– Золотая кровь – нижняя ступень социальной лестницы, – поправляет она. – Это знатные господа, купившие титул и положение при дворе, – торговцы чаще всего. Вторая кровь обладает родословной, хоть и не может похвастаться богатством или властью. Первая кровь занимает самое высокое положение, в их руках власть, земли и богатство. Они часто занимают важные политические посты, такие, например, как министр королевского кабинета, и очень часто становятся королями и королевами. Д’Малвейны, правящие уже пять сотен лет, принадлежат к Первой крови.

– А что насчет И’шеннрия? – спрашиваю я.

– Первая кровь. – Она выпрямляет спину. – Но лишь номинально. Война разрушила Рейвеншаунт, наше родовое гнездо, а из-за приверженности к Старому Богу большинство семейств нас сторонится. За тридцать лет мне не поступило ни единого предложения помочь нам отстроиться заново.

– Поэтому теперь вы помогаете ведьмам, – говорю я. – Ради чего? Отомстить двору?

Поджав губы, она окидывает меня взглядом с головы до ног.

– Ты так юна.

Я мгновенно ощетиниваюсь.

– И все-таки достаточно взрослая, чтобы ради вас обратить принца в Бессердечного.

И’шеннрия замолкает, а когда вновь открывает рот, ее голос холоден как сталь.

– Я согласилась обучать тебя, чтобы избежать очередной войны. – Ее рука касается шрама возле подбородка. – Этот мир повидал довольно страданий. Я повидала довольно страданий. И не пожелаю такой участи никому.

Воспоминание о трех сосудах с сердцами в камине Ноктюрны вспыхивает в моем сознании. Больше никаких сосудов. Больше никаких сердец.

– Это я хорошо понимаю. Не желать своей участи никому другому.

И’шеннрия наконец обращает свой пристальный взгляд на меня. Он настороженный и колючий, как розовый куст без единого цветка. Я внезапно остро осознаю свою сущность – тот факт, что кто-то вроде меня уничтожил ее семью и, вероятно, оставил ей тот шрам. Храбростью с ее стороны является уже то, что она согласилась оказаться в одной карете вместе с существом, убившим ее близких.

И’шеннрия вздыхает.

– Главное, что ты должна знать: мне необходимо послушание. Если не будешь делать то, что я говорю, все окажется напрасно.

– Мне не очень… хорошо дается послушание.

Мне наверняка привиделось, но, когда леди И’шеннрия отвечает, ее губы изгибаются в легкой сардонической улыбке:

– Нас таких двое. – Она достает из-под сиденья и протягивает мне стеклянный сосуд. Поразительно искусная работа – бледно-лиловое стекло с гравировкой в виде свернувшейся кольцами змеи и россыпи звезд. – Сосуд. Для сердца принца. Пусть побудет у тебя, пока не придет время.

Я вовсе не хотела его видеть, но вот он здесь, покоится в моих руках.

– Сколько у меня времени? – хрипло спрашиваю я.

– Его сердце нужно будет поместить в сосуд в течение часа, так сказали мне ведьмы.

– Нет, я имею в виду… – Я сглатываю. – Сколько у меня времени на то, чтобы заполучить его сердце?

– Весеннее Приветствие предполагает, что принц выберет невесту к Зеленалию – дню летнего равноденствия. А значит, у тебя примерно…

– Две недели, – бормочу я. И’шеннрия кивает.

– Затем, обручится он или нет, всех потенциальных невест отошлют домой. Для принца это Весеннее Приветствие последнее – три предыдущих он сорвал, и терпение короля на исходе. Поговаривают, что, если он и на этот раз не выберет невесту, король сам сделает это. – В ее взгляде сквозит усталость, а вокруг глаз внезапно проступают мелкие морщинки, выдающие возраст. – Очень может быть, что ты наш последний шанс.

– И уж точно не лучший, – добавляю я дрожащим от напряжения голосом. Четырнадцать дней. За это время мне нужно вернуть свое сердце.

– Надеюсь, ты понимаешь, как много поставлено на карту, – упорствует И’шеннрия. – Стоит тебе ошибиться, и война неизбежна. Если ты будешь поймана, не сомневаюсь, что люди найдут способ обвинить во всем ведьм и объявят войну.

– Думаю, мертвую меня война будет заботить меньше всего.

