Они уже собирались уйти, когда напротив вишневой рощи увидели под высокой сосной кореянок в национальной одежде. Они били в корейский барабан и под его звуки исполняли национальный танец. Это выглядело куда как эстетичней, чем развлекающаяся толпа под вишнями.

Сквозь просветы между зелеными ветвями сосны виднелись в отдалении розовые цветы горных вишен.

Тиэко постояла, любуясь кореянками, потом сказала:

— Отец, поедем в ботанический сад — там тихо.

— А что? Пожалуй… На вишни в Омуро мы поглядели — свой долг перед весной исполнили. — И Такитиро пошел к машине.

С апреля ботанический сад вновь открылся для посетителей, и туда опять стал ходить трамвай от вокзала.

— Если и в ботаническом саду такая же толчея, прогуляемся по набережной Камогавы, — сказал Такитиро.

Машина мчалась по городу, утопавшему в молодой зелени деревьев. Молодая листва казалась особенно свежей на фоне старинных домов, чего не ощущаешь близ новых построек.

Со стороны аллеи, протянувшейся вдоль ограды, ботанический сад особенно просторен и светел. Слева, огибая его, катит свои воды Камогава.

Сигэ купила входные билеты и сунула их за пояс. Она дышала полной грудью, любуясь открывшейся ширью. Из квартала оптовиков, где они жили, едва видны дальние холмы, а Сигэ даже ими не доводилось любоваться: она редко выходила из лавки на улицу.

За воротами ботанического сада бил фонтан, вокруг него цвели тюльпаны.

— Какой чудной для Киото пейзаж. Наверное, их посадили американцы, когда строили здесь свои коттеджи, — сказала Сигэ.

— Кажется, американцы возвели их подальше, в глубине ботанического сада;— заметил Такитиро.

Они ощутили на лицах мелкую водяную пыль от фонтана, хотя ветра не было. Позади фонтана, по левую руку, возвышалась довольно большая оранжерея с круглой стеклянной крышей на металлическом каркасе. Они поглядели сквозь стекло на росшие там тропические растения, но внутрь заходить не стали.

Прогулка по ботаническому саду занимает немного времени.

Справа от дороги огромный гималайский кедр выгнал весенние побеги, опушенные пучками длинной хвои. Нижние ветви стелются по земле. Гималайский кедр — из породы игольчатых, но шелковистая зелень его новорожденной хвои — какие же это «иголки»? В отличие от лиственницы-карамацу он не сбрасывает старые иглы по осени, но все равно его молодые побеги создают сказочное впечатление.

— Оплошал я перед сыном Отомо, — вне всякой связи пробормотал Такитиро. — Он в работе превзошел отца, а уж глаз такой наметанный: все видит насквозь.

Само собой, Сигэ и Тиэко ничего не поняли из его слов.

— Вы встречались с Хидэо? — спросила Тиэко, а Сига лишь добавила:

— Говорят, он хороший мастер.

Они знали, что Такитиро не любит расспросов.

Пройдя справа от фонтана и повернув налево, они увидели что-то вроде детской площадки. Оттуда доносились веселые детские голоса, а на лужайке виднелись немудреные вещи детишек, аккуратно сложенные.

Такитиро и его спутницы ступили под сень деревьев и опять свернули налево. Неожиданно их глазам открылось целое поле тюльпанов. Тиэко даже вскрикнула, завидев столько цветов: красные, желтые, белые, черные, темно-лиловые, как камелии. Цветы были крупные, каждый сорт на своей делянке.

— Пожалуй, узор из тюльпанов вполне подошел бы для кимоно в новом стиле, хотя прежде я никогда не согласился бы на такую безвкусицу… — вздохнул Такитиро.

Если распростершиеся у самой земли ветви гималайского кедра с его нежной хвоей можно уподобить распущенному хвосту павлина, то с чем сравнить это многоцветие тюльпанов? — думал Такитиро. Их цвет как бы окрашивал воздух, проникал в самые глубины его существа.

Сигэ отошла от мужа и прижалась плечом к Тиэко. Как ни странно, внимание Тиэко привлекали в эту минуту не цветы.

— Матушка, видите тех людей, что стоят перед белыми тюльпанами? Не смотрины ли это?

— Ох, и правда…

— Не глядите так откровенно в их сторону. — Девушка потянула Сигэ за рукав.

Перед тюльпановым полем был пруд с карпами.

Такитиро поднялся со скамьи и медленно пошел вдоль делянок с тюльпанами, близко наклоняясь к цветам и чуть не заглядывая в каждый венчик.

