Сумасшедший скачок в мировоззрении случился к концу 1930-х годов, когда Гантуа и часть его окружения, зачарованные нацизмом, «пересекли рубеж» — от законных требований национального характера их путь вел в направлении прогерманских воинствующих настроений. У этих людей изначально безобидные грезы о голландских героях, белокурых и романтических, затем превратились в бред, пронизанный некоторым расизмом. Проигранная война только усугубила положение: в декабре 1940 года Гантуа пишет Гитлеру удивительное письмо, в котором просит для французских фламандцев права быть принятыми, отныне вне Франции, «в качестве членов нового германского сообщества». По мере того, как положение аббата в мире духовенства становилось все более нестабильным (кардинал Льенар освободил Гантуа от его богослужебных обязанностей), он очевидно растерялся. В его газете в тот период, когда оккупанты угрожали (в большей или меньшей степени) отобрать у Франции ее северные департаменты, слышались достаточно низкие оскорбления в адрес французов, которых называли «потасканными щеголями», а еще больше в адрес южан, которых обзывали «полумаврами» и даже «арабами», — в контексте данного периода такие характеристики были крайне нелестными. Аббат и его друзья организовали фламандский институт, фламандские конгрессы, которые вписывались в контекст «Новой Европы». Немецкие власти, державшие в своих руках французский Север, не доверяли инициативам пламенного лидера националистов (они, или некоторые из их числа, сразу заняли сдержанную позицию, также как и в Бретани). Напротив, «Пропаганда Штаффель» и комендатура СС в Брюсселе оказали приспешникам Гантуа поддержку, надеясь завербовать себе помощников на местах из их числа. Отсюда возник раскол между Гантуа, враждебно отнесшимся к такому позорному сотрудничеству, и наиболее экстремистски настроенными его сторонниками.

Влияние «Vlaamsch Verbond», каким бы свирепым оно ни было, где-то в большей, где-то в меньшей степени, в начале сороковых годов, оставалось ограниченным, несмотря на все усилия пламенного проповедника, стоявшего во главе. Эта группа, даже в своем маленьком регионе, так и не приобрела настоящей известности (неприятной)… вплоть до «чистки» 1944 года, в ходе которой она послужила, естественно, легкой мишенью. Парадоксально, но деятельность этой организации, представлявшей собой крошечную сеть (однако, не лишенную символической важности), во время оккупации максимально развернулась в регионе Лилля-Рубе-Туркуана, который оказался более восприимчивым к такого рода пропаганде, чем сама область нидерландского языка в Дюнкерке и Касселе. В Лилле и его окрестностях выплаты членских взносов и подписка составляли, тем не менее, примерно несколько тысяч человек; многие сочувствующие данной организации довоенного времени, обеспокоенные прогерманской направленностью, которую приняли ее лидеры, поспешили от нее отвернуться. Аббат превратился (по старой своей привычке) в «многофункционального деятеля», писавшего в своей газете и для других издателей под несколькими различными псевдонимами; он сам написал, прикрывшись одним из своих псевдонимов, рецензию на свои собственные книги, в которой галантно упрекал самого себя в избытке терпимости… Примечательный факт — сторонники движения, та самая горстка людей, были далеки от того, чтобы питать глубокую и настоящую симпатию к нацизму, даже если они и выражали ее так глупо, как того требовали их интересы. На самом деле они оставались католиками и консерваторами, наполовину подверженными влиянию Морра. Их настоящая идеология имела мало общего с идеологией Гитлера.

В период после освобождения от нацистов эту интеллектуальную и политическую команду ждала довольно жестокая расправа, поскольку она, как и множество других, попала в западню, расставленную историей. После нескольких лет тюремного заключения Гантуа в 1949 и 1954 годах публикует под псевдонимами (опять!) разные книги, в которых он отныне предстает сторонником европейского федерализма и упорным регионалистом. Учитывая его жизненный путь и его изначальные успехи, после которых он «оступился на ровном месте», этот двойной выбор представляется достаточно разумной уловкой.

Гораздо более тяжелыми оказались судьбы некоторых из руководителей крошечной «Лиги прав Севера», родившейся в результате отделения[61] от Гантуа в конце 1943 года; эта «мятежная группировка» была ультраколлаборационистской, во многом превосходя в своей правой направленности (но стоит ли говорить о правой направленности в данном случае?) удивительного аббата из «Vlaamsch Verbond»; главой этой Лиги Севера был доктор Пьер К., «фанатичный расист», считавший себя немцем, Перепрыгнув через промежуточный этап (ставший бесполезным) фламандского языка, чтобы телом и душой привязаться к тевтонскому языку! Пьер К. был персонажем в духе Брейгеля, но брейгелевский дух у него был катастрофически поражен крайним нацизмом. «Моложавый, задиристый, вспыльчивый, неорганизованный…чистой воды нацист!» Он пытался, без особого успеха, вести вербовку в войска СС. Его приговорили к смерти и расстреляли в июле 1946 года, также как и двух других лидеров его группки, Пьера М., ветерана Восточного фронта, казненного в августе 1946 года, и Антуана С., ответственного за вербовку, расстрелянного в Лилльской крепости в июне 1947 года за участие в некой «бригаде Ангелов» (sic)[62]. Эти трое ни в коем случае не были ангелами, как раз наоборот, но финальный «счет» — три расстрела — кажется тем не менее a posteriori несколько чрезмерным, особенно в глазах «мягкосердечных», каковыми мы в действительности стали, оправдывая название, со времени «бадинтеровской» отмены смертной казни[63].

