Охренеть. И всё это так запросто, что невольно начинаешь чувствовать себя занудой-переростком, и язык прилипает к нёбу, не смея отказать. Зажмурилась.

– Нет, Лен!

– Но почему?!

– Я… Я не могу! Мне… Мне даже идти не в чем!

– Тоже проблему нашла! – тут же оживилась Ленка. – Я принесу тебе шмотья! И можешь даже себе его оставить! Чего тебе? Лосины, кофточку?

Сердце сжалось, словно я собралась прыгнуть в бездну. А с другой стороны… Ну, баня, ну, ещё один минет. Зато на сэкономленные бабки можно будет сапоги купить. Итого, получится, два минета за сапоги. Капец, Кобыркова, мать права – ты шалава. Но кто не в теме вечной проблемы с обувью, тот и масштабов подвига никогда не поймёт.

– Мне джинсы нужны и кроссовки.

– Джинсы без проблем, фирмовые! Они, правда, ношеные, но сейчас даже модно с потёртостями. А вот с кроссами ты загнула, конечно! У меня вьетнамских нету, только Найки! Тебе за них знаешь, сколько сосать придётся? – она рассмеялась. – Давай ты с обувью сама разберёшься, а я тебе трусики красивые и водолазку принесу, м? И лифчик есть ненужный!

– Мне твой лифчик только на нос.

– Ну и ладно. Многим мужикам даже нравится, когда бабы без лифана, тем более с твоими сиськами вообще грех прятаться!

Мы вышли из аварийного нежилого корпуса общаги, куда все кому не лень бегали по нужде: кто по маленькой, кто по большой, кто потрахаться, кто закинуться дурью… Мы же с Ленкой ходили туда курить и спокойно болтать.

Дело в том, что её семья была «голубой крови»: отец – бывший военный, мать – кто-то там из верхов образования. Ленка с раннего детства как сыр в масле каталась. Правда в школе страшно тупила, поэтому неудивительно, что завалила экзамены в Московский институт экономики. Хотя, может, она рассчитывала, что папаня даст кому надо на лапу, и всё получится само собой? Вот только тот сказал, что раз не прошла конкурс – значит, тупица, а таким не место в вузе, и заставил идти в торгово-экономический техникум нашего Муходрищенска. Начинать, так сказать, взбираться по карьерной лестнице с низов.

Ленка ненавидела отца за это, но факт оставался фактом: раньше мы с ней учились в одном классе, а теперь в одной группе технаря – на экономистов. Собственно, подруженция и здесь не блистала и с первых же дней снова подсела на списывание. А я, хотя и жила в убогой общаге и с малолетства входила в круг запрещённых к общению детей, но с мозгами дружила всегда. И точно поступила бы в институт, вот только в нашем городе экономического не было, а ехать куда-то – это сколько ж денег надо! Я и так до последнего надеялась, что бабушка поможет, протянула время до одиннадцатого класса. Но не срослось. Ладно, чего уж там… В итоге решила окончить техникум, устроиться по специальности, подзаработать и потом уж замахнуться на «вышку». Но речь не обо мне – о Ленке.

Короче, с детства предполагалось, видимо, что она тоже вырастет голубой крови, если будет играть на пианино, заниматься балетом и дружить только с хорошими детками. Уж в какой момент её родители недоглядели – не понятно, но трахаться она начала лет с четырнадцати. И чем старше становилась, тем отчаяннее были её выходки. Но даже став совершеннолетней, она так и не получила право самой выбирать себе друзей. Ну не бред? Иногда мне казалось, что родители её не недоглядели, а тупо перегнули со своим благородным воспитанием и что-то сломали в дочери.

На улице зябко моросил дождь. Мы с Ленкой без лишних слов разошлись каждая в свою сторону, но когда она уже заходила за угол, я вдруг вспомнила:

– Ле-е-ен! Лен, так я ж не могу в субботу! У меня важное дело… ну, я тебе говорила, помнишь?

Она скривилась:

– Не делай мне мозг, Кобыряка! Если не хочешь, чтобы весь район узнал, что ты, – помахала кулаком возле лица, тыча языком в щёку, – надо прийти. Уговор дороже денег – закон успешного бизнеса!

