– Русскому солдату, прошедшему эту кровавую войну, не может понравиться мир, который сам же Ленин назвал «похабным»! – горячился Александр Ге.

– Война солдату тоже осточертела, – вяло парировал Кадомцев, этот спор надоел ему.

– Сейчас мы это проверим, – улыбнулся Александр Ге. С бритым черепом и крючковатым носом, он был похож на опереточного злодея. Александр Ге велел водителю остановиться. Вылезая из автомобиля, он потянул за руку Кадомцева: – Эразм Самуилович, пойдёмте.

– Куда ещё?!– тот вырвал руку.

– Недалеко, до театральной тумбы, – кивнул Александр Ге.

Кадомцев вздохнул, и вылез из автомобиля. Около театральной тумбы стоял солдат в грязной шинели без погон.

– Товарищ, можно вас на пару слов? – тронул его за рукав Александр Ге. Солдат повернулся.

«Казах что ли?» – глядя на его раскосые глаза, подумал Александр Ге, а вслух сказал:

– Мы поспорили, – он кивнул на Кадомцева, стоящего рядом,– следовало ли нам заключить такой позорный мир с германцем?

– Война рано или поздно должна закончиться, – махнул рукой солдат, и пошёл своей дорогой, оставив в недоумении анархиста.

– Пойдёмте в автомобиль Александр Юльевич, – улыбнулся Кадомцев.

Солдат шёл в том же направлении, в котором двигался автомобиль Александра Ге.

– Странный какой-то, – разглядывая солдата в окно автомобиля, произнёс он.

– Офицер это в солдатской шинели, – усмехнулся Эразм Кадомцев.

– С чего вы взяли?! – оторвался от созерцания улицы Александр Ге.

– Взгляните, как он идёт! – Кадомцев повернулся назад и постучал пальцем по заднему стеклу кабины. – Спина прямая, смотрит вперёд и ногу ставит на всю ступню, словно по плацу марширует.

– А может это унтер-офицер? – не сдавался анархист.

– Нет, это офицер, – покачал головой Кадомцев. Он улыбнулся: – С десятилетнего возраста, семь лет муштры в кадетском корпусе, потом два года юнкерского училища. Привычка маршировать становится второй натурой.

Эразм Кадомцев знал, о чём говорил. Он окончил Оренбургский кадетский корпус, потом Павловское пехотное училище. В 1901 году, будучи юнкером, вступил в партию социал-демократов. Во время японской войны дезертировал из армии, и в Уфе вместе с Яковом Свердловым организовал боевую рабочую дружину. В 1905 году Кадомцев перебирается в Москву, там обучает рабочих тактике городских боёв. После первой русской революции 1905-1907 годов Эразм Кадомцев со своими братьями Иваном и Михаилом собрал боевую группу, занялся добычей денег для партии. Организовывал налёты на банки и почтовые вагоны. Революционеры такие мероприятия называли «эксы» (от слова «экспроприация»).

В 1908 году Эразм Кадомцев был арестован полицией, имея на руках подложный паспорт. Ему повезло, следователь, который вёл дело, быстро установил, что подследственный: Эразм Кадомцев, бывший подпоручик 6-го Восточносибирского полка дезертировавший со службы, и являющийся членом РСДРП. Дальше следователь копать не стал, а то наверняка установил бы, что его подследственный, опасный преступник, которого большевики звали: «товарищ Владимир». За дезертирство и принадлежность в РСДРП Эразм Кадомцев получил пять лет ссылки, откуда благополучно сбежал в 1909 году, и осел в Париже. В Россию Эразм Кадомцев вернулся после Февральской революции, и поехал в Уфу.

Наблюдательность не подвела Эразма Кадомцева, человек в солдатской шинели, действительно бывший офицер, штабс-капитан Николай Зуев. Во время мировой войны он служил в Отряде особой важности поручика Леонида Пунина. На Северном фронте об этом отряде и его атамане Пунине ходили легенды. Отряд совершал рейды по тылам германской армии, громя небольшие гарнизоны, взрывая мосты, и добывая для штаба Северного фронта важные сведения. Октябрьская революция поделила отряд: часть во главе со штаб-ротмистром Булак-Булаховичем16 примкнули к большевикам, другая часть отряда стала воевать против большевиков. Штабс-капитан Зуев тоже решил воевать с большевиками, но ему не нравилось, что Псковский добровольческий корпус формируется под контролем германского командования. Зуев решил пробираться на Дон, там генерал Корнилов собирал Добровольческий корпус, но при этом Лавр Георгиевич на сотрудничество с немцами не пошёл.

