В тот чудный октябрьский день запоздалого бабьего лета я лениво сидела за компьютером, даже не подозревая, что за калиткой моего дома собирается толпа разъяренных людей, собирающихся меня линчевать.

Во избежание недоразумений хотелось бы сразу пояснить, что дело происходило не в Соединенных Штатах, да и за негритянку меня пока еще никто не принимал. Честно говоря, даже на мулатку я не тянула. Лишь однажды пьяный японец решил, что я персиянка, и мне так и не удалось его переубедить. В Европе меня иногда принимали за итальянку, испанку или француженку, но, и этим я горжусь, оригинальная идея линчевать меня возникла лишь у моего родного и горячо любимого русского народа.

Итак, я, русская писательница Ирина Волкова, радуясь сияющему за окном солнышку, лениво создавала очередной литературный шедевр, а за калиткой моего дома, как уже было упомянуто, собиралась вооруженная лопатами и вилами разъяренная толпа.

Мой уютный семикомнатный дом располагался в Москве, недалеко от метро «Юго-Западная», в чудом уцелевшем среди многоэтажек оазисе частных застроек, где после перестройки новые русские, члены правительства и мафиози принялись активно возводить свои роскошные особняки.

На момент факта линчевания особняки с высоченными заборами, охраной и камерами наружного наблюдения занимали лишь около четверти общего количества домов, примерно половина домов была более или менее приличная (мой дом относился именно к этой категории), а оставшаяся четверть была представлена жутковатыми покосившимися хатами, напоминавшими о русской деревне из фильмов о Великой Отечественной войне. В этих хатах, несмотря на все старания правительства и Центробанка, упорно и упрямо продолжал выживать многострадальный русский народ.

За кривыми прогнившими заборами квохтали куры, а по улицам, шарахаясь от «шестисотых» «мерседесов», «БМВ» и «кадиллаков», бродили стада тощих прожорливых коз. Иногда из-за загородки вырывался бойкий розовый кабанчик, а кое-кому пришло в голову даже откармливать бычка.

На эту плебейскую живность, лениво пощипывая травку около украшенных камерами слежения заборов, с высокомерным презрением взирали холеные пони новых русских.

Впрочем, пони к этой истории не имели никакого отношения. Причиной того, что возмущенные соседи возжаждали моей смерти, оказался наиболее вредный и бодливый козел с нашей улицы.

В тот самый момент, когда горланящая толпа односельчан уже готова была штурмовать запертые на замок ворота, как нельзя кстати появился возвращающийся с тренировки мой третий бывший муж, один из лучших специалистов России по боевым искусствам, в свое время тренировавший для КГБ иностранных разведчиков и диверсантов, а ныне разработавший систему рукопашного боя, внедряемую в подготовку Российской Армии, милиции и частных охранных структур.

Грудью прикрыв калитку, Саша попытался выяснить, что происходит. Народ, издавая воинственный клич «За козла ответишь!», потрясал дубьем и требовал мести и справедливости. С трудом, но Саше все же удалось выяснить, в чем было дело. История оказалась нетривиальной и вполне могла бы украсить собой третьесортный фильм ужасов.

Как выяснилось, хозяйка козла, подслеповатая и почти выжившая из ума восьмидесятилетняя бабка своими собственными глазами видела, как я открыла калитку и заманила в нее бесценного козла-производителя, и тут же громадная черная собака (мой любимый черный терьер Мелси) вцепилась козлу в горло и разорвала его. Я, схватив окровавленную тушу, быстро поволокла ее в дом и спрятала в шкаф.

Совершенно очумевшая от подобного зрелища козловладелица с оханьем и причитанием помчалась по соседям, рыдая и жалуясь на убийцу-собаку и бандитку-хозяйку. Сердобольные мужички, приняв по стаканчику, от чего их праведный гнев разгорелся еще сильнее, вооружились предметами садово-огородного инвентаря и дружно двинулись на штурм.

Сказать, что мой третий бывший муж удивился – это ничего не сказать. Во-первых, наша собака отличалась патологическим миролюбием. Следуя поговорке «Ласковый теленок двух маток сосет», она была не способна укусить даже крысу, не то что разорвать кому-то горло. Во-вторых, представить, что я, схватив в охапку грязного, вонючего и залитого кровью козла, протащила его по коврам и паркету и запихнула в шкаф, видимо, надеясь то ли полакомиться на ужин его мясом, то ли сшить дубленку из его шкуры, было еще более невероятно.

