– В следующий раз – убью.

Вечерами, в выходные, Лахудра ходила к соседке Машке, девочке младше Лахудры на три года, смотреть телевизор. Иногда, когда родители Машки уходили в кино или на вечеринку, Лахудра за ней присматривала. Они давали ей рубль за посиделки. Легко заработанный рубль складывался в копилку. Машка и Лахудра смотрели телевизор и ели, что было в холодильнике. Плавленые сырки, колбасу, холодец. Машке было семь, она только что пошла в первый класс. Тридцать первого августа Лахудра под покровом темноты нарвала с клумбы соседнего дома георгинов и подарила Машке, чтобы та понесла их в школу. Машкины родители забыли купить букет накануне. Цветочные магазины были уже закрыты. Машкины родители не знали, что делать, когда Лахудра вдруг принесла в девять часов вечера розовые георгины. Машка обняла Лахудру из благодарности. Машкины родители, что поразило Лахудру, тоже обняли её. Они не знали, откуда Лахудра достала георгины, но были явно рады. Они не могли поверить, что так проштрафились. Машкина мать сказала Лахудре, что её брат умер два дня назад, и они забыли про первое сентября, что было, по их мнению, непростительно. Похороны были назначены на третье сентября. Проявление их нежности обескуражили Лахудру. Впервые Лахудра почувствовала, что кто-то был ей благодарен за услуги.

Открытое выражение эмоций не приветствовалось в её семье. Лахудра часто вспоминала, как она провела лето в Федякино в 1965 году с сестрой её бабки Феклой, которая поднимала Лахудру в пять часов утра, шлёпая её по щекам мокрой тряпкой, предназначенной для вытирания кухонного стола. Тряпка всегда воняла кислым молоком.

– Наталка, – орала она. – Поднимайся! Пора курей кормить, ломай тебя родимец!

Лахудра всегда была голодная. Фёкла накладывала ей манную кашу в глубокую тарелку, приговаривая:

– Бесплатно кормить не буду.

Каша казалась Лахудре деликатесом. Она была на молоке и с маслом. У Фёклы была корова. Каша была сладкой, ароматной и горячей, отчего дымилась, проникая в ноздри Лахудры, как опиум. Аромат возбуждал её. В эти моменты ей хотелось жить. Лахудра всегда просила добавки, потому что во время еды она чувствовал себя наиболее комфортно и спокойно. Нервозность и чувство одиночества пропадали. Лахудре казалось, что она в раю, если бы он существовал на Земле. Там давали всем манную кашу без ограничений. Она всегда старалась продлить удовольствие, ела медленно.

Постепенно, Лахудра становилась всё толще и толще. Фёкла начала её спрашивать:

– Сколько ж можно жрать? Итак жирная, как боров.

И потом, вытирая руки грязным фартуком, смеясь ворковала:

– Ну ладно, жри, мне не жалко. Ты же Дунина внучка. Твоя бабка спасла меня один раз, когда мы были детьми. Я тонула в Оке. Я плавать ещё не умела, уже захлебывалась, не могла дышать, а она, сердечная, не испугалась течения, вытащила меня из тёмной воды, царство ей небесное.

Но самое главное для Лахудры было то, что Фёкла говорила ей, что, несмотря на то что она жирная, она очень умная, что долгое время было загадкой для Лахудры, но подспудно культивировало в ней уверенность. Интересно, что с годами Лахудра постепенно начала верить, что она не только не дура, но что ей было дано от природы умение и талант манипулировать и руководить другими. Фёкла стала называть её – Кутузов:

– Он тоже был толстый, но победил самого Наполеона!

Фёкла Лахудре нравилась, несмотря на её вульгарность и шокирующую прямоту. Часто в её ушах звенели подбадривающие Фёклины слова:

– Бери Наталка быка за рога, ты заводила.

Сама Фёкла никого не боялась, жила одна, прятала охотничье ружьё под кроватью. Её муж Семён умер несколько лет назад. Он упал с крыши во время постройки библиотеки в соседней деревне и разбил голову о камень. Фёкла горевала по-своему. Его имя было запрещено при ней произносить. Она держалась от деревенских баб подальше.

– Балаболят впустую, – говорила она себе, неистово колотя бельё о стиральную доску. – Шалавы!

К тому же Фёкла имела неплохое чувство юмора. Детей у неё не было и она, похоже, питала родственные чувства к Лахудре, несмотря на внешнюю свирепость. Их чувства друг к другу были взаимны. Вечерами они играли в «Дурака» и поначалу Фёкла всегда выигрывала. Играли на яблоки. Так Лахудра пристрастилась к яблокам. Они были сочные и сладкие. У Фёклы росли в саду три яблони Белый Налив. Она их продавала у дороги. Когда Лахудра выигрывала, Фёкла открыто радовалась:

– Ну молодец, девка, ломай тебя родимец!

