Такое же положение складывалось и на Руси. Знатные вельможи носили закрытые кафтаны с разноцветной вышивкой, из дорогих материалов шились плащи, которые скреплялись большой золотой или серебряной пряжкой с драгоценными камнями. Не отставали от мужчин и женщины. Появившиеся в XIV веке в женском гардеробе сарафаны в богатых семьях шились из восточных тканей, с которыми Россия только познакомилась, — парчи, атласа, тафты. Кокошники и кички украшались жемчугами.

В принципе те же формы одежды бытовали у других слоев населения с той только разницей, что шила ее беднота из холста и сермяги. Введенный Петром I европейский костюм несколько потеснил народный, однако коснулось это лишь зажиточных слоев русского общества. Народные массы остались, несмотря ни на что, верными привычной одежде, традиции которой переходили из века в век.

Пожалуй, впервые улица продиктовала моду дворцам во время Великой Французской революции. Ведь именно к этому периоду относится появление мужских панталон. Панталоны во время революции были своеобразной формой членов клуба якобинцев (до этого их носили лишь крестьяне и моряки). Якобинцы надели панталоны, чтобы отличаться от аристократов, носивших в то время короткие штаны — кюлоты. Прошло 15–20 лет (темпы моды тогда были несколько замедленными), и весь мир признал удобство и функциональность брюк.

Великая Французская революция! На весь мир звучал призыв к Свободе, Равенству, Братству. Вдохновленный примером демократов древности, стараясь перенести в сегодняшний день не только идеи демократии, строгость нравов, но и эстетические идеалы, Конвент заказывает Жаку Луи Давиду костюмы для граждан республики. К сожалению, они получились у художника слишком театральными и в быт парижан не вошли. Однако идеи эти окончательно не были забыты, и через некоторое время античность вновь стала популярна.

В период Директории на улицах и бульварах французской столицы можно было встретить людей, одетых в костюмы античных героев. Мужчины надевали короткую, до колен, тунику, плащ и сандалии. Конечно, от них не могли отстать и женщины. Туника стала и у них самой популярной одеждой. Кстати, женщины оказались и более последовательными, потому что с наступлением холодов мужчины вернулись к обычному теплому костюму.

Вообще, надо отметить, что для этого времени было характерно необыкновенное смешение стилей и направлений: от «прически жертвы» — ее носили родственники погибших на гильотине — до прически «собачьи уши», которая состояла из массы длинных неровно остриженных волос, закрывавших большую часть лица.

После 1789 года буржуазия приняла от аристократии эстафету парижской элегантности. Расширение клиентуры немедленно вызвало и увеличение цеха портных-кутюрье, которые постепенно сумели захватить власть над умами парижан и парижанок. Если раньше портные только выполняли заказы своих клиентов, то теперь они рисковали навязывать им свои предложения, которые скорее подчинялись требованиям морали того времени, чем истинному предназначению одежды. Классовая элегантность — воплощение бесполезности и искусственности — царила до начала нашего века.

С расширением круга потребителей появилась необходимость и в специализированной одежде: для работы, отдыха, праздника, спорта, путешествий. Возникла новая концепция одежды, когда женщинам предоставлялась свобода выбора. Мода вполне удовлетворяла спрос, и хотя подчас она шла окольными путями, но все-таки двигалась вперед и вперед.

Но вот на сцене появился английский костюм — одно из революционных нововведений того времени. Островное положение Англии, сам колонизаторский стиль эпохи, частые путешествия, образ жизни буржуазии, стоящей у власти, занятия спортом — все это требовало нового, удобного практичного костюма. Англия была куда демократичней соседней Франции, а главное — представители ее правящего класса были куда практичнее. Даже дворяне занимались наживанием денег.

