной золотой кокардой, изображающей вездесущую Гаруду.

– Принц Барингли. А это моя подруга, Ирина Волкова, писательница, – представил нас Сианон.

– В самом деле? – расплылся в улыбке принц. – И что же вы пишете? Стихи? Прозу?

– Прозу, – ответила я.

– Замечательно. Это просто замечательно. А я вот в молодости стихами баловался.

Везет же мне на поэтов!

– Всегда мечтала писать стихи, – соврала я. – Но для этого у меня, к сожалению, не хватало таланта.

– Если хотите, я могу почитать вам кое-что из моих произведений. Разумеется, если это вам интересно.

– Это огромная честь для меня, – с легкой растерянностью произнесла я, пытаясь угадать, на каком языке творит потомок Карангасемов, хотя, если честно, для меня не имело особого значения, будет ли это бахаса Индонесиа или балийский диалект.

Принц цепко подхватил меня под локоть и, оторвав от Сианона, поволок куда-то в толпу гостей.

Я недоуменно посмотрела на полицейского. Ляо лукаво улыбнулся мне, подмигнул и исчез в толпе.

вдохновенно декламировал Барингли.

Я с удовлетворением отметила, что благодаря юношескому увлечению эзотерическими учениями без особой подготовки понимаю индонезийский язык. Мне были известны целых три слова: мокса, карма и дхарма. Этого было достаточно, чтобы сообразить, о чем идет речь.

– В этом стихотворении я напоминаю о том, что спасение, избавление, освобождение состоят в соединении с абсолютным божеством, обитающим в Ачинтийя Лока, – пояснил принц.

– Я об этом уже догадалась, – глубокомысленно кивнула я. – Сразу чувствуется, что у вас настоящий талант. Как великолепно подобрана рифма «карма – дхарма». Звучит даже лучше, чем исконно русские «розы-морозы».

– Мо-ро-зы, – по складам повторил Барингли. – А что это такое?

Интересно, как объяснить балийцу, что такое морозы?

– Это основная причина, по которой я сбежала на Бали из Москвы, – вздохнула я. – У вас во дворце есть морозильник?

– Разумеется, и не один.

– Так вот, жить в Москве еще хуже, чем в морозильнике. В морозильнике по крайней мере не дует ветер и никогда не идет снег.

– Кажется, я понял, – кивнул принц. – Очень вам сочувствую. Я бы предпочел умереть и попасть на пару веков в нирайя-ад, чем провести жизнь в морозильнике.

– Надеюсь, что в своем следующем воплощении я окажусь немного ближе к экватору, – заметила я.

Мы миновали колоннаду, какую-то арку и наконец оказались наедине в увешанной коврами овальной комнате, в центре которой стояла кровать под большим балдахином. Я с подозрением посмотрела сначала на нее, а потом на толстенького жизнерадостного принца.

Усы вороньими крылышками взлетели над обнажившимися в широкой улыбке крепкими белоснежными зубами.

– Вам что-нибудь нужно? Я в полном вашем распоряжении.

– Вообще-то я хотела бы отыскать господина Сукиебуси. Мы пришли вместе, и как-то неудобно оставлять его надолго одного.

– Боюсь, что это невозможно. Господин Сукиебуси занят. Нам тоже пора заняться делом.

Каким еще делом? Я снова с подозрением взглянула на кровать.

Ай да Ляо! Неужели он так меня подставил? Вот ведь негодяй! Я попыталась представить, что сделаю со лжеяпонцем, когда мы снова встретимся. По сравнению с этим зверства гестапо покажутся ему ласками райских гурий.

Видимо, зловещее выражение моего лица слегка обеспокоило потомка Карангасемов.

– Боюсь, вы меня не так поняли.

– Я тоже этого боюсь.

– Я просто хотел остаться с вами наедине. Я все знаю, – добавил он свистящим шепотом.

– Что вы знаете? – в тон ему поинтересовалась я.

– Все! – доверительно наклонился ко мне принц. – И я неимоверно признателен вам за то, что вы согласились помочь моей стране.