К великому счастью, судьба «Zuid Vlaamsch Jeugd», регионалистской молодежной организации, сложилась не так печально. Ее члены должны были в обязательном порядке быть «местного» происхождения, то есть родиться к северу от Соммы, и юноши назывались там «львятами», а девушки — «чайками». Странное сочетание… Сначала они собрались в Лилле (1943), их объединяющим кличем было «Нои Zee!» (Держись на море!). Поскольку они испытывали смутную враждебность по отношению к союзникам, «шестое чувство» подсказало им привести в порядок организационные структуры, которые они посчитали необходимыми (генеральный секретариат и др.), в июне 1944 года… Руководители ZVJ, alias[64] JRF, «оказались в тюрьме несколько недель спустя», и в конце концов в декабре 1946 года получили свои приговоры, но их сроки заключения уже были в достаточной мере перекрыты долгим заключением до суда[65].

Мишель Дельбарр родился в 1946 году. Бесспорно, это человек, представляющий регион, южные Нидерланды, но также французскую Фландрию, прежде говорившую по-фламандски, даже притом что лично он «потерял» практику нидерландского языка или его дюнкеркской разновидности, на котором говорили его предки. Отец этого политика работал агентом по недвижимости в Байёле. Его дед и бабка происходили из Мало-ле-Бен. Юный Мишель получил образование в лицее в Лилле и стал изучать географию в местном университете, где он доучился до степени магистра. Должность профессора, которая могла стать логическим завершением его обучения, казалось, не сильно его привлекала. Он последовал, более всего в мэрии Лилля, а затем в регионе Север-Па-де-Кале, за Пьером Моруа, при котором он был, под разными названиями должностей, иногда почетными, а иногда самыми обычными, но всегда наполненными реальным содержанием, долгое время «уполномоченным». Его «покровитель» стал премьер-министром в 1981 году, Дельбарр последовал за ним. И вот он в Матиньонском дворце. Изучает региональные и местные документы, занимается делами Севера-Па-де-Кале. А также он ответствен за секретные дела, которые называют «делами безопасности»… В 1982 году Робер Лион, руководитель аппарата правительства, уходит в Депозитный банк, и Дельбарр заменяет его и следует по тому же пути. Когда его назначили префектом, ему не представилась возможность управлять какой-либо территорией, даже притом что ему пришлось рассматривать в национальном плане данные по регионализации. В 1984 году правительство Фабиуса доверило ему Министерство труда, и это в период значительной безработицы. Для него таким образом представился случай создать свои особенные рабочие места, такие как ОПТ (общественно-полезный труд, оплачиваемый государством, для безработной молодежи). Его также сильно занимали вопросы Гибкой оплаты труда и рабочих графиков, что привело к некоторой полемике с Коммунистической партией. Впоследствии он был избран депутатом и одновременно вице-президентом Регионального совета Севера-Па-де-Кале, где он взял на себя заботу об образовании, профессиональном обучении, о молодежи, о спорте И в то же время о современном искусстве. С 1987 года он также является одним из национальных секретарей Социалистической Партии (их насчитывается двенадцать). В 1988 году он становится Министром транспорта, оборудования и жилищного хозяйства, взяв под свое руководство министерские сектора, которые покинул Морис Фор, перешедший в Конституционный совет. Он держит в своем подчинении в этом огромном министерстве полмиллиона чиновников и государственных служащих. Таков путь от Региона до центральной власти… В Дюнкерке, мэром которого он является с 1989 года, он получил в наследство от своих предшественников город, практически разрушенный в результате последней войны, и где с тех пор, «в последний период времени», свирепствовал экономический кризис. Высшие органы местной власти сначала должны были привлечь сюда предприятия («Кока Кола», «Pechiney») и позаботиться о развитии культурной деятельности (библиотеки, футбол…). Фламандский язык в такой ситуации дремал, что никого не удивляло. Но министр-мэр произвел впечатление на северян и на французов в целом своей уверенностью, холодным юмором, оттененными умом и внимательной приветливостью. Он не отказался от того, чтобы в веселое время Карнавала в Дюнкерке кидать в своих подданных селедку с балкона мэрии. Традиция обязывает! В общем, прекрасная карьера, еще не завершенная, конечно, к счастью для этого человека в расцвете лет, который, по примеру далекой Иоланды де Бар, дамы из Касселя, владетельницы Дюнкерка, умеет «стоять одной ногой в приморской Фландрии и иногда другой в столице». Несмотря на всю привлекательность парижского «пульсара», депутат не забывает о том, что он еще и мэр и что вопросы побережья, отношений с Соединенным Королевством на берегах Канала и занятости в регионе фламандского языка имеют большой вес в его curriculum[66].