Смерть с незапамятных времен поджидала человека за каждым углом, готовая нанести свой роковой удар в любое мгновенье. Беспощадная, быстрая, невидимая и неуловимая. Смерть не разбирает кто перед ней: нищий из трущоб или член королевской семьи. Не ощутивший солнечный свет младенец или повидавший жизнь старик. С другой стороны, страх перед смертью у людей, которые видели ее ежедневно или были окружены ореолом смерти, был не столь велик, как у современного человека; люди не чуждались Смерти, не дрожали перед ней, они не понаслышке Знали, что есть Смерть и «зачем» она. Смерть была повсюду и люди принимали это как должное. Культ смерти, который исповедовали такие люди, выражался в повышенном внимании к теме смерти и имеет психо — социальный феномен. Культ смерти часто наблюдается у различных народов и в различных эпохах, находя многогранное отражение в моде, ритуалах и традициях, искусстве и литературе, а также в архитектуре тех времён.
В политеистических религиях или мифологиях, в которых есть сложная система божеств, управляющих различными естественными явлениями и аспектами человеческой жизни, часто имеется божество, которому назначается функция осуществления контроля над смертью. Включение такого «ведомственного» божества смерти в пантеизме не обязательно. В богословии монотеистической религии один бог управляет и жизнью, и смертью. Однако практически это проявляется в различных ритуалах и традициях и изменяется согласно многим факторам, включая географию, политику, традиции и влияние других религий.
«Помни о смерти» — так обычно переводится знаменитое приветствие латинского выражения «Memento mori». А если точнее: «Помни, что ты смертен» или: «Помни, что придется умирать». В Древнем Риме эта фраза произносилась во время триумфального шествия римских полководцев, возвращающихся с победой. За спиной военачальника ставили раба, который был обязан периодически напоминать триумфатору, что несмотря на свою славу, тот остается смертным. В момент триумфа должен оставаться холодок недовольства собой, а значит военачальника ждут новые свершения, новые подвиги — идеальные условия для смерти. В Древнем Египте, на Юкатане, в Далмации (Хорватия), в Японии, в Индии, у норманнов, и это не полный список, считали так:
«Ты живешь, чтобы умереть. И умираешь, чтобы жить».
Во времена Римской империи у Сенеки в «Письмах к Луцилию» (26, 8; 26, 10) есть такое изречение:
«“Размышляй о смерти!” — Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж, наверное, вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража, и затворы? Выход ему всегда открыт! Есть лишь одна цепь, которая держит нас на привязи, — любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства избавиться, но убавить его силу нужно: тогда, если обстоятельства потребуют, нас ничего не удержит и не помешает нашей готовности немедля сделать то, что когда–нибудь все равно придется сделать».[94]
А Плиний Младший предлагает поэту Октавию Руфу помнить о смерти, дабы стараться обрести бессмертие в памяти потомков:
«Держи перед глазами [свою] смертность (Habe ante oculos mortalitatem); единственное, что вырвет тебя из ее власти, это твои стихи; все остальное, хрупкое и тленное, исчезает и гибнет, как сами люди».[95]
Геродот описывал египтян, которые на пиршествах обносят вокруг гостей изображение лежащего в гробу покойника, со словами:
«Смотри на него, пей и наслаждайся жизнью! После смерти ведь ты будешь таким!».[96]
С конца XVIII в. изречение «Memento mori» упоминается как формула приветствия и прощания монашеского ордена траппистов, основанного в 1664 г. [напр.: 10, p. 46]. Потом упоминались и другие монашеские ордена, построенные на началах крайнего аскетизма: камальдулов, картезианцев, паулинов и т. д. [13, s. 50].
На европейцев ритуальное самоубийство японцев производило сильное впечатление. Один из ярчайших представителей самурайской идеологии бусидо Ямамото Цунэтомо (1659–1719) буквально утверждал: «Путь самурая — это поиск смерти». Если будет выбор между жизнью и смертью, настоящий самурай всегда выберет смерть. Но в годах его жизни междоусобные войны прекратились, страна стала жить в мире, а самоубийство вассала вслед за смертью сюзерена было запрещено. Для Ямамото такая «изнеженность» служила доказательством ужасного упадка нравов. Самураи на глазах превращались из бесстрашных во–инов в квалифицированных управленцев, учителей, врачей. И только в конце 19 — начале 20 в. в Японию возвращается культ Смерти, в силу политических причин, и возрождают идеи Ямамото. Противник японца представлялся не столько мишенью, сколько средством для пестования духа. При такой настройке, когда главным жизненным актом являлась собственная смерть, соображения военной тактики и целесообразности отходили на второй план. Да, смерть летчика была для страны потерей, а потеря сына была для семьи трагедией, однако ни сами воины, ни командование не думали о том, что следует беречь жизнь. Японский воин середины ХХ века действительно походил на средневекового самурая. Землетрясения в Японии, Хорватии, Египте почти никогда не прекращались, и в этом смысле эти территории были ареной, где жители почти ежедневно тренировались в принятии смерти. С другой стороны, эти территории не изобилуют материальными ресурсами, а значит неимущих людей большинство, а такие люди в гораздо меньшей степени, нежели имущие, цепляются за жизнь.
Именно разрушителей стали считать созидателями. Мерилом человека становилась не жизнь, а смерть. Погибшего уважали больше живого. Награждать живых героев и повышать их в звании принято не было. На внеочередное повышение в чине могли рассчитывать только погибшие. Правильная смерть — это триумф, победа духа над плотью. Важно, чтобы ты сделал все, что в твоих силах. Кто в реальности победил на поле боя — имеет второстепенное значение.
Проводники смерти подавали пример, как следует встречаться со смертью: отказавшись от всего человеческого и цивилизованного в своей природе. Одержав победу в схватке с самим собой, человек становился «сверхчеловеком», «ратным божеством». Встречу останков воина, погибшего на поле боя, называли «безмолвным триумфом». Таким образом, когда у различных народностей формировался образ павших героев, можно наблюдать попытку актуализации мифа. Народ сам выступал в качестве творцов и персонажей мифа, в котором смерть преодолевается и имеет обратимый характер, в котором не существует ни прошлого, ни настоящего. Война была механизмом по трансформации людей не только в «обычных» героев, но и в богов. Кто же эти «сверхлюди» — проводники, кто является владельцем культа Смерти рассмотрим на примере хорватской экспедиции. Экспедиция по островам Хорватии положила начало весьма нетривиальной гипотезе о системе передачи особого знания и о феномене Рыцарей культа Смерти.
Сверхлюди, обладавшие особыми знаниями и умениями, неоднократно изменяли облик мир. Зачем и, главное, как им это удалось? Не просто знания, а наука о власти — фундамент феномена Рыцарей культа Смерти. Разнообразные инструменты политического влияния, социальные и военные технологии — рычаги для захвата и контроля власти.
Для представителей славянского мира с точки зрения восприятия, пожалуй, привычнее понятие «культ Предков» чем «культ Смерти». Его можно назвать и «семейной религией» поскольку пантеон богов у славян — это пантеон родственников. Славяне считали богов, которым они поклонялись, своими родственниками. Физическая репрезентация пантеона богов, выраженная в конкретных фигурах, изваяниях, изображениях, архитектуре составляет некий мемориал.
