Однако, французское присутствие в Савойе резко прекратилось в 1559 году. Эмманюэль-Филибер, законный наследник несчастного Карла III, связанный с австрийской династией, привел императорские войска к победе в 1557 году при Сен-Кантен. Таким образом, Эмманюэль-Филибер по договору в Като-Камбрези, заключенному в 1559 году, получил назад у побежденной Франции свое герцогство Савойское. Эпизод, связанный с французским владычеством, каким бы кратковременным оно ни было, все же представляет некоторый интерес в связи с тем, что он предвосхищает другие попытки «офранцуживания», в частности, во времена правления Бурбонов, при Французской революции и уже окончательно — при Наполеоне III. Стоит или нет сожалеть об этом, но призвание этого края — быть вместе с Францией, хотя вначале, со второй трети XVI века, это и было насильственное присоединение.
Наследником Эмманюэля-Филибера был не кто иной, как Карл-Эмманюэль I, чье долгое правление (1580–1630) было отмечено самыми тяжелыми событиями — несколькими эпидемиями чумы, в частности, с 1587 года, стихийными бедствиями (рост ледников в альпийской зоне явился результатом похолодания, неблагоприятного для урожая[208]). Тяжелую «отметину» оставили войны, ответственность за которые лежит на правительстве: для начала, с 1588 года — войны против французов, среди которых фигурировали жители Дофине под предводительством внушавшего страх Ледигьера — основного главаря протестантской группировки на Юге; плюс к тому — войны против Берна и Женевы, которых также рассматривали как «гугенотов». Когда молодой Томас Платтер (сын знаменитого печатника и профессора из Базеля) проезжал через Савойю в 1595 году, местные условия показались ему «на глазок» достаточно неприятными, даже катастрофическими: жалкие гостиницы, скудная пища; ужасная страна, доведенная до катастрофического положения; разоренные деревни, испанские солдаты — преступники и мародеры; судоходство по Роне затруднено (об этом можно было бы догадаться); патрули в замках (а именно через них и приходилось проезжать) — нелюбезные и грубые, прискорбные формальности с паспортами с обязательными чаевыми таможенникам… И так без конца. Конечно, в этом стоит обвинять войны Карла-Эмманюэля I на савойской территории, которая в некоторые моменты была похожа на больного маленького человека из Западной Европы. Официальная Савойя, симпатизирующая испанцам, ультракатолическая по мадридскому образцу, даже притом что католицизм в Савойе не достигал той жесткости, как в Испании, она была зажата в тиски между Францией Генриха IV с «политической» тенденцией (умеренный католик), гугенотского Дофине Ледигьера и еще Швейцарией и Женевой, которые тоже не всегда были удобными соседями. Добавим, что такой презрительный взгляд на Савойю у протестанта Платтера мог происходить также от «неприятия» этого герцогства, вызванного несколько субъективными соображениями религиозной принадлежности и враждебности, о которых мы уже говорили.
Путешествие Томаса Платтера по Франции, начавшееся в Савойе, завершилось в 1600 году. Следующий год (1601) стал самым холодным, какой только переживали в этом регионе за последних четыре столетия, с 1600 по 2000 год. Результатом такого климатического катаклизма стал постоянный рост в период с 1600 по 1610 год в долине Шамони[209] «больших и ужасных ледников» иногда находившихся в нескольких десятках метров от некоторых деревень или хуторов (Аржантьер, Ле Буа, в шамонийской долине). Опасная близость! Но, по правде говоря, в том же 1601 году Карлу-Эмманюэлю пришлось пережить и другие испытания. Генрих IV. Находившийся в состоянии мира с Испанией, смог в то время «похитить» у Савояра (под предлогом сомнительных интриг со стороны Салюса) Бресс, Бюже, Вальромей и область Жекс. Плюс к тому, несчастному герцогу пришлось окончательно отказаться от своих прав на Женеву, после неудачного «восхождения» в 1602 году на стены этого города. Еще один франкоговорящий, а точнее, романоговорящий, населенный пункт вышел из-под власти альпийского государства. Дружба с Испанией, старое воспоминание о временах Лиги, вновь всплыла в Савойе во времена Ришелье: она не принесла счастья герцогской династии, ставшей мишенью для навязчивых антигабсбургских настроений французского кардинала-министра. Весной 1630 года армия Людовика XIII оккупировала Савойю. Летом того же года Карл-Эмманюэль умер, а его сын Виктор-Амадей I был вынужден уступить Пиньроль Бурбонам. Продолжилось ли и дальше «расчленение»? Новый цикл иностранной оккупации (опять же французской) возникнет гораздо позднее, восемьдесят лет спустя, в начале XVIII века (1707–1713). Присутствие принцессы савойского происхождения при версальском дворе не играло сколько-нибудь значительной роли в этой неблагоприятной ситуации: эта светская дама, герцогиня Бургундская, жена внука Людовика XIV и мать будущего Людовика XV, вряд ли пролила много слез о судьбе, иногда трагической, своей родной страны. Сен-Симон правдиво заметил, что у этой очаровательной женщины было сердце сухое, хотя и разностороннее, и что она немногих любила.
