Преодолев охватившую его слабость, Георг шаг за шагом шел по городу.

Слухи о том, что он встал и идет по улице, распространились по городу намного быстрее, чем он шел.

Через несколько минут русский офицер вернулся в комнату, на миг задержавшись в дверях. На лице его застыло какое-то бесстрастное выражение. Хиндемит даже подумал, что сейчас он скажет им, что ему было интересно побеседовать с ними, а теперь им нужно вернуться в город, так как Советская Армия не имеет абсолютно никакого отношения к их восстанию, которое произошло на территории, не занятой советскими частями, и потому они не могут оказать им никакой помощи.

— Прошу вас, пройдемте, — неожиданно предложил офицер и пошел вперед.

Они спустились на первый этаж. Лестница, по которой они спускались, была покрыта ковровой дорожкой. На стенах висели картины, и среди них несколько картин известных мастеров.

Они вошли в большую комнату, посреди которой стоял длинный стол, накрытый белой скатертью. На нем стояли дорогие вазы с цветами. Окна в комнате были закрыты.

Спустя минуту через боковую дверь в комнату вошел военный комендант, крепкий мужчина высокого роста, не худой, но и не полный. Он с каждым поздоровался за руку. Вместе с комендантом вошла какая-то женщина. Позади стоял офицер, с которым Ентц только что разговаривал. Затем появились еще какие-то люди. Все молчали. Атмосфера была слишком торжественной.

Комендант медленно сказал по-немецки, обращаясь к Ентцу:

— Я — гвардии майор Немовский. Добрый день, товарищ Ентц!

Все сели за стол. Кто-то отставил цветы в сторону. Ентц и Хиндемит сидели напротив коменданта и переводчицы.

— Прошу вас, рассказывайте, — сказала переводчица.

Ентц огляделся. Все смотрели на него с интересом. Он начал говорить медленно, запинаясь, подыскивая нужные слова.

Сейчас он ни словом не обмолвился о помощи, чувствуя, что должен сказать нечто большее. Рассказ его был неровным, сбивчивым. В душе Ентц злился на себя за это, нервно потирая рукой лоб.

— Ентц, не мели ерунды, бери быка за рога! — шепнул ему Хиндемит.

Ентц, сбитый с толку, замолчал. Он вдруг подумал, что вот Хайнике на его месте не растерялся бы, уж он-то наверняка нашел бы нужные слова.

Неожиданно, сам не зная почему, он заговорил таким голосом, как будто рассказывал о событии, которое произошло давным-давно:

— Я как-то долго без всякой цели бродил по улицам родного города. Вышел я на улицу только потому, что никак не мог усидеть дома. Никаких мыслей ни о революции, ни о восстании в голове у меня не было. Да и откуда им взяться? Лучшие мои друзья погибли от рук нацистов. Как бы они были нужны нам в эти тяжелые дни! Меня разбирала злость. Война кончилась, а в городе по-прежнему хозяйничают нацисты, по улицам маршируют солдаты вермахта. Ничто не изменилось, хотя войны больше нет. Не произошло ничего похожего на то, о чем я когда-то мечтал. Так что же теперь делать? Большая часть территории страны занята войсками победителей, и лишь один наш город никем не занят, хотя он достаточно велик для того, чтобы его можно было заметить. Я ожидал прихода Советской Армии, но она не пришла. Почему? Почему советские солдаты не взяли наш город? Тогда я пошел к Георгу Хайнике. Он коммунист. В это же время к Георгу зашел Раубольд. Втроем мы решили вооружить рабочих и начать восстание. Первым делом мы заняли здание ратуши, городскую тюрьму, железнодорожную станцию. Причем сделали это без кровопролития, так тихо и спокойно, что иногда мне самому даже не верится, что все это действительно было. Порой мне казалось, что это продолжается сон, который я видел в течение двенадцати лет. События мирового значения еще не улеглись в моем сознании. Просто у меня не было времени поразмыслить над этим. Но все это случилось на самом деле. Вы победили, а вместе с вами и мы, коммунисты!

Ентц встал и посмотрел на лица людей, которые сидели напротив. Они слушали его внимательно, не спуская с него глаз, но, едва он кончил, все почему-то опустили головы. Ентц снова провел рукой по лбу. Казалось, он отгоняет от себя мысли, которые до сих пор не давали ему покоя.