Прежде чем ехать в Новочеркасск, (там Корнилов формировал свой корпус), Николай Зуев решил повидаться в Петрограде со своей сестрой Зинаидой Васильевой.

Николай Зуев был круглой сиротой, его мать-казашка умерла, когда Коле исполнилось пять лет. Отец – урядник Оренбургского казачьего войска служил в Порт-Артуре, куда забрал маленького Колю. Когда началась русско-японская война, Николаю было одиннадцать лет. Его отец погиб в самом начале войны, и мальчика усыновил лейтенант Российского императорского военного флота Алексей Зуев – полный тёзка его отца. Лейтенант Зуев служил на броненосце «Петропавловск», который 31 марта 1904 года подорвался на японской мине. Алексей Зуев погиб, и Коля осиротел во второй раз. Его усыновил штабс-капитан Борис Васильев, служивший в штабе 4-й Восточносибирской артиллерийской бригады, дислоцировавшейся в Порт-Артуре.

Когда японцы окружили Порт-Артур, Коля с донесениями, через японские войска пробирался в штаб Маньчжурской армии генерала Куропаткина. От матери казашки Коле достались раскосые глаза, а играя с мальчишками в Порт-Артуре, он выучил китайский язык. Под видом китайчонка, он пробирался через японские позиции. После войны о Коле Зуеве писали все русские газеты, по распоряжению императора он за государственный счёт был принят в Оренбургский кадетский корпус, потом поступил в Михайловское артиллерийское училище. Каникулы Николай проводил в семье Бориса Петровича Васильева, и его дочку считал своей сестрой.

В Пскове Николай Зуев раздобыл солдатскую шинель и гимнастёрку, спрятал подальше в вещь-мешок погоны штабс-капитана, и поехал в Петроград, повидаться с Зинаидой. Кто знает, доведётся ли ещё свидеться?!

Зинаида жила в бывшем доходном доме Лидваля на Кронверкском проспекте. В подъезде было сумрачно, открыв дверь, она не сразу узнала Зуева.

– Вам кого товарищ?

– Вас Зинаида Борисовна, – улыбнулся Николай.

– Коля! – бросилась ему на шею Зинаида. Поцеловав в щёку, потащила за руку в квартиру: – Пойдём чего мы в коридоре стоим?!

В прихожей Зуев вешал шинель, а из комнаты вышел высокий, тощий субъект лет тридцати, в тёмно-синем инженерском кителе.17

– Знакомься Коля, это мой муж, – подошла к нему Зинаида.

– Пётр Аркадьевич Таубе, – протянул субъект свою узкую ладонь. Он улыбнулся: – Много о вас наслышан Николай Алексеевич.

Таубе указал рукой на дверь комнаты:

– Прошу в зал.

Правая нога у Таубе не сгибалась.

– Фронтовой подарок? – кивнул Николай на ногу своего вновь приобретенного родственника.

– Да, – вздохнул тот, – презентовали при январском наступлении семнадцатого года под Митавой.

В зале на диване сидел господин лет пятидесяти, с пышными усами, в военном мундире без погон.

– Вы Николай Алексеевич вовремя подоспели, мы как раз собирались пить чай, – указал на стол Пётр Таубе. Он улыбнулся: – На нашем заводе за выполнение революционного заказа выдали премиальными по фунту сахару. Как раз к нам с Зиночкой родственники пожаловали, так что будем кутить.

Он спохватился, и указал на господина сидящего на диване:

– Знакомьтесь, это мой дядя, Александр Александрович Таубе.

Пожимая руку Николаю, Александр Таубе кивнул на своего племянника:

– Раньше фамилия нашего семейства писалась «фон Таубе», но революция отменила чины и сословия, теперь мы просто Таубе. Вы я вижу, Николай Алексеевич тоже в духе времени, солдатскую гимнастёрку надели.

– В офицерской форме, лучше не гулять. Солдатики могут в два счёта пристрелить, – улыбнулся Зуев.

– Да, времена смутные, – вздохнул Александр Александрович Таубе.