К четвергу я смирилась с мыслью, что продинамив Дениса в субботу, могу забыть о нём навсегда, и даже поняла, что это и к лучшему. От воспоминаний о той ночи в клубе до сих пор сосало под ложечкой – и правда, где были мои мозги? Взять хотя бы того мужика с отбивной на роже… Да и Ленкин дельный совет найти состоятельного любовника имел один огромный, прямо-таки гигантский недостаток – я не могла переступить через себя и свой дурацкий страх. Или стыд?

Казалось бы, с того случая, когда меня едва не изнасиловал сосед из шестой комнаты прошло уже пять лет – пора бы забыть. К тому же, ну не изнасиловал же! Испугал – да. Опозорил на всю общагу – да. Хотя… кто сказал, что опозорил? Мать?

О, она не упускала возможность попрекнуть меня тем случаем! При каждом скандале напоминала, что я, малолетняя шалава, сама во всём виновата. «Сучка не захочет – кобель не вскочит» – так и говорила. А что могла сказать в ответ тринадцатилетняя девчонка? Я была уверена, что она права. Откуда мне было знать, что у неё просто есть причины не ссориться с матерью того урода?

И хотя с годами я всё больше понимала, что моей вины в том случае не было, к середине девятого класса стала встречаться с пацаном из одиннадцатого, а к середине десятого – и вовсе, впервые дотронулась до его члена… но переступить ту самую грань не могла. И если бы не полторы бутылки шампанского – то и минета за клубом не случилось бы. Ну и какая, нафиг, из меня любовница для состоятельного мужика, ну?

Вечером, по дороге с тренировки ко мне зашёл Лёшка. Мать, по обыкновению выпив после работы, теперь храпела как боров и сквозь сон громко икала, поэтому в комнату я его не пустила. Мы, не включая свет, закрылись на кухне, встали у окна. На плите что-то кипело, воздух душный, окна запотевшие. Едва слышно шуршал по подоконнику дождик.

Лёха, мокрый и взъерошенный, как воробей, рассказывал какую-то ерунду о своих вечных соревнованиях, а я смотрела на его крепкий силуэт и думала о том, что Ленка, пожалуй, права. Ну сколько ещё он будет ходить за мной? Пока не найдётся какая-нибудь девка попроще. Или стерва, типа той же Ленки, которая даст ему из простого любопытства.

– Лёш, как ты думаешь, девственность, это вообще важно?

Он осёкся на полуслове, не понимающе мотнул головой.

– Что?

– Ну, как думаешь, это нормально для девушки – заниматься сексом до свадьбы? Не становится она после этого, ну как сказать… шалавой?

Лёшка положил руку мне на талию, потянул к себе.

– Да нормально. Если отношения серьёзные, конечно. А что?

– Да просто…

Его руки слегка дрожали. Вот как так – спортсмен, борец, а девчонку боится? Или это возбуждение? Замешкавшись на мгновенье, опустила руку вниз. Ну да, возбуждение. Потёрла упругий бугор ладонью, прислушиваясь к тому, как в одно мгновенье сбилось Лёшкино дыхание. Шепнула:

– Помоги…

Поняв с первого раза, Лёшка легонько подсадил меня на подоконник. Окна, как и во всех общагах барачного типа, были низкие, подоконники узкие, так что сидеть пришлось практически на копчике, да ещё и прижиматься спиной к холодному мокрому стеклу. Я развела колени, обхватывая ими Лёху, и он, жарко обняв, прильнул к моим губам. Я ответила. Целовался он хорошо, мне всегда нравилось. Но теперь… Мне вдруг остро не хватило никотиновой терпкости и наглости губ Дениса.

Так. Какого хрена, вообще?! Выкинуть и забыть!

– Ну, если нормально, тогда давай.

– Ты… – обалдел Лёшка, – ты серьёзно?

– Да давай уже, Савченко! Пока я не передумала!

– Здесь?!

– Угу.

– Но у меня даже презика нету…

Я стукнулась затылком в стекло, зажмурилась, сдерживаясь, чтобы не послать его сходу куда подальше.

– Короче, считаю до трёх. Не хочешь – не надо!

И в этот момент вспыхнул свет. Лёшка метнулся в сторону, я соскользнула с подоконника, одёрнула халат. Дверь открылась, и в неё спиной вперёд ввалилась тётя Зина из шестой комнаты, мать того самого урода, который чуть не изнасиловал меня пять лет назад. Соседка повернулась и едва не выронила из рук огромную бутыль с сивухой.