Лисянскому было разрешено самому выбрать себе помощников, и он взял на «Неву» двух лейтенантов — Павла Арбузова и Петра Повалишина.
Матросов Крузенштерн выбирал с особенной осторожностью. Первое его условие заключалось в том, чтобы матрос ехал добровольно. В те времена русские матросы были крепостные и посылались на корабли большей частью против своего желания. Крузенштерн знал, что такие матросы для трудного и долгого плавания не годятся. Он брал только желающих и даже назначил им жалованье, случай в России совсем небывалый, — сто двадцать рублей в год. Желающих оказалось очень много. Их всех осмотрел доктор Эспенберг, судовой врач «Надежды», и выбрал только самых здоровых.
Ученые Горнер, Тилезиус и Лангсдорф тоже приехали уже в Кронштадт. 10 июня 1803 года корабли начали торопливо грузить. Это было дело нелегкое и требовавшее немало времени: кроме запаса провизии на три года, нужно было еще взять с собой товары Российско-Американской компании и подарки для японского императора. Провизия состояла из нескольких тысяч бочек солонины и сухарей. Все остальное, необходимое для прокормления команды, Крузенштерн собирался покупать в разных портах по дороге. На Камчатку и на Аляску Российско-Американская компания отправляла с Крузенштерном шесть тысяч пудов железа, спирт, ружья, порох и много других вещей. Все это к 6 июля было погружено в трюмы. Корабли могли бы уже выйти в море, но не хватало подарков, японцев и посла.
Посол Резанов прибыл со свитой только 20 июля. Он привез с собой подарки — огромные драгоценные зеркала в золотых рамах. Зеркала эти нужно было поместить на «Надежде» с большой осторожностью, чтобы они не разбились и не испортились в пути.
Посла сопровождала свита. Состояла она, как написано было в постановлении коллегии иностранных дел, из «благовоспитанных молодых людей». Вот их имена: майор Фредерици, надворный советник Фос, художник Степан Курляндцев, доктор медицины Бринкин и гвардии поручик граф Федор Иванович Толстой.
Все были очень озадачены, узнав, что молодого графа Федора Толстого причислили к «благовоспитанным людям». Он был, пожалуй, самым неблаговоспитанным молодым человеком во всем Петербурге. Задира, скандалист, пьяница и картежник, граф Федор Толстой знаменит был тем, что очень часто дрался на дуэлях. Стоя под дулом пистолета, он проявлял необыкновенную храбрость. Он славился как отличный стрелок и стрелял в своих противников без всякого сожаления.
Кроме доктора Бринкина и художника Курляндцева, всем этим «благовоспитанным молодым людям» на корабле было нечего делать. Всех их вместе с сундуками и денщиками нужно было разместить по лучшим каютам. Крузенштерну, конечно, совсем не нравилось иметь на корабле столько бесполезных пассажиров, но приходилось подчиняться. Он еще надеялся, что хоть японцы не приедут из Иркутска.
Однако через несколько суток курьеры, загнав по пути немало лошадей, примчали в Петербург пятерых японцев. Их перевезли в Кронштадт и поместили на «Надежде» в одной каюте.
Наконец все готово. Ждать уже больше нечего. На «Надежде» находилось шестьдесят пять человек, на «Неве» — пятьдесят четыре. Можно трогаться в путь.
Подул легкий ветерок с востока. Оба корабля медленно вышли в море.
Было это 7 августа 1803 года.
В Тихий океан
Вокруг мыса Горн
На знакомом пути до Англии оба корабля встретила сильная буря. Это было как бы испытание, посланное в самом начале путешествия, — испытание, которое и корабли и люди вынесли с честью. Достигнув Англии, они зашли в маленький порт Фалмут.
6 октября оба корабля покинули Фалмут, вышли в Атлантический океан и направились к югу. Несмотря на то что надвигалась осень, с каждым днем становилось теплее.
19-го увидели огромную остроконечную гору, подымавшуюся, как казалось, прямо из вод океана. На вершине ее сверкали полосы снега. Не верилось, что там может быть снег, потому что моряков мучила жара и они давно уже работали в одних рубашках.