Так вот в чем дело! Кажется, я обнаружила источник финансирования Сианона. Что ж, это приятно – иметь в союзниках принца.

Я рассмеялась. Накопившееся за последние дни напряжение неожиданно отпустило меня. Веселый толстячок принц словно напомнил мне, что не стоит воспринимать жизнь слишком серьезно. В конце концов, не так уж и важно, кто в итоге получит электромагнитную бомбу. Если бы в моих силах было изменить этот мир, он не был бы таким, как сейчас, но, к сожалению, от меня почти ничего не зависит. Так стоит ли из-за этого расстраиваться? Я просто поучаствую в этом захватывающем спектакле и посмотрю, чем все закончится. Конечно, хотелось бы, чтобы все закончилось хорошо, но жизнь – не голливудский фильм. Надо быть готовой к любому финалу.

– Рада иметь вас союзником, – сказала я.

– Так вам что-нибудь надо?

Я задумалась.

– Пожалуй, фотоаппарат с мощным объективом.

– Фотоаппарат? – удивился Барингли. – Зачем?

– Потому что у меня близорукость, – вздохнула я. – Господин Сукиебуси хочет, чтобы я попробовала опознать кое-кого, а без очков, да еще на расстоянии, я даже лица не могу разглядеть.

На всякий случай я решила до поры до времени не упоминать настоящее имя Сианона.

Принц бросил на меня слегка растерянный взгляд и задумчиво почесал в затылке.

– А может быть, вам просто надеть очки? – вкрадчивым тоном психотерапевта предложил он.

– У меня нет очков. Я оставила их в Москве.

– Забыли?

– Просто я их не взяла. Не люблю носить очки.

– Логично, – кивнул Барингли. – А фотоаппарат вам зачем? Хотите заснять гостей, а потом рассматривать их фотографии? У нас на это просто нет времени.

– Фотоаппарат мне нужен вместо очков, – пояснила я. – Конечно, было бы удобнее воспользоваться театральным биноклем, но, если я начну разглядывать гостей в бинокль, это привлечет внимание, а на фотоаппарат никто и не посмотрит. Гости подумают, что я делаю репортаж для какой-либо газеты.

В глазах толстяка мелькнула тихая грусть. Я явно его разочаровала. Похоже, в душе он уже прощался с любимым островом. Не хватало еще, чтобы по моей вине принц вслед за Сианоном начал ненавидеть женщин и писателей детективных романов.

– Скажите, вы всегда такая? – поинтересовался принц.

– Какая?

– Н-ну…… в общем, не важно. Вопрос снимается.

– Камеры слежения! – неожиданно вдохновилась новой идеей я. – У вас во дворце наверняка есть система безопасности. По мониторам я смогу наблюдать за всеми людьми, перемещающимися по дворцу.

– Кажется, вы путаете мой дворец с Белым домом, – вздохнул Барингли. – Вы же на Бали. Это мирный спокойный остров. Здесь никому и в голову не придет набивать свой дом камерами слежения и мордоворотами из службы безопасности.

– А если кто-то решит устроить на вас покушение?

– Покушение? На меня? Зачем???

– Вопрос снимается, – вздохнула я.

– Это же Бали, – снова напомнил принц.

– Тогда остается только фотоаппарат, – пожала плечами я.

– У меня есть идея получше. Если вам нужно незаметно наблюдать за гостями, я могу это устроить. Видите ли, у меня во дворце есть потайные коридоры для наблюдения и, естественно, бинокли.

– Камер слежения нет, а потайные коридоры для наблюдения есть? – удивилась я.

– Камеры слежения нужны для обеспечения безопасности, – пояснил принц, – а потайные коридоры – несколько для других целей. На Бали жизнь размеренная и, должен признать, немного скучная, а в старину, когда у нас не было ни видео, ни телевизоров, было еще скучнее. Можно сказать, что наблюдение из потайных коридоров до некоторой степени заменяло нам телевизионные сериалы.