— Мы пришли к вам за советом, — произнес Ентц стоя. — Десятки тысяч людей голодают. Мы хотим победить и голод. Скажите, как это сделать?

— Да, скажите, как это сделать? — повторил последние слова Ентца Хиндемит.

— Сколько хлеба вы даете на каждого жителя? — спросил комендант.

— Сколько хлеба? — переспросил Ентц и рассмеялся.

— Да, сколько? — еще раз спросил майор.

— Нисколько! Ни грамма! У нас совсем нет муки, нет хлеба. Нет и угля. У нас ничего нет, кроме желания и силы все снова создать. Мы знаем, что зерно и картофель есть в районах, занятых вашими войсками. Дайте разрешение открыть границу в эти районы для представителей антифашистской власти Вальденберга.

— Вы получите пропуска в сельскохозяйственные районы, занятые нашими войсками. Посмотрим, что у вас из этого получится. Машины у вас есть?

«Если сказать, что машин у нас нет, комендант решит, что тогда нам не на чем будет вывозить хлеб, и не даст никаких пропусков», — подумал Ентц и сказал:

— Да, у нас есть военные грузовики, которые нам передал один из офицеров вермахта, и, кроме того, у нас действует железная дорога. Мы смело можем пустить по ней состав, если получим уголь из американской зоны. Правда, машин у нас не так много, к тому же не все они на ходу. Однако самое главное заключается в том, что антифашисты одержали победу…

— Мы можем и одни ездить, если вы нам разрешите, — перебил Ентца Хиндемит.

Комендант хитровато улыбнулся и, немного подумав, сказал:

— Вы одержали победу над фашистами при несколько необычных условиях. Я вас благодарю за это. Но вы достаточно сильны и потому не нуждаетесь в нашей немедленной помощи. Все, что мы можем сделать для вас и населения вашего города, мы сделаем.

— Выходит, вы не собираетесь занять Вальденберг? — настойчиво спросил Ентц, которого интересовал прямой ответ на этот вопрос.

— Нет.

— А мы надеялись… — прошептал Хиндемит.

— Беспомощный всегда одинок, — сказал Ентц. — Вам, товарищ комендант, уже приходилось когда-нибудь видеть беспомощных коммунистов? Если мы останемся в Вальденберге еще год в полном одиночестве, положение наше только ухудшится. Со времени поражения фашистов под Сталинградом мы, коммунисты, думали о том, что скоро в Германию придет Советская Армия и освободит страну, и в частности Вальденберг. Мы очень надеялись на это, но, к сожалению, наш город не входит в ваши планы…

Когда переводчица перевела сказанное, комендант кивнул и сказал:

— Ни один человек не может быть одиноким, если у него есть товарищи. Вы продемонстрировали невиданное мужество, что очень ценно само по себе и является примером для сражающегося рабочего класса.

— В лесах до сих пор бродят недобитые гитлеровские солдаты, которые ведут себя, как бандиты. Они терроризируют население близлежащих сел, грабят. И где уверенность, что завтра они не появятся у нас и не начнут грабить, убивать и жечь?

— Об этом мы ничего не знали.

— Товарищ комендант, наши люди имеют при себе оружие вопреки постановлению о прекращении огня. Мы не сложили оружия и не сдали его. Мы, разумеется, неохотно боремся против своих соотечественников, но если победители не собираются уничтожать остатки недобитых гитлеровцев, мы сделаем это сами.

— Мы строго придерживаемся соглашений, заключенных с нашими союзниками, — объяснил комендант.

— Соглашения, договора, бумаги… — небрежно произнес Ентц.

Комендант встал, обошел стол и, подойдя к Ентцу, подал ему руку. Ентц ответил на его пожатие, хотя ожидал гораздо большего и был явно недоволен.

— Мы, освободили иностранных рабочих, которые были угнаны в Германию на принудительные работы. Пообещайте мне, что вы в самые сжатые сроки сделаете все, чтобы отправить их на родину. На следующей неделе мы посадим их в железнодорожный эшелон, направим его к вам. Эти рабочие имеют право… — проговорил Ентц, но комендант прервал его: