— Это мне известно. Я принял его отставку.

— А знаете, зачем я к нему приходил?

— Нет, пока не знаю.

Священник громко вздохнул и сказал:

— Этим звоном я восхваляю не вашу победу, а зову граждан к борьбе! — И он воздел руки к небу.

Георг до боли сжал подлокотники коляски. Ему хотелось вскочить на ноги, подбежать к священнику и, схватив его за плечи, затрясти, выкрикнув прямо в лицо, что они уже не нуждаются в колокольном звоне, который призывал бы жителей к борьбе. Не нуждаются, потому что, хотя их и причислили к мертвым, они одержали победу. И уже никакой трезвон не поможет черным силам реакции.

— Вы действительно победили, — тихо сказал Пляйш.

Георг встал.

Глядя на него, священник подумал, что жить этому человеку осталось немного, дня два или три, но и их достаточно для того, чтобы у него появился преемник. Если они хорошо и правильно начнут, то с этого дня начнется новое летосчисление, новая жизнь, которой ему, священнику, не суждено понять.

Георг закатил коляску в угол комнаты, и сделал он это с таким видом, будто она ему больше никогда не понадобится. Стоял он неустойчиво, чуть-чуть пошатываясь, и на всякий случай искал глазами опору. Не найдя ее, он сделал несколько шагов и не упал. Напротив, теперь он выглядел намного лучше, чем тогда, когда сидел в коляске.

— Чего вы хотите?

— Я был у американцев. Я надеялся, что они займут наш город. Но мой вояж закончился ничем. Идти с нацистами я не мог, а вместе с вами — не хочу. Поймите меня правильно, я вас уважаю… Для своих людей вы выглядите как святой…

— Ерунда, какая ерунда! — запротестовал Георг.

Пляйш поднял руку, давая этим понять, что он не закончил свою мысль.

— Да, как святой. Но ваше дело не для меня…

Георг подошел к священнику поближе, ему достаточно было протянуть руку, чтобы схватить его, но он чувствовал себя слишком слабым для этого. Руки Георга дрожали, а перед глазами снова поплыли разноцветные круги.

Голос священника доносился до него откуда-то издалека.

— Через несколько минут я покину этот город. Покину навсегда, а если и вернусь когда, так только при определенных условиях, спустя несколько месяцев, а может, даже лет. Теперь для меня в этом городе нет места. Вашего порядка я не признаю, вы не признаете моего. Я буду молиться, чтобы вашим страданиям поскорее пришел конец. Правда, не знаю, нужны ли вам мои молитвы.

Повернувшись кругом, священник вышел. У входной двери стояли часовые, он поклонился им и, не глядя по сторонам, быстро пошел по улице.

Георг стоял посреди комнаты. Он думал о том, что ему следовало бы как-то объяснить священнику сложившуюся ситуацию, а не отпускать его без ответа.

Подойдя к окну, он увидел, что на улице напротив его дома стоят двое неизвестных. Один из них был в куртке из искусственной кожи и с цветным шарфом на шее, другой — в черном выходном костюме. Мужчины остановились и начали о чем-то тихо разговаривать.

Георг оперся руками о подоконник, прислушался.

— Уж не в церковь ли направился, сосед? — спросил мужчина в черном костюме.

— Нет, не в церковь!

— Господин священник будет читать новую проповедь.

— Мне не нужны никакие проповеди!

Потом они заговорили тише. Георг никак не мог расслышать их слов. О чем они говорят? Он вдруг почувствовал резкую боль и закрыл глаза. Ему показалось, что он слышит топот. Настроение его сразу же улучшилось. Снова послышались голоса мужчин.

— Чем в церковь идти, лучше наколол бы дров! — Это сказал мужчина в куртке.

— Да я хотел, но…

— Какие могут быть «но»?

— Слышишь, кто-то идет?

— А, это товарищи!

Георг открыл глаза и увидел длинную колонну вооруженных рабочих, возглавляемую Раубольдом и Ентцем. Он тихо засмеялся и невольно подумал о том, что Пляйш, наверное, тоже слышит их топот, а может, и видит их.

Георга охватило страстное желание спуститься вниз и крепко обнять товарищей.

Он отвернулся от окна и пошел к двери. Не доходя до нее, он позвал часовых, но голос его был так слаб, что никто не услышал Георга. Подойдя к двери, он распахнул ее, переступил через порог и, сделав еще один шаг, упал, ничего не чувствуя…

Майским днем по улицам Вальденберга, географические координаты которого соответствовали 50 градусам 35 минутам северной широты и 12 градусам 46 минутам восточной долготы, восемь товарищей пронесли гроб Георга Хайнике.

За простым, ничем не украшенным гробом шли Раубольд и Ентц, за ними отряд вооруженных рабочих.

Гроб с телом опустили в могилу. Не было ни прощального салюта, ни криков боли, ни слез, никто не произносил речей…