Фёклино одобрение значило много больше для Лахудры, чем яблоки. Скоро Лахудра стала выигрывать почти постоянно. Видно было, что Фёкла была этим довольна. Ей льстило, что её двоюродная внучка была не дура. Это качество скорей всего досталось от неё. Фёкла возлагала определённые надежды на Лахудру. Когда она станет старой и немощной, Наталка будет ей помощницей. Фёкла посоветовала Лахудре пойти в сельскую библиотеку и начать читать книги. Так Лахудра прочитала за одно лето «Три мушкетёра», детективные истории Конан-Дойля и «Анну Каренину». Она запомнила, как её мать не поняла, почему героиня бросилась по поезд. Она спросила Фёклу, почему Каренина бросилась под поезд. Фекла коротко отрезала:

– Шалавы её заклевали!.

В Фёкле главенствовало странное чувство её собственной врождённой справедливости. Лахудра часто думала, что Фёкла была оракул и стратег.

Другая сестра бабки Дуни и Фёклы была Паня. Прасковья. Она была живчик, много хохотала и имела, как говорили родственники «цыганский замес». Ничего нельзя было оставлять, пропадёт. Она крала карандаши, ручки, клей и пачки с какао с полок сельского магазина. Говорили, что у неё была болезнь под названием клептомания. Её в дома не приглашали, только на уличные посиделки. Она пела, плясала, играла на гитаре и ходила босиком. Никто не знал, когда и где она научилась всему этому. Когда её спрашивали, она отвечала, хохоча:

– Чёрный дядька проезжал через деревню, и научил.

Её старшая дочка была тёмнокожая, в деревне говорили за её спиной, что дочка её была чужих кровей, зачата не по христиански, была «не нашенская». Сказать это в лицо Пане никто не смел, кроме Фёклы:

– Смотри, твоя Ксения замуж выйдет, а у неё негритёнок родится, и что ты тогда будешь делать? А играешь и поёшь ты на гитаре здорово. Нечего сказать. У тебя талант. Ты можешь знаменитой артисткой стать, как Маргарита Ладынина. Поезжай в Москву на конкурс, вместо того чтобы обивать ноги в пыли и метать бисер перед свиньями, ломай тебя родимец.

Пане льстило, что сестра ценила её талант, но она держалась от Фёклы подальше, не хотела с ней связываться, боялась, что если они начнут драться, то Фёкла победит опять, как в детстве. Пане часто бывало грустно. Может быть, она действительно настоящая актриса? Она понимала в глубине души, что её талант пропадёт, что она не сможет пробиться. У неё было четыре класса образования в сельской школе. Она не чувствовала себя уверенной и пристрастилась к спиртному. Пила одна и втихаря. Её муж подозревал, что старшая девка была не его, но в душе Паня ему нравилась, такая какая она была, весёлая и баламутная. Можно сказать, что он любил её за талант, и всё ей прощал. Ему казалось, что если бы не она, его собственная жизнь была бы серой и скучной.

По рассказам тёток, Лахудрину бабку, сестру Фёклы Дуню, сбила машина в 1936 году в Москве, когда Лахудриной матери было пятнадцать. Она валялась на булыжной мостовой около дома номер одиннадцать по Чистопрудному бульвару целый час, и какое-то время непроизвольно шевелилась. Когда приехала милиция, она уже была мертва. Её платье было так пропитано кровью, что его можно было выжимать, а лужа на асфальте была размером два на полтора метра. Потом страшная лужа превратилась в коричневое, массивное пятно, которое темнело на дороге целый месяц. Машина, которая сбила её, сломала ей бедро, повредила большую артерию, из артерии лило, как из шланга. Чертова машина быстро скрылась за углом, визжа тормозами. Никому было неохота начинать расследование. Лахудрина мать вспоминала, что соседи не любили бабку и звали её «Дунька с мыльного завода», за дешёвую одежду, молчаливость и угловатость. Также ходили слухи, что Дуня, которая к этому времени работала в пролетарской столовой, подслушивала чужие разговоры и потом пыталась шантажировать посетителей столовой, угрожая донести на них властям. У неё была маленькая зарплата. Бабка и мать Лахудры ели чёрный хлеб и раз в неделю варёную картошку с луком и подсолнечным маслом. Курица и мясо, покупались по праздникам в малых количествах, на один раз. Сама Дуня имела доступ к продуктам, но из столовой ничего нельзя было выносить. Её дочь Надя росла худой и плохо усваивала материал в школе. Всегда была голодная. Заработанные шантажом деньги Дуня исправно посылала в деревню, где нечего было жрать, как говорила Фёкла. Был голод. Урожая не было. Она, по мере возможности, помогала деревенской родне.