Пива в кружке осталось лишь на глоток. Темноволосая охотница, заглянув туда, с сожалением вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Я не вижу никакого брачного проклятия. — Сказала она. — Ни сглаза, ни порчи. Но с фактами не поспоришь. Может, обратишься к Видящим?

Её соратница лишь махнула корчмарю, чтобы подал добавки. Подалась вперёд, цапнула с блюда последнюю креветку и прожевала, не чувствуя вкуса. Зажмурилась и потёрла пальцами переносицу.

В конце концов, она сильная, самостоятельная… Специалист, пользуется уважением коллег. Должны же высшие силы чем-то обделить взамен?

Так что пока друзья волновались, сама охотница перестала удивляться неудачам в личной жизни. Со временем привыкнешь к чему угодно.

***

Первую любовь она встретила давным-давно. В четырнадцать, если считать человеческими годами: физически полукровка не отличалась от двадцатилетней девушки. Дети оборотней растут куда быстрей. Выйти замуж она, при желании, могла ещё в тринадцать.

А он… он казался идеальным мужем. Статный, из приличной семьи и краси-и-ивый! В городе по нему страдало не одно девичье сердце, и полукровка не стала исключением.

Сейчас смешно вспомнить ту дрожь и слабость в ногах, при звуках его голоса. А тогда она как на крыльях неслась на рынок, где был шанс хотя бы мельком увидеть, как он торгует в лавке украшений. Заговорить с ним даже не мыслила. Хватало для счастья просто увидеть, хотя бы мельком и издалека. Мать лишь удивлялась: с каких пор старшая перестала недовольно вздыхать, если попросишь её сбегать за хлебом или овощами к ужину?

Потом ей поручили купить браслет в подарок для тёти, и полукровка думала, что задохнётся от волнения. Значит, именно с ней он будет говорить сегодня, ей будет улыбаться, предлагая товар…

Странно, что тем же вечером, получив от него записку, не напрудила от счастья, как щенок! — Фыркала она, вспоминая то лето.

А чем в итоге кончилось… ясно, что ничем. Торговец приезжал на сезон и не искал ничего, кроме короткого романа. Понимал, что эта девушка не избалована вниманием и растает от любых ухаживаний. Шептал комплименты, целовал руки. А потом пришла последняя записка, в которой он обещал помнить всё, что между ними было. Благодарил за приятное лето и желал удачи в поисках подходящего мужа.

Затем были всхлипывания в подушку, надрывный вой на луну по ночам, да вкус зелья, которое заставила принимать мама, чтобы не разбираться с последствиями. «Последствий» не случилось, но только следующей весной девушка почувствовала себя исцелённой.

***

— Риан, уймись! Ну какая к лешему порча?

— У меня нет других вариантов, надо проверять даже самые бредовые.

— Вот именно, бредовые.

— Ты сама знаешь, что какой только правда порой не оказывается!

«С каких пор она заботится обо мне, а не наоборот?» — Думала полукровка, рассеяно покусывая хвостик от сушёной рыбы. — «Я тут старшая, в конце концов. Всегда выслушивала, поддерживала. У неё и сейчас хватает своих проблем. А я сижу ещё, жалуюсь…»

Но представив, что подруга уйдёт, и придётся остаться одной, она вздрогнула.

«Будто ещё малый толчок, и сломаюсь. Будто не осталось запаса прочности. Она это чувствует?

Как мы оказались здесь и сейчас, как вообще вышло, что говорим обо мне? Раньше ведь справлялась, а теперь?..»

***

Вторая любовь в итоге привела её в Светлый орден.

Он во всём отличался от торговца: ровесник, что жил на соседней улице. Нескладный, молчаливый подмастерье, с которым она могла столкнуться на рынке и пройти мимо. Даже лица не запомнила, а уж имени не знала и подавно.

В день, когда все перевернулось, она ловила рыбу с мостков, недалеко от порта. Над бухтой возвышались скалы, и оттуда, с обрыва завопили:

— Инвар!!

Оказалось, парень прыгнул с верхушки на спор, но под водой что-то пошло не так. Решил всех обскакать и вдобавок достать со дна трофей. Так что нырнул ещё глубже, да потом выбирал камешек покрасивей.

