Я молчала, а Мирно продолжил:

– Он хочет, чтобы тебя наказали…

– Накажите, – глухо отозвалась я, предчувствуя что-то плохое в словах управляющего.

– Деточка, он не удовлетворится ни твоим заточением, ни твоим изгнанием…

У меня побежали по коже мурашки: я понимала, что эти два способа для меня очень плохие, просто хуже некуда! Но что же ещё придумал этот гад?

– Он хочет, чтобы ты прошла тирло!

В моей голове это слово перевелось как "столб" и "позор". Позорный столб? Что это такое? Не может же это быть тем, что я знала из уроков истории? Или может?

– Он просил десять ударов шордэ, но я приказал заменить их пятью…

Меня затрясло, так как я поняла, что меня будут бить плетью. Руки мои задрожали и голос охрип.

– Ты хочешь поменять наказание на изгнание? Пока это в моей власти, я могу попробовать…

– Нет, я согласна… – пропищала я дрожавшим голосом. Боли я боялась до умопомрачения, но быть изгнанной в ледяные пустоши и умереть там от голода и жажды, если тебя там раньше не сожрут…

– Я согласна! – проговорила я уже более уверенно, хотя к дрожи рук добавилось подёргивание глаза и тряска в коленях.

– Тогда собирайся и пойдём! Наказание Лэнг потребовал привести в исполнение немедленно!

Два громилы подняли руки с огромными копьями, пропуская меня в коридоре перед собой. Девушки выглядывали из дверей и сразу прятались за ними. Только одна Крамма запричитала:

– Да что же это такое, Мирно! Мирно!

– Как всё не вовремя… – бубнил тот себе под нос, – и отъезд Великого, и эта… девчонка…

Мы спустились во дворик, где меня уже встречали выстроившиеся в каре сифэйны. Не одной женщины там не было. Угу… Развлечение нашли себе, твари…

Задрав голову, я шла туда, куда меня подталкивали в спину неандертальцы, стараясь поменьше смотреть по сторонам, но чувствовала на себе взгляды: сочувствующие, неприязненные, брезгливые, жалостливые, хотя последних было меньше всего. Здесь было, скорее всего, всё мужское население крепости, и я пару раз мазнула по их лицам невидящим взглядом. Многие были красивы, почти все – очень молоды или слегка за тридцать, европеоидные, монголоидные и негроидные черты смешивались и делали своих обладателей очень красивыми, но приязнь или симпатию это у меня не вызывало, было всё наоборот. И вскоре я уже шла на негнущихся ногах, но не от страха, а от ярости.

Я уже говорила, что никогда не была особо верующей: попадание в этот мир переплюнуло все мои рекорды по количеству молитв, что я вознесла Небесам, и теперь я молилась. Я молилась о том, чтобы Бог не дал мне упасть духом, показать свою слабость, свой страх перед болью и толпой. Я просила Господа, чтобы он отнял у меня голос: кричать я не собиралась.

Перед столбом я услышала:

– Дикарка, ответишь за всё!

Кинув взгляд на говорившего, я увидела там того, кого и ожидала: Лэнга. Он стоял и ухмылялся, но мне уже было не до него: подтолкнув меня к столбу, громилы уже привязывали к нему мои руки над головой, обнажали мне спину, разорвав остатки платья. Я опять попросила Бога о тишине. Краем глаза я увидела, что в руках неандертальца появилась плеть, да не простая, а с несколькими хвостами. Что-то подобное я и представляла себе, ведь без подобной подлости моя судьба никак не смогла бы обойтись!

Первый удар был неожиданным: мои стиснутые зубы разжались, и из груди вырвался стон. Второй пришёлся по тому же самому месту и стал самым больным, но между ними оказалось время, за которое я успела стиснуть челюсть до синевы: видимо, и в правду, что Бог не делает, всё к лучшему. Моя челюсть и так плохо разжималась от предыдущих двух ударов по ней, а теперь, казалось, она приобрела невиданную хватку, как у бульдога.

Третий и четвёртый прошли, как в тумане, а после пятого я, по-моему, прикусила язык и на мгновение потеряла сознание, но резкий рывок и удар об землю заставили меня очнуться. Меня схватили за руки и потащили по земле, заставляя мою израненную спину тащиться по всем неровностям каменного пола дворика, сдирая с неё кожу до мяса.

– Стойте! – кто-то выкрикнул знакомым голосом, и меня подняли на руки и понесли прочь. Только тогда моё сознание отказало.

