@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

Стоит приоткрыть эту книгу и сразу возникает множество вопросов. Что происходит, кто кого терзает, какую преследует цель – выясняется шаг за шагом из повествования, представленного с нарочитой лаконичностью. Триллер, детектив – таким, пожалуй, может стать определение жанра. Это не далеко от истины, но лишь на поверхностный опрометчивый взгляд. Хотя велика вероятность, что именно в триллере автору с психологической достоверностью удается передать атмосферу предлагаемой читателю истории. Недаром ещё на заре двадцатого века точная в определениях знаменитая Гертруда Стайн, крестная мать «потерянного поколения», сумела предугадать: только «детективная история является существующей по-настоящему современной формой романа». Писатель Анна Бру, уже знакомая читателю по книгам «Божий храм, а потом небосвод» и «Панк-хроники советских времен», прочувствовала это с особой остротой и с большим мастерством воплотила на бумаге.

Отсюда – преступления, как норма – таковы поступки и образ жизни почти всех персонажей данной книги. Анна Бру не предлагает читателю свой взгляд на героев этой истории, а дает возможность каждому увидеть их самостоятельно. В самобытном языке и псевдо упрощенной стилистике заложен некий раскрывающий всё ретро-ключ. Кто сумеет его ощутить, тот разберется и в идущей напролом толстухе с миндалевидными проницательными глазами, и в неукротимом Соловье, то поющем сладкозвучные мотивы, то срывающемся в карканье. Дело за небольшим. Как писала любимая поэтесса героини Марина Цветаева:

Павел Козлов

Она сидела на стуле, уронив голову на гофрированное жабо своей шёлковой блузки. Её запястья были крепко связаны за спинкой стула. Побитые, в рваных колготках щиколотки были также прикреплены верёвкой к ножкам стула тугим морским узлом. Покрытое кровавыми рубцами и чёрными синяками тело было неузнаваемо. Царапины и раны красовались на обнажённых ляжках, обхваченных узкой чёрной юбкой, из-под которой виднелись разорванные кружева шёлковой комбинации. Её красные байковые тапочки на резиновой подошве валялись рядом. Лица её не было видно. Ярко рыжие крашенные волосы падали на лоб, скрывая полное, с аккуратно выщипанными бровями лицо.

В пронзительных лучах заходящего солнца, которые неумолимо пробивались сквозь маленькое, покрытое решёткой окно, её тело казалось глыбой. Часы на стене показывали без двадцати семь.

Очнувшись, она тривиально зевнула и медленно огляделась. Весь процесс избиения и изнасилования неумолимо прокрутился в её памяти. Отвратительные детали одна за другой всплыли из её тревожного сознания. Злоба бушевала во всём её теле, но с виду она казалась абсолютно спокойной. Она попыталась в очередной раз освободиться от верёвок. Это причинило ей боль в запястьях и щиколотках.

Она попыталась припомнить лица пытавших. В процессе пыток она несколько раз теряла сознание, особенно тогда, когда похитители обматывали вокруг её шеи шарф и периодически сдавливали ей горло так. что она не могла дышать. В эти моменты её голубые глаза-миндалины вылезали из орбит, она беспомощно открывала рот, как рыба, и прижимала к груди подбородок, который мигом прилипал к её вспотевшей шее. Один из инквизиторов, тощий, лысый, с золотым зубом, был особенно изобретателен. Он, сверкая зубом, улыбался, когда говорил ей:

– Закрой хлебало, а то выбью все оставшиеся зубы! Где героин, паскуда?

Она периодически кивала головой, давая им понять, что будет говорить. Они отпускали шарф, она хрипела и кашляла, потом набирала воздух в лёгкие и прерывисто дышала, качаясь взад-вперёд на стуле, помогая телу обрести как можно больше кислорода.

– Говори сука, а то убьём!

Она вспомнила, как лысый давил своими пальцами на её глаза. Это было невыносимо. В эти моменты она, не отдавая себе отчёта, мысленно повторяла:

– Господи, Господи, Господи помоги!

И опять кивала головой. Её отпускали, так и не получив ответа. Между удавками её обливали ледяной водой, и в эти моменты она пыталась этой водой напиться, хоть частично утоляя жажду. Периодически она стискивала зубы. От холодной воды их ломило. В глубине души она знала, что бандиты будут держать её живой, пока она не расколется и не выдаст им место нахождения мешка с героином.

