- Тебя я, племяшка, знаю, потому уверен, что не ты! Хотя, должен сказать, слухи у вас в интернате уже огого какие на этот счёт ходят.

- Да в смысле?! - опешиваю.

- В коромысле! Кое-кто из твоих коллег уже дал показания, что у вас с Зиминым были своеобразные отношения и, возможно, конфликт. Давний. Якобы именно ты могла спровоцировать его на хулиганские действия! Он у них и без того, мягко говоря, не пай-мальчик, но его выходка могла иметь целью как-то заслужить твое внимание. И в учительской его накануне видели. А ну-ка, скажи - был у вас конфликт? Или роман?!

- Нет, нет, - я пугаюсь от его предположений, - и вообще, то, что Данил не виноват, я уверена. Ну, подкатывал он ко мне, дядь Вань, было, да! Грубоватый, странный мальчик - тоже да, но детдом есть детдом, сами понимаете.  Откуда им там нежными быть? Но я не думаю, что он заходил в учительскую, чтобы устроить поджог. Мы с ним в тот день там поговорили и вышли, завуч еще оставалась…

- Значит, этот детдомовский приставал к тебе, и ты молчала?! – свирепеет он, - почему сразу не сказала мне? Я бы на него управу нашел. Ты знаешь, по какой статье он у нас на учете?

- Да знаю я все! Ну, дядь Вань, - с досадой перебиваю, - нормальный он пацан. Поверьте. Я ж тоже не дура какая-нибудь... Просто влюбился, увлекся, ерунда, пройдет! У подростков такое бывает.

- Как у тебя все просто! - заключает он.

- И не виноват он по той статье, мне тетя Маша из детской комнаты милиции говорила. Вина не доказана.

- Там не виноват, тут не виноват, - дядя Ваня раздражается, - ты откуда так хорошо его знаешь, Антонина?! Может, и сама влюбилась?

- Ну, вы как скажете, - я слегка краснею от его предположения, и складываю руки на груди в молитвенном жесте, - выключите следователя, пожалуйста. Что дальше?

- Я-то выключу, зато Сидоров включит! - хмыкает, - и устроит вам обоим по полной! Ладно. Дальше. Телефон обгорел, но не так, как рассчитывал злоумышленник.

- Что значит не так?

- А возможность «снять пальчики» с него осталась! Будет теперь Сидоров дактилоскопию вам устраивать. Снимет отпечатки пальцев у всех учителей и учеников постарше начальных классов, пока не установит, чьи там ещё есть, кроме Зимина. Теперь ясно?

- Ясно, - киваю.

И радуюсь. Сказанное им означает, что я не ошиблась и Данька Зимин невиновен! За подобное он бы точно угодил в колонию для несовершеннолетних преступников. А уж там, я уверена, нет ни малейшей возможности заниматься музыкой, и это не говоря уже обо всех прочих «прелестях» пребывания в колонии.

Дядя Ваня замечает выражение счастья на моем лице, и оно ему явно не нравится.

- Теперь тебе, Тонечка, к Сидорову, в десятый кабинет. Сдашь там пальчики...

Я уже с готовностью подрываюсь с места, как вдруг его служебный телефон звонит. Он поднимает трубку, коротко разговаривает с кем-то. Хмурится.

- А вы мне, кстати, свидание в СИЗО с ним устроить сможете? – довольная, интересуюсь, когда он кладет трубку.

- Зимин сбежал из СИЗО! - сообщает дядя Ваня отрывисто, - это очень плохо, Тоня.

Повисает недолгое молчание. Я, мягко сказать, ошарашена.

- Он как будто сам расписался этим побегом в том, что виноват, - добавляет дядя Ваня, - идиот! Своими руками судьбу себе ломает.

Опять недолго молчим.

- Ты это, знаешь что, Тонь… Верни его в СИЗО, если сможешь.

- Ого. Но как?! – я снова сажусь на стул перед ним.

- После колонии среди малолетних ублюдков мало кто потом поднимается, - разъясняет он жёстко, - я уже наслышан немного о том, что парень талантливый. И ты говоришь, хороший. Будет жаль! Есть у тебя его контакты? Где он может быть? Подумай.

- Я не знаю, - отвечаю ему почти в отчаянии, - у нас с ним, правда, нет никакого романа! И контактов. Мне просто жаль его, по-человечески. Но я готова, я хочу помочь! Вот только как?