— Западные цветы слишком яркие, они надоедают, мне больше по душе бамбуковая роща, — сказал он, возвратившись к своим спутницам.

Тюльпановое поле находилось в низине, окруженной деревьями.

— Тиэко, не кажется ли тебе, что в ботаническом саду есть нечто европейское? — спросил Такитиро.

— Мне трудно судить, но чем-то он действительно напоминает западные сады, — ответила Тиэко. — Вы хотите уйти, но, может, ради матушки побудем здесь еще немного?

Такитиро обреченно двинулся было снова к цветам, но тут его окликнули:

— Никак господин Сада? Ну конечно же, это Сада-сан!

— А, Отомо. Вижу, и Хидэо вместе с тобой. Вот уж не ожидал вас здесь встретить.

— Нет, это для меня неожиданность… — воскликнул Сосукэ, склоняясь в глубоком поклоне. — Люблю гулять по здешней аллее камфарных лавров, едва дождался, когда сад снова откроют! Сегодня я с особым удовольствием прошелся по этой аллее. Здешним лаврам лет пятьдесят, а то и шестьдесят… Извините за невоспитанность моего сына — он вел себя неприлично во время вашего посещения. — Сосукэ вновь склонил голову.

— Молод еще — ему простительно.

— Вы приехали сюда из Саги?

— Я — из Саги, а Сигэ с дочерью — из дома. Сосукэ приблизился к спутницам Такитиро и склонился в приветствии.

— Хидэо, что ты думаешь об этих тюльпанах? — голос Такитиро прозвучал чересчур сурово.

— Они живут, — со свойственной ему прямотой ответил юноша.

— Живут?.. Разумеется, живут, но мне неприятно на них глядеть — слишком их много… — Такитиро отвернулся.

Цветы живут… Коротка их жизнь, но они, безусловно, живут. Каждый год появляются на них бутоны. И расцветают. Живут, как живет вся природа… У Такитиро было такое ощущение, словно он опять оплошал перед Хидэо.

— Не мне судить, но, думаю, узор из тюльпанов для кимоно или пояса не очень подходит. Впрочем, если его нарисует гениальный художник, то и тюльпаны, пожалуй, обретут на рисунке вечную жизнь, — бросил Такитиро через плечо. — Возьмем рисунки на старинных тканях. Иные из них будут постарше нашей древней столицы. Только кто теперь способен сотворить подобную красоту? Так, одни копии…

— …

— Или — деревья. Ведь и среди них есть такие, что старше нашего города?

— Все это для меня чересчур мудрено. Мое дело — ткать. Изо дня в день. Где уж тут рассуждать о высоких материях? — Хидэо потупился. — Но вот что я думаю: если поставить Тиэко рядом с Мироку[24] в храме Тюгудзи или Корюдзи, насколько она прекрасней этих статуй!

— Может, порадовать Тиэко, сказав ей об этом? Хотя подобного сравнения она не заслуживает… Эх, Хидэо! Девушка так быстро превращается в старуху. Так быстро!

— Вот я сказал: тюльпаны живут, — с силой заговорил Хидэо. — Пора цветения столь коротка, но в этом быстротечном мгновении — вся полнота жизни. Разве не так? И именно сейчас наступила эта пора.

— Согласен. — Такитиро вновь повернулся к юноше.

— Я не собираюсь ткать такие пояса, которые остались бы для наших внучек и правнучек. Я буду делать такие, чтобы девушка сказала: вот это для меня — и с радостью носила бы их сегодня, сейчас, когда она в расцвете молодости.

— Прекрасная мысль, — кивнул Такитиро.

— Вот почему я и сказал, что тюльпаны живут. Они сейчас в полном расцвете, но кое-где уже опадают лепестки.

— Н-да…

— Ведь и лепестки осыпаются по-разному. Одно дело вишня: настоящая вьюга лепестков, а вот тюльпаны…

— Ты, наверное, имеешь в виду осыпавшиеся лепестки тюльпанов? Скажу одно: мне не по душе тюльпановые поля — слишком уж много ярких цветов, теряется прелесть… Может, все потому, что надвинулась старость?

— Пойдемте отсюда, — предложил Хидэо. — Честно говоря, ко мне не раз приходили с эскизами, просили выткать пояс с узором из тюльпанов, но то были рисунки на бумаге, и я отказывался. А сегодня я воочию полюбовался на живые тюльпаны — и словно прозрел.