В Нарбоннской провинции разводили баранов, коз, крупный рогатый скот и свиней. Животные, из молока которых делали сыр — овцы, коровы и козы, — паслись в окрестностях Нима или в Жеводане. И наконец, по костям и останкам разнообразной дичи, которые находят в наши дни археологи в выгребных ямах вилл, можно судить, на кого охотились в то время.

Рыбу ловили бронзовыми крючками и сетями с привязанными к ним каменными грузилами. Конечно, рыболовством занимались на море, но также на «соленых озерах» Латт, а устриц ловили в нарбоннских прудах.

Что касается промышленного производства, то здесь выплавляли металл, и археологи часто находят куски окалины с кузнечными щипцами. Таких мест очень много в районе Марти, расположенном в Монтань Нуар.

Процветало здесь и гончарное производство. Изделия из Грофесенка снабженные печатью, долгое время пользовались известностью на широких просторах Империи. Экспорт этой продукции шел через нарбоннский порт. Свидетелями этого, хотя на них и не обращают должного внимания, являются непроданные вазы, горшки, разбитые до погрузки на корабль; они все еще остаются, поскольку никто не знает, что с ними делать, в галло-романском слое археологических раскопок на территории нарбоннского порта. Владельцами горшечных мастерских в южных районах центрального массива, авторами этих куч продаваемой или выбрасываемой керамики были свободные люди, использовавшие труд рабов. Зимой все, рабы и свободные, возили дрова для печей, вазы обжигали весной[248].

В том, что касается городской жизни в Нарбоннской провинции, примером нам может служить Арль, занимавший центральное положение. В эпоху расцвета Империи население Арля составляло приблизительно от 5 000 до 10 000 жителей. Миновать этот город на Роне было невозможно, ибо здесь находился понтонный мост на пути из Испании в Италию, соединявший Виа Аурелия (на востоке) и Виа Домиция (на западе). Этот самый понтонный мост продолжал функционировать вплоть до времен нашего Старого режима, настолько Рона была глубокой в этом месте, и для того, чтобы построить настоящий каменный мост потребовались разнообразные инженерные работы, которые в античную эпоху не всегда могли выполнить. На этом мосту всего-навсего одну за другой меняли лодки, по мере их износа, и это в течение жизни примерно пятидесяти поколений, которые прошли, таким образом, со времен Римской империи и до королей династии Бурбонов… Итак, в галло-романскую эпоху через Арль[249] доставлялись в Галлию товары, приходившие из средиземноморских земель Империи. В обмен через этот город шло в Рим зерно из внутренних областей страны, включая Бургундию. Это было зерно, которое везли по Соне и Роне, а в Барбигале обязательно превращали в муку. Римские поселения представляли для этих будущих провансальцев, каковыми были жители низовьев Роны, великолепный рынок сбыта, поскольку в столице империи, по достоверным оценкам, насчитывалось от 800 000 до миллиона жителей, включая пригороды, в эпоху триумфа тех удивительных глав государства, какими были Флавии, затем Антонины, прекрасным образцом которых был Марк Аврелий.

Виллы и деревни Нарбоннской провинции были духовной и физической обителью галло-нарбоннского пантеона, «старшего сына» римского пантеона. Во главе этого собрания богов стоял, как и следовало, Юпитер, повелитель молний…и таким образом, защитник от молний. Этой способностью защищать от молний, которой наделяли бога-громовержца, в свою очередь широко воспользовалась христианская Церковь в Лангедоке: она приказывала звонить в колокола на колокольне приходской церкви, чтобы отвести угрозу грозы. Марс со своей воинственностью с добавлением местного колорита, кажется, также был очень важным персонажем среди языческих богов Нарбоннской провинции. Что касается остальных, то может показаться, что в этой южной трети Галлии существовал целый легион божеств с разнообразными утилитарными функциями. Меркурий покровительствовал торговли, Сильван — рубке леса и разработке карьеров, Вулкан — кузнечному делу, Бахус — виноделию (в частности, в Безье ему поклонялись), Аполлон — медицине, Геркулес — путешественникам. Было еще огромное количество «бессмертных», связанных с многочисленными источниками, начиная с Немозуса, ответственного за фонтан в Ниме. Преемственность, конечно, не без разрывов, от античности к католицизму, была обеспечена изначально: скит Нотр-Дам-де-Коллиа (Гар) раньше имел множество алтарей, посвященных Юпитеру, Марсу и галльским Матерям; впоследствии это небольшое святилище было посвящено христианскому отшельнику в VIII веке, и наконец, оно стало местом паломничества, одобренным епископатом, в эпоху модерна и примерно до 1914 года. Конечно, это вопрос места, а не архитектурного воплощения.