Затем настала пора подниматься. Может, он всплывал слишком быстро, или запас воздуха кончился на дне. Но до поверхности юноша не добрался, потеряв сознание где-то на половине пути.

Полукровка прислушалась к испуганным крикам, лениво зевнула. Устроила удочку на рогатке, сбросила обувь и спрыгнула. Вонзилась в воду как лезвие, уверенными движениями добралась до тонущего тела. Вытащила на берег и откачала, чередуя дыхание в чужой рот с ругательствами и пощёчинами.

«Вот недотёпа!» — злилась она и сочиняла целую лекцию о дурости и опасности глубины.

А затем юноша открыл глаза. Светлые, лазурные, будто морская вода над отмелью. Речь захлебнулась, и девушка промолчала. А он прокашлялся, улыбнулся и протянул ей синий камешек с белыми прожилками, который так и не выпустил из пальцев. Не друзей хотел впечатлить, а её.

Вся воображаемая защита, которой девушка обзавелась, не выдержала и пары дней. Подмастерье не умел делать комплиментов, но восхищение во взгляде говорит куда больше.

Каково это, когда тебя касаются так осторожно и нежно, словно ты не полуоборотень, в два раза сильней и быстрей, а хрупкий цветок? Раньше она не знала.

Если бы, ах если бы можно было вернуться в то лето хоть на денёк…

Если бы они не ходили с его друзьями в рощу, ничего бы не случилось? У полукровки была бы семья, дом и родные дети. А не орденская метка и хроническое одиночество.

Но ведь так заманчиво, когда опустится ночь, ускользнуть ото всех и остаться наедине.

…В тот год нечисть почуяла, что грядёт самая холодная зима десятилетия. Монстры сбивались в стаи и мигрировали к югу, на побережье. А в их городе был разгар гуляний после осенней ярмарки. Молодежь выбралась из-под присмотра родителей, разожгла костры и устроила танцы до полуночи.

Они были наедине, и, как ни странно, первым понял неладное Инвар. Отстранился, тревожно огляделся. Она тоже услышала движение в зарослях и попыталась за руку оттащить его в сторону. Но парень вырвался и заслонил ее собой…

— Дура-ак!! — Всхлипывала она потом и выла, размазывая по лицу слёзы пополам с кровью.

Только Целитель мог бы помочь с такой раной на шее, и до города добраться никто не успел. Она пыталась помочь. Сжимала края, дышала любимому в рот, делясь вместе с воздухом жизненной силой. И на всю жизнь запомнила спокойный, уверенный в своей правоте взгляд, что остановился на её лице.

Тогда Кайя и решила, что ей осталась одна дорога. И никто из родных не сумел отговорить, ни просьбами, ни угрозами. Она дождалась похорон и ушла с орденским охотником, что явился в отряде для зачистки.

***

Про обучение в орденской крепости рассказывали страшные сказки. Мол, учеников морят голодом, заставляют бегать с утра и до обморока, на сон дают пару часов — и то не каждый день. Запирают с живой нечистью: выживет или нет? Пытают, чтобы охотник привыкал к боли держался на допросе, если попадёт к врагу. Да и вообще, часто прозывали охотников инквизиторами.

Охотник Торен, что привёл её в крепость, тоже слышал эти сказки, но даже не думал их опровергать. Он вообще ничего не рассказывал. В основном, заставлял говорить её, постоянно спрашивая о бесполезных мелочах.

Кайя с трудом могла заставить себя подать голос. Чаще лишь огрызалась, чтобы её оставили в покое. Только потом поняла, что Торен попросту не давал ей закрыться в себе. Чтобы девушка в итоге, срываясь на крик, рассказала и выплеснула всё.

Боль не ушла, но стала терпимой. Даже привычной, как часть новой жизни.

Если охотник и жалел девушку, этого не показывал. Торена в итоге назначили её наставником, и никаких поблажек полукровка не видела. Но если кого-то пугали тяжёлые тренировки, для неё они стали исцелением. Она сама рвалась в бой и никогда не жаловалась на усталость, не просила о передышке, пока не теряла сознание на площадке с песком. И сама не заметила, как лазурные глаза перестали сниться.