– Нет, Гена, не бил!
А ты, птенчик?
– Чирк! Чирк! Нет, Генка!
Зайчик не бил.
Птенчик не бил.
Кто же тогда бил кирпичиком мальчика?
Взгляни на картинку. Как ты думаешь, кто убил мальчика?
Сладкая водочка
А к Светке папа приехал! Папка приехал, любименький, родной, хороший. Он Светке конфетки привёз. Для мамы – панаму. А ещё – водочку себе на вечерок. Вот уложит он Светку, уложит маму, а сам водочкой полакомится. И мама даже не против, потому что папа редко бывает.
Водочка, водочка,
Сахарная водочка,
Сладкая водочка,
Спи, моя селёдочка.
Это папа Свете песенку поёт. Света глазки закрывает и сладко засыпает.
* * *
Вот она спит и спит, и спит.
А телевизор бормочет, шипит.
Пьёт папа водочку. И тоже бормочет что-то.
Спит мама, спит Света.
Тихо, хорошо, тепло.
Наконец-то они все вместе.
Вдруг слышит Света – музыка рядом включилась громко.
Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…
Проснулась Света, смотрит – а это папа танцует. Он с мамой танцует, обнимает маму. А на маме – панама.
Ох и папка! Весёлый папка-шутник.
Хотя мама не очень довольна.
Она говорит:
– Серёж, ну, хватит. Ну, прекращай, Светку разбудишь…
– Да ладно, ладно тебе, – шепчет папа маме на ухо. – Ну, давай, ну, давай…
– Ну, нет, Серёж, нет, – говорит мама. Она музыку выключает, свет выключает, панаму с себя снимает и спать уходит.
И Света тоже засыпает.
И вот она спит, спит, спит… И видит во сне папку. Как они в июне все вместе в парк ездили. Папа Свете петушка купил и катал на высоком колесе до неба. А мама внизу стояла, рукой махала.
И вот во сне Света с папой в колесе по небу плывут. А внутри у Светы тепло-тепло, радостно. И облака рядом с ними, и птицы летят. Солнце сияет, небо синее. И папа улыбается Свете.
И вдруг на самой высоте папа больше не улыбается. Он встаёт и из кабинки выходит. И все звуки вокруг пропадают. Смотрит Света на дверь кабинки и выглянуть вниз боится. Только слышит вдруг, как папа плачет внизу.
– Ох… Ох… Ох… Ой-ой-ой…
Наверное, папе больно, он из кабинки на землю упал.
Жалко папу.
Проснулась Света и слышит, как папа в тишине плачет.
– Ох… Ох… Ох… Ой-ой-ой…
А мама из темноты папу зовёт устало.
– Серёж, ну, хватит. Ну, прекращай, Светку разбудишь.
Но папа всё плачет и плачет.
Обидела его мама чем-то.
Жалко Свете папу.
Но вот папа затихает, и Света засыпает.
И вот она спит, и спит, и спит…
И с ней во сне говорит папа.
– Это всё водочка, Света… Всё она, она виновата… Папке бывает так горько. И водочка горькая. Но когда её выпьешь – то сладко становится. Ах, как сладко становится, Светочка…
А потом папа уходит, но дверь закрыта.
Тогда папа кулаком в дверь стучать стал вот так:
Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук!
Открыла Света глазки.
Смотрит – а это папа не в дверь стучит, а маму за волосы держит и головой по полу бьёт. А мамочку и не узнать вовсе. Всё лицо у неё в крови, а глаза открыты, но только не смотрят никуда. И не движется мама.
Светка глазки зажмурила и лежит, не двигается.
Наверное, это просто сон!
Наверное, это просто сон!
Наверное, это просто сон!
Лежит Света с закрытыми глазами, шелохнуться боится.
И вдруг пропали все звуки.
И только папин голос из тишины доносится:
– Света… Света… Светочка… Ты спишь?
У папы голос нежный, добрый голос.
Но не открывает Света глазки. Лежит, притворилась, что спит.
– Света… Светочка. Ты ведь не спишь. Ведь не спишь, да, Света?
Но лежит Света с закрытыми глазками. Наверное, это просто сон.
– Открой глазки, солнышко… – говорит папа. – Открой глазки, зайчик.
Открыла Света глазки. Смотрит, а папа сидит рядом с мамой и улыбается Светке.
– Иди сюда, милая, иди сюда.
Подходит Света к папочке, садится рядом. А папа водочку достаёт и в стаканчик наливает.
– Пей, Света. Тебе слаще станет.
Понюхала Света – горько!
– Пей, Света, пей. Сладко. Сладко.
Выпила Света!
Ай! Как больно горлышку! Как же горько!
Даже плакать Свете захотелось.
Но вдруг внутри так тепло-тепло стало.
Как летом, тогда, в колесе, на небе.
И солнце светит, и небо синее, и птицы летят, и улыбается папа Свете.
А мама лежит на полу в панаме.
Наконец-то они все вместе.
Водочка, водочка,
Сахарная водочка,
Сладкая водочка,
Спи, моя селёдочка.
Палыч и пень
Жили два старика на московской окраине. Одного звали Палыч, второго – Пень. Днём ругались с кем ни попадя, а вечером телик смотрели. И никто их не слушал, никто не любил. Вот как-то взяли они корзины, сели на электричку и отправились в лес за грибами. Грибов в ту осень было много, и скоро старики заблудились. Идёт Пень и кричит:
– Пааалыыч!
А где-то рядом бродит Палыч и орёт что есть мочи:
– Пееень!
Вот выходит Палыч на опушку. А там посреди – гробик стоит. Подошёл Палыч к самому гробику, ан крышка падает, и из гробика голос доносится:
– Палыч, ложись… Палыч, ложись…
И так сладко зовёт его голос, что Палыч взял да и лёг. А крышка возьми да и закройся. Испугался Палыч, начал стучаться. Да только без толку всё. Постучал, постучал, устал и заснул.
В ту пору на опушку Пень вышел. Видит – гробик стоит. Подошёл он к гробику, по крышке – стук-постук.
– Эй, кто в гробике лежит? Кто в невысоком лежит?
А гробик сбрасывает с себя крышку и отвечает:
– Ешь, Пень!.. Ешь, Пень!..
А в гробике Палыч лежит. Крепко заснул и ничего не слышит. Сел Пень на пенёк рядом с гробиком. Достал из кармана ножик. Отрезал руку, отрезал ногу. Так понемногу и съел Палыча.
Пришёл домой, телик включил, спать лёг. А Палыч – знай урчит у него в животе, спать не даёт. А чего урчит – Пень и понять не может. Крутился Пень и так и эдак. Не выходит из него Палыч, лишь сильней урчит и бурчит. Разозлился Пень. Пошёл на кухню, слабительное выпил. Палыч из него и вышел. Вернулся Пень к себе – и заснул мёртвым сном.