Советская гражданка Наталья Филимонова, по кличке Мадам, была главным связующим звеном между поставщиком героина всей столицы и столичной области, опасным типом с исковерканным от домотканых пластических операций лицом, по кличке Барон, который не принимал пакеты самолично, лишь давал деньги за доставку и за зелье. Мешки с героином сначала сбрасывались в подвале старого двухэтажного дома в Гнездниковском переулке. Приёмом заведовал правая рука Барона – бесстрашный Соловей. Он получил своё прозвище за умение петь и при этом чисто мелодично посвистывать, одновременно аккомпанируя себе на гитаре. Он взвешивал каждый пакет, а также проверял каждый пакет на вкус, потом звонил Барону с докладом. Барон спрашивал:

– Как дерьмо?

В ответ Соловей, как правило, тихо мурлыкал:

– Всё в ажуре, босс.

Белый порошок был самым лучшим. Также существовали коричневый и чёрный. Порошок разбавлялся сухим молоком или мукой, он продавался уличной шпаной и их главарями в подворотнях. Кенар самолично делил зелье по пакетам. Филимонова привозила деньги от Барона в подвал, где подручные ожидали своей доли. Они делали деньги за доставку и распределение в Москве – городе с населением в несколько миллионов. Их клиенты употребляли зелье, как только могли – внутривенно, загоняли под кожу, нюхали и глотали, и даже делали клизмы. Героин стал невероятно популярен в СССР во времена Афганской войны. В то время в Москве мешок героина, в десять килограммов веса, стоил примерно сто тысяч долларов. Тогда сто килограммов героина стоили миллион. Средний наркоман способен тратить до двухсот долларов в день. Советских наркоманов было достаточно. Их несло и корёжило, когда зелье истекало. В такие моменты они были способны продать родную мать, чтобы снять так называемые «ломки». Сотни тысяч рублей, а то и больше, становились добычей Барона и его подручных. Больше всех получал Барон за организацию доставки зелья непосредственно в Москву. Героин сгружался с транзитного самолёта, который прилетал из Душанбе, тогда советской столицы Таджикистана. Часть груза оставалась в Москве для Барона и его банды, а часть продолжала путешествовать на поезде в порты Риги для пересылки в порты Западной Европы – травить капиталистов. Также существовал черноморский тракт. С Чёрного моря по Дунаю советскими пароходами в Западную Европу. Заработки от продажи наркотиков в Москве были баснословные по тем временам. После проверки содержимого, поставщики получали деньги непосредственно от Соловья и Филимоновой, так что Барона никогда и никто не видел, кроме них. Барон давал сто тысяч и получал потом двести от Соловья. Все остальные наваривали соответственно. Барон сам делился с высшими инстанциями, никто точно не знал с кем. Без прикрытия сверху было бы невозможно отделаться он драгоценного груза без препятствий. Все понимали, что если одно звено сломается, «вся операция накроется медным тазом», – предупреждал Соловей. Все молчали, поскольку их жизни зависели от доходов. Соловей и Мадам Филимонова брали на себя гораздо большой риск, чем сам Барон. Соловей имел дело непосредственно с курьерами, а она умело руководила уличными продавцами героина – московской шпаной и их подручными. Работа Соловья также заключалась в уменьшении веса каждого пакета для уличных торговцев, которые, в свою очередь пропорционально уменьшали количество зелья и размер пакетов до маленьких пакетиков, которые продавались непосредственно наркоманам на улице. Иногда на уровне уличных торговцев возникали трения. Соловей умудрялся держать всех в кулаке. Те, кто «плохо себя вёл» бесследно исчезали. Сделки производились в биллиардной на Садовой, в кафе «Метелица» на Калининском проспекте, в шашлычной на Маросейке, кафе «Луна» на Ленинском проспекте и других злачных местах, администраторам которых платились небольшие взятки за молчание – они закрывали глаза на нелегальную продажу героина в их заведениях. Они были рады, поскольку ни в чём конкретно не участвовали, а сто советских рублей за одну сделку на улице не валялись.