«Прекрасный XVIII век», век Просвещения и экономического роста (после 1713–1715 годов), оказался относительно спокойным в военном отношении. Карл-Эмманюэль III, сильный в своей политике равновесия, типичной для североальпийского государства, когда обозначилась борьба за австрийское наследство, решил поддержать императрицу Марию-Терезию против Испании и ее короля Бурбона. За такой стратегический выбор савойскому правителю пришлось поплатиться тяжелой войной и оккупацией его западных провинций (современные департаменты Савойя и Верхняя Савойя) испанской армией, могущественной и хищнической. Эта оккупация несла с собой несчастье и разорение, если верить Анри Менабреа[210]. В 1747 году французское вторжение в Савойе, привело только к ожесточенным боям в высокогорных районах на гребне Ассьет (19 июля 1742 года). Это было сумасшедшее наступление. Шесть тысяч воинов остались лежать на поле сражения, среди которых шевалье де Бель-Иль, младший брат маршала, носившего такое же имя. Потери «сардов» (герцог Карл-Эмаманюэль был также королем Сардинии: он унаследовал этот титул от отца, Виктора-Эмманюэля, первого его обладателя), так вот, сарды оставили на этом самом гребне Ассьет «всего» 219 погибших. На линии горного хребта преимущество осталось, таким образом, на стороне оборонительной тактики, такой, как ее вели закаленные в боях горцы. По мирному договору в Экс-ла-Шапель (1748 год) Карлу-Эмманюэлю пожаловали лишь скромные «чаевые»: король-герцог вернул себе Ниццу и Савойю (которыми он уже владел до конфликта) и сохранил новые территории, «данные Марией-Терезией на Тессене в качестве платы за поддержку». Сколько усилий было потрачено ради такого пустяка. Заслуга договора в Экс-ла-Шапель состояла в том, что он положил начало действительно длительному мирному периоду! Периоду спокойствия и процветания (относительного, частичного, конечно). Снова воцарился мир, как это было в герцогстве в период с 1713 по 1741 год.
Следует ли также думать, что эпоха Просвещения пришлась на период некоторой «кульминации» для региональной аристократии, того савойского благородного сословия, которое так восхитительно описал Жан Николя. Действительно прекрасное описание, поскольку такой ученый историк, каким является Николя, уроженец Арденн, великий исследователь архивов и хартий, действительно заинтересовался общностью социальных групп в обширной провинции, расположенной между Францией и Пьемонтом. Вышеупомянутое благородное сословие, по преимуществу класс военных, построенный в некоторой степени по прусскому образцу, жило в послушании по отношению к местным правителям, которые его не щадили. Рядом с ним, выделяясь из сельского населения, находились представители среднего класса — адвокаты, нотариусы… Бесполезно было искать между Шамбери и Аннеси знаменитую «капиталистическую промышленную» буржуазию, пользующуюся такой любовью в наших учебниках по истории, с ее дымящимися фабричными трубами. В последнем столетии Старого режима ее можно было найти лишь значительно севернее, в Манчестере или в Бельгии, ее не было вообще или она была представлена совсем мало в Эвиане или в Бур-Сен-Морис. В Савойе во времена Карла-Эмманюэля III и его наследника Виктора-Амадея III самое высокое место среди класса буржуазии занимали прежде всего юристы. Для сравнения, врачей было не так много: в большой и протяженной по площади долине Морьен в 1728 году среди жителей не было ни одного доктора медицины! Крестьяне в этом «долу» лечились как могли, хотя не обязательно и не только с помощью оленьего рога и козьего помета. Скажем так, что при отсутствии настоящих медиков сельские общины обращались к знахарям, костоправам, шарлатанам или собирательницам целебных трав: их лечение не угрожало жизни и не обязательно бывало неэффективным.