– Типичная Бессердечная, печешься только о себе, – насмешливо говорит она. – Если не справишься, каждый мужчина, женщина и ребенок в Каваносе будут вовлечены в…

– Понимаю, – обрываю я. – Я осознаю, что люди умрут, ясно? И знаю, как это важно. Но если бы я не пошутила по этому поводу минуту назад, меня бы стошнило.

Она ничего не отвечает, но молчание не затягивается. Все полдня езды от леса Ноктюрны до Ветриса леди заставляет меня запоминать семьи Второй и Первой крови (Химентелл, д’Малвейн, И’шеннрия, д’Голиев, Стилран, Прайзлесс), учит приветствовать их как равных (легким поклоном, но не слишком глубоко, держа за спиной лишь одну руку, а не обе). И подсказывает общие фразы, полезные, когда не знаешь, что сказать, – безвредные и вежливые. Леди интересуется устройством моего пищеварения, но ни одно из моих пояснений ее не воодушевляет: алкоголь и вода усваиваются легко, а вот все остальное выйдет наружу. Когда Бессердечные съедают что-то помимо сырого мяса, пища мгновенно и весьма болезненно переваривается с помощью магии, а затем наши тела выводят лишнее единственным возможным для себя способом – с помощью кровавых слез. В первый раз это случилось со мной почти сразу после обращения; от оленьей плоти меня тошнило, и я попыталась съесть одну из пшеничных лепешек Ноктюрны. Агония была жуткой, но слезы – я коснулась их пальцами и обнаружила кровавые следы – еще хуже.

И’шеннрия заверяет, что большинство приемов «пищи» будут для вида, но на королевском пиру для избранных придется есть публично (и незаметно посещать уборную, когда терпеть станет невозможно). По словам И’шеннрии, пиры – это способ поддерживать лояльность знати. Корми их, и у них не будет ни времени, чтобы организовать восстание, ни желания что-либо делать, пока животы полны сливок и меда. В этом есть извращенный смысл. Даже выбор одежды, по словам леди И’шеннрии, имеет скрытые причины – безвкусный пояс или глубокий вырез, например, помогают отвлечь внимание от лица. Чем больше люди сосредоточены на твоем наряде, тем меньше внимания обращают на твои слова или действия. Чем сильнее впечатление от наряда, тем меньше вопросов тебе задают. Она подмечает, что я при знакомстве не поинтересовалась, действительно ли она леди И’шеннрия, – поскольку бессознательно определила это по ее облику. И она права. До этого момента я и не подозревала, какой властью обладает одежда, и это пугает.

Ветрис разительно отличается от моей простой лесной жизни. Я ела, разговаривала, практиковалась во владении мечом. В Ветрисе мне предстоит все то же самое, но в шелках и с десятками вариаций каждого действия в зависимости от окружения и рангов. Я впитываю всю информацию, какую только возможно, повторяя каждое слово И’шеннрии.

Невозможно. Невозможно выучить все это за четыре дня до Весеннего Приветствия. Но я это сделаю, и сделаю идеально.

Потому что в противном случае свобода ускользнет от меня, как песок сквозь пальцы.

Я так сосредоточена на новых знаниях, что не замечаю восхода до тех пор, пока солнечный луч не проникает в окно кареты, скользя по моему лицу. Я моргаю, привыкая к арбузно-зеленому и нежно-розовому цветам неба. Золотой диск солнца восходит над горизонтом во всей своей сияющей красе.

– …что до принца, наша цель ясна. Девушки на Весеннем Приветствии называются Весенними Невестами, и они… – речь И’шеннрии прерывается. – Ты меня слушаешь?

– П-простите. – Я отвожу глаза. – Просто… я не видела рассвет со дня обращения. – Солнце поднимается на юге, а это направление всегда скрывали густые кроны деревьев леса Ноктюрны. На удивление, И’шеннрия не требует, чтобы я сосредоточилась.

– Давно это было? – спрашивает она.

– Три года назад. – Солнце вновь завораживающе пробивается сквозь облака, и мой голос садится. – Как я могла забыть, насколько это прекрасно?

Воцаряется тишина. Наконец она спрашивает:

– Сколько тебе исполнилось бы в этом году, будь ты все еще человеком?

– Девятнадцать.