Не касаясь более ранних событий, отметим, что сама христианизация, постязыческая или антиязыческая, на юге Галлии имела свои достаточно точно установленные хронологические контуры. Наиболее ранней она была в городах; в Арле были здания и объекты культового христианского назначения, а также епископ, уже со второй половины III века; некоторые свидетельства говорят о том, что религия Христа в этом городе существовала даже раньше, но не обязательно относить ее к концу II века. В аграрном обществе христианские «следы» были более поздними. В Од (современном), Эро и Гарсельские погребальные базилики, датируются V–VI веками[250]. В сельской местности язычество долгое время сосуществовало с новой религией: в первой половине VI века святой Цезарь Арльский, мощи которого уже в наше время недавно получили точную датировку и хронологическое подтверждение благодаря радиоактивным методам исследования, итак, святой Цезарь констатировал, что в его диоцезе источники, фонтаны и священные деревья «продолжали питаться приношениями». В Жаволе, на священном озере в Сент-Андеоле, в середине VI века крестьяне упорно бросали в воду сыры и мотки шерсти в знак почитания местного водного божества, которое они представляли себе в образе человека, любителя даров, приношений и жертв всякого рода. Тогда местный епископ велел построить около озера базилику, посвященную святому Иларию из Пуатье, и поместил в ней мощи этого благочестивого человека. Знаменательный переход языческого культа (источник, фонтан, вода) к христианской религиозности (мощи). И паломничество к озеру Сент-Андеоль продолжалось вплоть до Французской революции. Знаменательная преемственность…или эволюция, уже очень древняя, в своей непрерывности…

Вернемся к более светским вопросам: в конце III века сосуществовали две административные Галлии, Тревизская и Арльская (наша); вполне правдоподобно, что они уже разделились из-за некоторых языковых различий, а не только бюрократических.

Начались нашествия варваров: франки оказали очень сильное влияние на севере Галлии, в частности, на диалекты «ойл», несмотря на то, что они остались привязанными навсегда к своим латинским структурам, но, и в этом заключался главный аспект их своеобразия, отмеченным германизмами. И напротив, это франкское влияние оказалось слабым, даже нулевым, на Юге, где продолжали говорить на достаточно правильной латыни (будущем окситанском или провансальском языке) и где процветали, в зависимости от эпохи, вестготские или остготские королевства. Их плодотворное культурное влияние не стоит отрицать. Завоевание Хлодвига на Юге около 670 года не помешали образованию независимой Аквитании. Когда в начале VIII века возникла мусульманская угроза, южный идеал, кажется, моментально реализовался, правда, в худших условиях. В то время сосуществовали Аквитания, Прованс и северный Лангедок, которые, все трое, временно оставались более или менее автономными или даже независимыми перед лицом опасных соседей с севера, с юга и с востока. Когда арабы поднялись с севера и их разбили, как известно, при Пуатье в 732 году, это в ответ спровоцировало новую франкскую «лавину» в форме жестоких контратак, среди которых была и та, опустошительная, которую возглавлял Карл Мартел. Таким образом готовилась интеграция современной Южной Франции и Каталонии в каролингские структуры, оказавшиеся прочными в плане культуры, но неустойчивыми в том, что касалось повседневного управления.