Я очнулась, лёжа на животе. Спину я не чувствовала: она как будто подверглась заморозке. Мой затуманенный взор обнаружил себя в своей кровати, а рядом – суетящуюся Смилтэ.

– Доркхайя, ты очнулась! Хвала Светлейшей! Все тирайи и вирайи молились за тебя!

– Спасибо… – я не узнала свой голос: он звучал, как из бочки, язык, немного опухший, вяло ворочался во рту.

– Второй день пошёл! Я посмотрела на девушку и обратила внимание, что она опять в красном платье, но уже в другом, по проще. – К вечеру встанешь на ноги. Господин Мирно был так любезен и выдал настойку из своих запасов, которой лечат раны у сифэйнов после сражений с порождениями Тьмы! Твоя спина уже почти зажила. Ты голодна? Крамма передала тебе похлёбку и свежий хлеб, сказала, что её нужно съесть обязательно!

Мой желудок издал громкий звук, и следующие полчаса я послушно открывала рот, подставляя его под ложку, для чего Смилтэ переложила меня на бок. Потом опять завалившись на живот, я рассеянно слушала оживлённую болтовню Смилтэ, пытаясь вычленить из неё крохи необходимой мне информации. Видимо, настойка Мирно обладала помимо лечебного, и обезболивающим эффектом, и я чувствовала себя почти сносно.

– … Мы с Юдой решили подсмотреть, куда тебя повели, когда доркхаор вынул плеть, Юда охнула, и нас заметили… Пришлось возвращаться в свои комнаты: нам запрещено смотреть на наказания. Сифэйны считают, что так ослабляется наше тродэ (слово мне перевелось, как астральное тело). Теперь тебя нельзя будет использовать для излития около двух лун, твоё тродэ тоже ослабло…

Я поняла, что я избавлена от мужского внимание на срок до двух месяцев. Это было хорошо: хоть какая-то польза от моих мучений.

– …Мы в тот вечер не знали, куда ты исчезла. Сифэйн Лэнг был очень зол, и нас допрашивали несколько раз! Мы сами перепугались: а вдруг крайгэ пробрались в Чертог и напали на тебя? Но потом услышали скрип твоей двери и догадались, что ты пряталась… А я теперь – тирайя Дормэна! Он – хороший сифэйн, добрый… Пусть и не очень богат, но в постели… – Смилтэ захихикала, – просто ураган! Он сказал, что возьмёт меня к себе на весь срок! Это так здорово! Не придётся ублажать всех подряд!

Я порадовалась за девушку и спросила:

– Смилтэ, а ты пьёшь настойку прайи?

– Что? А откуда ты…

– Когда нас везли сюда, дэкханэ что-то про неё говорили…

Смилтэ вдруг замолчала и продолжила мыть полы в моей комнате, не открывая рта.

– Я сказала что-то не то? Извини, не хотела…

– Нет, доркхайя, всё правильно… Просто об этом не принято говорить так, вслух… Настойка прайи защищает девушек и женщин от рождения детей от сифэйнов, ведь тирайя может родить от них только доркхайю или доркхаора… До двенадцати циклов такой ребёнок живёт с матерью, а потом его забирает его отец и ставит клеймо… Отец становится хозяином сына или дочери, и доркхайи, и доркхаоры потом живут с ними…

– Отец – хозяин своих детей? Миэр?

– Да…

Меня поразили дикие нравы этого мира: брать в рабство своих детей, клеймить их…

– Так лучше для вас, – продолжила Смилтэ, – то есть, для них…

Было бы лучше, бывшая владелица этого тела не сбежала бы на каменное плато!

– Вот эти громилы, с плетью, они такие же, как я?

– Ну да, они родились от тирайи и сифэйна.... Только если доркхайи очень красивые, почти как дилаунэ, то доркхаоры…

– Уродливые?

– Да… и глупые… Они делают только то, что говорит им хозяин.

– А кто хозяин тех, с плетью?

– Одного – Мирно, а другого – не знаю… Тебя наказывал тот, что принадлежит Мирно… Девушки сказали, что тот ему приказал не слишком усердствовать…

Мне опять немного повезло: если бы я досталась в руки другого, то, возможно, так бы легко не отделалась!

Смилтэ ненадолго уходила и тут же возвращалась. В одно из своих возвращений я увидела, как девушка заходит ко мне в комнату со странным лицом.