Это был Тенерифский пик.
Вечером того же дня «Надежда» и «Нева» вошли в гавань городка Санта-Крус — столицу острова Тенериф и всех Канарских островов. Это был маленький сонный испанский городок с белыми домиками и плохо вымощенными узкими улицами, полный пьяных монахов, оборванных нищих, ослов, коз, свиней.
Вот что Крузенштерн записал в своем дневнике о Санта-Крусе:
«Всеобщая бедность народа и толпы тучных монахов, шатающихся ночью по улицам, возбуждают отвращение. Нищие обоего пола и всех возрастов, покрытые рубищами и носящие на себе знаки всех болезней, наполняют улицы вместе с монахами.
Инквизиция господствует здесь, как и во всех владениях испанских, и притом, по уверению многих, с великою строгостью для человека, свободно мыслящего. Ужасно жить в таком месте, где злость инквизиции и неограниченное самовластие губернатора действуют в полной силе, располагающей жизнью и смертью каждого гражданина. Здешний гражданин не имеет ни малейшей свободы…»
Крузенштерн запасся в Санта-Крусе пресной водой, свежим мясом, овощами, прекрасным тенерифским вином, дал погулять и отдохнуть своим морякам.
26 октября оба корабля опять вышли в море.
Ровно через месяц, 26 ноября, корабли перешли через экватор и вступили в Южное полушарие. Это был первый случай за всю историю русского флота, когда русские корабли пересекли экватор. Никогда прежде русским морякам не приходилось заплывать так далеко от родины.
Переход через экватор решили отпраздновать, как требует старинный морской обычай, издавна соблюдаемый на всех флотах мира. Одного веселого матроса, Павла Курганова, имевшего, по словам Крузенштерна, «отменные способности и дар слова», нарядили Нептуном — древним богом морей, прицепили ему длинную бороду из пакли и дали в руки большие трехзубые вилы. Нептун произносил грозные речи; его дразнили, он гонялся за всеми с ведром, обливал водой, махал трезубцем. Кончилось это все плясками под звездным тропическим небом.
18 декабря увидели берег Бразилии. В те времена Бразилия была португальской колонией. Крузенштерн повел свои корабли вдоль берега к югу и через два дня ввел их в гавань бразильского города Дестеро. Восемнадцать лет назад эту же гавань посетил Лаперуз.
«Надежда» одиннадцатью пушечными выстрелами приветствовала город, и городская крепость ответила ей салютом из одиннадцати выстрелов.
В Дестеро экспедиция задержалась на целых полтора месяца, потому что, едва корабли вошли в гавань и стали на якорь, выяснилось, что грот-мачта «Невы» слегка накренилась и треснула. Продолжать путешествие с такой мачтой было невозможно — ее нужно было заменить новой. А в окрестностях Дестеро совсем не было мачтового дерева. Крузенштерну удалось договориться с бразильскими купцами, которые подрядились доставить подходящую мачту издалека. А это, конечно, должно было занять много времени.
Крузенштерна поразил жалкий вид португальских солдат. «Солдаты, — записал он, — несмотря на то что из Бразилии посылают в Лиссабон ежегодно множество алмазов, уже многие годы сряду не получают жалованья».
В ожидании мачты Крузенштерн поселил большую часть своих моряков на берегу. Губернатор, встретивший русских очень приветливо, предоставил им свою загородную виллу, где они могли отдыхать в полном покое. Ученые занялись изучением природы, а остальные гуляли по окрестностям и отдыхали.
Новый год офицеры встретили в гостях у губернатора. Странно было встречать Новый год в такую жаркую, душную ночь. В Южном полушарии январь — самый жаркий месяц года.
В Бразилии множество попугаев и длиннохвостых обезьян. Попугай там такая же обычная птица, как у нас ворона или воробей. Крузенштерн для забавы купил полдюжины попугаев самых необычайных цветов, посадил их в большую клетку и отправил на свой корабль. А граф Федор Толстой достал обезьяну, приручил ее и с ней не расставался.