Впрочем, жители нашего квартала, бывало, откалывали номера и почище. После того как один из соседей клялся, что собственными глазами видел Сашу, улетающего в темное ночное небо через разбитое чердачное окно, мы вообще перестали чему-либо удивляться. Соседка слева обвиняла меня в том, что я магическим путем насылаю на Москву эпидемию холеры, пять местных колдунов утверждали, что необычайно сильные морозы в США, унесшие около двухсот человеческих жизней, были на Сашиной совести, и объявили нам магическую войну. Словом, как вы, наверное, уже поняли, соседи наши были милейшими и весьма неординарными личностями, и уж что-что, а скучать нам точно не приходилось.

Поскольку крушить спецназовскими приемами пылающую праведным гневом толпу было бы негуманно, – соседи все-таки, – Саша попытался разрешить конфликт дипломатическим путем, клятвенно уверяя собравшихся, что ни я, ни моя собака в силу нашего миролюбивого характера просто не способны на подобное преступление.

Не тут-то было. Бабка, впадая в истерику, визжала и божилась, что видела все это собственными глазами, мужики все больше входили в раж, требуя, чтобы им позволили войти в дом и обыскать все шкафы.

Несмотря на то что мы были в разводе, у нас сохранились очень теплые, дружеские отношения, и Саша твердо решил, что он не позволит подвергать мою и без того расшатанную российской действительностью нервную систему подобному испытанию. Зрелище десятка мужиков, крушащих мебель и переворачивающих все вверх дном в поисках окровавленной козлиной туши могло бы поставить меня на грань нервного срыва.

Мужички не сдавались. Саша, естественно, тоже не собирался отступать. Назревала весьма нежелательная рукопашная схватка. В этот критический момент в конце улицы появился племянник полоумной старухи, ведущий на веревочке упирающегося виновника исторического противостояния. Как оказалось, блудливое животное удрало в окрестный лесок, где пыталось заигрывать с чужой козой.

Мужики поворчали и разошлись, а старуха, даже не извинившись, нахаживая козла хворостиной, погнала его домой.

– Привет! – обрадовалась я, увидев входящего Сашу.

– Привет! – улыбнулся он. – Ты только не волнуйся, пожалуйста, но пару минут назад соседи собирались тебя линчевать. Мне с трудом удалось их остановить.

– Линчевать? – удивилась я. – Это что-то новое. Интересно, за что?

– За козла, – пояснил третий бывший муж и рассказал мне всю историю.

– С ума сойти, – сказала я, потрясенная до глубины души. – Такое может быть только в России. Вроде сижу спокойно дома, книжки пишу, никого не трогаю, а все равно линчевать хотят.

– Ты только не волнуйся, – повторил бывший муж.

– Я не волнуюсь, – вздохнула я. – Хотя, с другой стороны, если представить, что мы с невинной собачкой только что чудом избежали смерти, мне снова хочется отправиться в эмиграцию.

– Зато за границей скучно, – заметил Саша.

– Это точно, – согласилась я. – Никто тебя не линчует, колдуны с тобой не борются, маньяки под окнами не бродят, в полночь гуляешь по Испании, а тебя ни одна зараза не то что не ограбит, а даже не изнасилует! Только комплименты говорят, паразиты. Дикий народ. Никакого воображения!

Я попыталась снова засесть за компьютер, но, как ни старалась, не могла сосредоточиться на книге. Мое буйное писательское воображение разыгралось, и я представила, как соседи вламываются в дом и, круша все вокруг, обнаруживают окровавленные останки козла в платяном шкафу, среди вечерних платьев и изящных шелковых кофточек.

Бабка рыдает над трупом любимого животного, а нас с Мелси вершители правосудия волокут к растущему на нашем же участке развесистому дубу. Мелси жалобно скулит и подвывает, я, заламывая руки, умоляю простить меня и клянусь, что никогда в жизни больше не буду покушаться на чужих козлов, но мстители неумолимы. Петли, свисающие с дубовой ветки, уже обвились вокруг наших шей. Мы обменялись с Мелси прощальными взглядами. В карих глазах собачки застыла смертельная тоска…