- Подумай, куда он мог сбежать. Спроси у близких друзей мальчика! Вряд ли у него есть много вариантов. Если найдётся телефон или адрес - позвони или съезди, хочешь, я с тобой?

- Нет, что вы! С вами он не будет разговаривать. Я ж его немножко знаю, мой ведь ученик. Хмм… если бы вы только видели, какие ему места и премии дают в интернет-пространстве, вы бы удивились! Из него, правда, может получиться самая настоящая звезда в будущем.

- Если у него есть это будущее. Ну, пробуй тогда сама! Убеди вернуться добровольно. Если он вернется сегодня до ночи - попробуем уговорить начальство, чтобы закрыли глаза на побег, и даже документально аннулируем…

- Поняла! - снова вскакиваю, - сделаю все возможное.

- Ты скажи, что его не считают виноватым.

- Скажу! Спасибо, дядь Вань...

- Антонина, стой, - строго окликает, когда я уже хватаюсь за ручку двери, - все сказанное строго между нами. И к Сидорову сначала зайди!

Уже в сумерках, я подхожу к зданию детдома. К блокам. На первом этаже, почти под дверью, сидит и вяжет на спицах в мягком свете настольной лампы наша вторая школьная техничка, баба Валя. Когда и зачем тут успели поставить стол? Хотя, наверное, это правильно.

Какой-никакой, а все же надзор за теми, кто входит и выходит отсюда, особенно ночью. Мальчишки-старшеклассники давно уже бесконтрольно бегают, куда хотят, в город по своим делам. Со времени чрезвычайного происшествия бдительность в детдоме была усилена.

- Заходить никому не велено, Антонина Сергеевна! - немедленно реагирует она на мое робкое «Добрый вечер», - и выходить тоже. До утра.

- Да я и не собиралась, - делаю лицо просительницы, - позовите мне Алю Зайцеву, пожалуйста.

Она вздыхает и поджимает губы. Понятно, что идти и звать кого-то из детей ей неохота. Да и директор, наверное, дала какие-то четкие указания, куда Антонина Сергеевна со своими просьбами явно не вписывается.

- А я пока вам за чем-то вкусненьким к чаю сбегаю, - заискивающе прошу. Поколебавшись немного, баба Валя сменяет гнев на милость. Говорит, что это совсем необязательно. Но я, спотыкаясь впотьмах, уже спешу в ближайший круглосуточный маркет.

Когда возвращаюсь, Аля уже ждет меня. Я даю ей одну коробочку конфет, а другую тихонько кладу на стол бабе Вале. Отвожу Алю в сторонку.

Техничка радуется конфетам, но заметно настораживается. Мы недолго беседуем под ее тайным наблюдением, когда она только делает вид, что читает газету и, видимо, пытается подслушать, отложив свое вязание.

Им обеим одинаково интересно, к чему эта встреча. Как могу осторожно, я задаю ей свой вопрос. Но мне не везет – я не получаю никакой информации.

Аля клянется, что ей неизвестно, где может находиться Данил. К сожалению, обратиться мне больше не к кому. Не Котенка же вызывать на разговор?! Огорченная, я беру с девочки слово, что о моем вопросе никто не узнает, и вручаю ей первый попавшийся учебник из моей сумки.

- Скажи бабе Вале, что к поступлению в институт готовишься, книжку просила, - говорю ей на прощание, - отдашь потом.

Прощаюсь и ухожу. В сгущающихся сумерках медленно плетусь к остановке. Это ужасно, но я, похоже, ничем не смогу помочь ему. Чувствую себя паршиво.

Автобуса долго нет, людей тоже. Я мерзну, стоя на одном месте и размышляя, прокручивая в голове разные варианты, как вдруг, в неверном свете уличного фонаря, замечаю чью-то длинную тень.

Тень, а вернее человек, выскальзывает откуда-то из ворот детдома. Он неспешно движется в город по тротуару, крепко прижав к себе небольшую спортивную сумку. И вот тут во мне просыпается дух авантюризма!

Стараясь не привлекать к себе внимания, я иду за ним на очень приличном расстоянии. Сегодня это легко - я в кроссовках и в легкой куртке. А баба Валя-то с новой должностью охранника явно не справляется!

Идущий впереди меня - воспитанник детдома. Однозначно парень, старшеклассник, точнее я отсюда я не вижу. Запрыгивает в остановившуюся маршрутку. Боясь потерять его из виду и почувствовав азарт, торможу попутку. Вообще, это рисковое мероприятие, обычно я так не делаю.