Мода в Англии в XVIII столетии развивалась весьма энергично. Надо отметить, что первоначально английский стиль был принят во Франции в штыки. Редингот был объявлен попутчиком распущенных нравов. Но, несмотря на все споры вокруг предложений английских портных, через некоторое время французское недоверие к британской моде сменилось полной англоманией. Французский коньяк стали заменять шотландским виски, парижские кабриолеты сменили лондонские экипажи. По улицам стало модно гулять не с пуделями, а с бульдогами. Французы даже перестали грассировать, и, наконец, весь Париж оделся в рединготы.

Английская мода была усвоена настолько стремительно и настолько безоговорочно, что иностранцу, считавшему Париж законодателем мод, вполне естественно казалось, что все эти новые явления — изобретения ветреных французов.

Девятнадцатое столетие. Мощный технический прогресс, изменение социального состава общества, резкое увеличение населения городов создают условия для завершения процесса формирования единого европейского городского костюма. Он все больше утрачивает черты местного и национального своеобразия. Развитие моды идет очень интенсивно, но затрагивает в основном женскую одежду.

Многие в то время были буквально шокированы столь частой, по их мнению, сменой вкусов. Так, например, русский журнал «Библиотека театра и искусства» писал:

«Лишь одно в XIX веке не встречается Особенно часто: это, чтобы какая-нибудь мода, будь то в живописи или в домашней обстановке, в одежде или настроении, забыла все остальные моды и надолго бы всех захватила. Теперь времена эклектизма. Мода то и дело приходит и уходит. И до самого конца этого века царит необузданная радость по поводу чего-то своего собственного, по отсутствию традиций (разумеется, только кажущемуся), тиранически загоняется все немодное, все историческое в самую заднюю каморку дома или мозгового аппарата, и неустойчивое племя переходной эпохи беспрестанно мечется между барокко и цапфштилем, между идеализмом и романтизмом, между французоманией, эллинизмом и англоманией. Неужели этой пестрой моде суждено длиться и впредь, и к старым модам присоединится еще одна новая — мода современности, стиль юности? Модой становится все жизнеспособное, и этим можно пока утешиться; лишь то, что не носит в себе никакого зародыша силы, не привлечет к себе последователей, не пробьется».

В то же время подобная вакханалия в женской моде, казалось, совершенно не затронула костюм «сильной половины» человечества. Наоборот, он все больше стабилизировался и становился консервативным. Мужчины решительно отказывались от пестроты и украшений.

Именно в прошлом веке возник практичный будничный пиджак, очень похожий на теперешний. С тех пор, меняя только названия, он остается основным элементом мужской одежды. Понемногу и жилет становится все менее пестрым и ярким, и единственным красочным пятном остается галстук.

Цветовая гамма тоже была весьма скудной, приглушенной и состояла из черных, серых, коричневых и синих тонов. Простота и непритязательность стали основными принципами одежды мужчин.

Начало нашего века вызвало появление стиля модерн. В моду вошли экстравагантные одежды из бархата, тафты, шифона. Снова женщины укладывают волосы в высокие прически. Огромные шляпы, щедро украшенные страусовыми перьями, искусственными цветами и чучелами птиц. Боа из лебяжьего пуха. Роскошные палантины и шифоновые шарфы, прикрывающие обнаженные плечи.

Эпоха декаданса принесла с собой новые, изощренные формы, изысканность и утонченность, вычурность и нарочитое пренебрежение к заботам и тревогам своего времени.

Один из исследователей моды В. Фред в своей работе «Психология моды» в 1907 году так описывал бытовавшие в буржуазном обществе идеалы: «…Не прошло и двух лет, как в Германии и Австрии впервые заговорили о прерафаэлитах; несколько человек там и сям в стихах и живописи создали себе идеал нежной, нетронутой, подобной цветку женщины. С любовью и проникновенностью создавался из этих стремлений образ, противоположный женщине по призванию и женщине-матери. Болезненные черты уже заранее предназначались такой хрупкой чудесной красоте, хоть робкой, бледной и бесплодной; сладкий аромат редчайших цветов, вроде томных орхидей, длинные драпирующиеся одежды, тихий голос, неведомая грусть перед грядущим несчастьем, смутное сознание долга, отречение от мира, — вот элементы этой красоты».