— Да, прилюдному судейству не дадут свершиться. Ведь такого рода процесс кинет тень на всех. Остается только обратиться напрямую к Архонту. И вероятность того, что его снимут и без лишней пыли и суеты уберут из ваших земель очень велика.

— Но вот кого пришлют ему на замену? Мне бы очень не хотелось менять одну прогнившую душу на другу.

— Остается только верить в прозорливость Совета и милость Спасителя, дабы они даровали Вам достойнейшего из своих слуг.

— А что ты скажешь на моё нежелание отдаваться на откуп судьбе? Думаю, в моём праве будет настаивать на знакомом мне избраннике.

— Я даже не знаю, как отреагирует Совет на Вашу просьбу?

— Просьбу?! — звонкий смех в тот же момент заполнил небольшую комнату. — Что ты! Это будет не просьба а, скорее — как бы это правильней сказать — руководство к действиям.

— Думаю, Ваше пожелание можно будет поддержать. Тем более, что предыдущий пастырь сильно пренебрёг заветами. Вам лишь останется найти достойную замену.

— Еще раз повторю. Просьбы — это не моё. Но опустим данную формулировку. А что касается замены, то я уже нашёл достойного приемника, и он сидит напротив меня.

В воздухе воцарилась тишина. Ариман не отпускал свой взгляд с пастыря и ожидал его реакции на сказанное.

Переполняемый эмоциями Торен не находил себе места. Он чувствовал, как улыбка на его лице буквально кричала о всех его переживаниях. Представить себе такое было немыслимо. Столь желанное спасение само протягивало ему руку, а всё, что требовалось от него, — сказать…

— Как же так?

— А вот так!

— Но Вы совсем не знаете меня? Не слишком ли рискованный для Вас шаг?

— Это уже второй раз, когда ты заставил меня усомниться в выводах. Разве рассказанное тобой было ложью? Или я не смогу рассчитывать на твою верность, стань ты наместником в Верхней Латире?

— Что Вы! Нет! Всё сказанное — правда.

— Так что же ты, примешь дар?

— Да, принимаю!

— Ну вот и славно, — Ариман схватил листок бумаги, лежавший на столе, и протянул его Торену. — Пиши.

— Но что писать?

— Прошенье на моё имя, которое я передам Совету.

Руки Торена тряслись от переполнявших его чувств. Шанс. Он получил. Сбывались самые светлые мечты. Большой приход, многочисленная паства, а также славный барон, под покровительством которого и будет служба. Такого он недавно и представить не мог. А теперь, парит, как сокол. Его звезда восходит на бесконечный небосвод. Но вдруг откажут? Что тогда?

— А если Совет не примет Ваше слово?

— Примет! Поверь мне, Торен. Всё, что от тебя зависело, ты уже сделал — не отказался от предложения.

Уверенность, с которой он говорил, передалась и Торену. Он точно знает, как всё будет. Бояться нечего!

Спустя некоторое время письмо, составленное славным почерком, было окончено. Внизу — роспись и титул. Сложив письмо, Торен налил красный воск и скрепил его печатью с символом Спасителя.

— Вот, прошу, возьмите.

— Я рад, что не ошибся в тебе, — Ариман убрал письмо в карман.

— И что теперь? — в голосе послышалась растерянность.

— Тебе нужно запастись терпением. Все эти письменные дела не так уж скоры.

— Но сколько ждать? — не унимался Торен.

— Не вечность! — расхохотался барон. — Сперва я вернусь на свой корабль, и днем мы отплывём домой. Ну, а дальше пошлю с гонцом письмо и буду ждать ответа. Сюда вернусь не раньше, чем через два десятка дней. Ну ладно, не печалься, пастырь. Всё лучше, чем годами прозябать на здешних скалах.

— Вы правы. Обидно только, что нечем мне ответить на Вашу доброту.

— Будет ещё время. Верностью вернёшь долг свой. Большего мне и не надо.

Ариман начал собираться в обратный путь.

— Уходите?

— Пора. Рассвет уж скоро, а мне ещё до рудника добраться к полудню надо.

— Как жаль.

— Не отчаивайся, время пролетит как миг. Главное — найти занятие.

— Ну, да. Буду ждать Вашего возвращения, барон, столько, сколько потребуется.

Ариман уже спустился со ступенек, но вдруг повернулся к Торену с печальным лицом:

— Ах, чуть не забыл.

— Что именно?

— У Мираса был дневник. Ты знаешь о нём?

— Да, видел.

— Не покажусь ли я чрезмерно наглым, если попрошу у тебя его?

— Конечно, нет, — Торен вернулся в комнату. Дневник лежал поверх кучи наваленных книг.

— Вот, прошу.

— Благодарю. Ты оказали мне любезность, и это очень многого стоит. Память о друге будет всегда со мной.

Одинокий пастырь застыл в дверях своей обители, устремляя свой взор в даль. Солнечный диск поднимался от линии горизонта, прогоняя ночную мглу и рождая надежду в сердцах всех, кто дожил до этого мига.

Толстые канаты пришли в движение и потянулись вверх, увлекая за собой деревянный настил. Подъёмник — единственный путь наружу из тёмных каменных туннелей, протянувшихся на многие километры под скалой. Некоторые ходы были так глубоки, что уходили под морскую толщу воды. Бывали случаи, когда неосмотрительные рудокопы приближались к морскому дну. Не выдержав напора, стены туннелей рушились, и вода бурными потоками врывалась в узкое пространство под землей, погребая под собой счастливчиков. В таких случаях шахта заваливалась горной породой, и тут же рылся новый проход с поправкой на глубину. Но эта смерть была гуманна.

Хуже, когда кто-то неосмотрительный отбивался от общей массы и терялся в тёмных лабиринтах, обрекая себя на мучительную, голодную смерть. Сколько так сгинуло народу, было невозможно подсчитать, да, и по правде, всем было плевать.

Не пройдёт много времени, как на место погибших встанут новые каторжники. Ведь жизнь за пределами острова была далеко не сахар. Бедность и несправедливость в обществе ставили человека перед трудным выбором. Совершить преступление и прокормить семью или лишить её возможности на выживание. И неудивительно, многие выбирали риск, но лишь единицам удавалось избежать последствий от выбранного ими пути. Поэтому живая сила была в избытке, а если так, то зачем вести подсчет мертвецов?

Джек пребывал в нетерпении. Тело и глаза изголодались по яркому солнечному свету, который не мог заменить собой тусклый свет факелов. Всю неделю он провёл под землей, в непрерывном надзоре за каторжниками, лишь изредка позволяя себе поесть и сомкнуть глаза.

Платформа зашаталась под ногами и тут же раздался скрежет от тормозного механизма. Приехали, понял Джек. Не став медлить и отворив дверцу, он с радостью ступил на твердую поверхность под ногами. Даже спустя столько времени он никак не мог привыкнуть к пустоте под собой. Одна мысль, что тросы могут лопнуть, и он сорвётся во тьму, заставляла его сердце сжиматься.

Пройдя немного вперёд, он услышал приближающиеся шаги. Вскоре в тоннеле показалась очередная смена караула. Идущего во главе колонны он сразу узнал. Уогнер — один из старейших и опытных надзирателей.

— Привет! — радостно поздоровался Уогнер.

— И тебе здравствовать, — Джек протянул руку.

— Давненько тебя не видел. Куда запропастился?

— Служба, — сухо ответил Джек, попутно приветствуя остальных.

— А я слышал, мол старик на тебя взъелся и нарядов надавал.

Стариком часто называли Гарри из-за его долгой службы на рудниках.

— Было такое, — улыбка на лице оказалась натянутой.

— Где же ты ему так насолил?

— Это уже в прошлом.

— Оно и верно. Ладно, пойду я своих догонять, а то ещё заблудятся там, — усмехнулся Уогнер.

— А ты куда направляешься? — поинтересовался Джек.

— Да в самый низ. Вчера новеньких привезли, и старик попросил меня последить за ними. Говорят, отборное отребье, здоровенные и злобные, словно дикие псы.

— Ничего, скоро они поймут куда попали и присмиреют. Но ты аккуратней с ними, мало ли что.

— А то. А потом, после смены, отправлюсь с первым кораблем на большую землю, косточки поразмять. Гарри лично мне обещал.