Барон слушал её, а сам неторопливо, с основательностью снимал с неё вуаль, барбет – ленту через подбородок и вимпл – платок, закрывающий шею, вытаскивал одну за другой длинные шпильки из волос.

- Вы не можете так поступать со мной. Вы же знаете... Вы же сами видите, что мы слишком разные... Мы не можем быть вместе. Эта свадьба – это ошибка... Умоляю вас,- она поймала его руку, поднесла к губам, целуя,- прошу вас... Не надо... Оставьте меня... Умоляю...

Он освободил ладонь из её рук, улыбнулся одной стороной губ.

- Что-то я не понимаю тебя, дорогая моя жена. Чего ты хочешь? Чтобы я отказался от этого брака? Поздно. Всё уже сделано. Я – твой муж, а ты – моя жена. Что тут может быть не понятного?

- Но я не хочу быть вашей женой!- Она чуть повысила тон голоса.

- Но ты уже – моя жена!- Он тоже повысил голос, и в нём появилось незнакомое ей до этого раздражение, показывающее, что барон подошёл к грани терпения.

- Но вы годитесь мне в отцы, а не в мужья!

Видимо, многие уже говорили или намекали ему об этом за все эти дни, потому что барон потерял последние капли терпения. Принялся дрожащими пальцами расстёгивать на ней обе пуговицы расшитого праздничного сюрко – жилетки. Сорвал её, швырнув на пол, принялся рвать пуговицы котарди. От его рывков Анию буквально покачивало на слабеющих ногах, она хрипло и тяжело дышала от волнения происходящего. Шептала чуть слышно:

- Не надо... умоляю... прошу вас... Милорд... не надо... не трогайте меня... умоляю... милорд...

Но барон не слушал её, рывком рвал на ней шнуровку киртла – платья, взяв за ворот, дёрнул его вниз, с плечей, оставляя свою молодую жену в одной белоснежной рубашке до пола.

Ания тут же закрылась руками, обняв себя за плечи, словно стояла голой перед мужчиной. Русые волосы посыпались, когда она склонила голову, сверкая в свете свечей, заструились по груди, рукам. Барон даже невольно залюбовался своей молодой женой. Девочка. Его девочка.

Он толкнул её на кровать, сам наклонился и снял с её ног туфли, сорвал тонкие чулки. Ания, хрипло дыша, смотрела на него огромными глазами, потом, опираясь на локти, поползла на спине от края кровати, прочь от своего мужа. Шепнула:

- Не трогайте меня...

Барон поймал её за лодыжки и дёрнул на себя, зло шепча ей в ответ:

- Хватит! Если ты думаешь, что я люблю подобные игры – ты ошибаешься, глубоко ошибаешься...

- Это не игры... Отпустите меня!

Он навалился на неё, прижимая руки за запястья слева и справа от головы, зашептал в лицо, сверкая чёрными глазами:

- Я знаю, ты из монастыря... Это хорошо... Я могу быть уверен, что буду у тебя первым...

- Прошу вас, милорд... умоляю... оставьте меня...- Её уже трясло от происходящего, голос срывался.

Барон поднялся на колени и принялся расстёгивать пояс на брюках, свободная рубашка скрывала его тело, руки.

- Нет... нет... нет...- Ания снова попыталась выбраться из-под него, поползла на спине вверх, через всю кровать.

Барон, оставшийся в одной рубашке, настиг свою супругу быстрее, чем она думала. Он не тратил время на ласки и поцелуи, жена нужна была ему в практических целях. Он поднял вверх её сорочку, чтобы добраться до вожделенного тела. Ания сопротивлялась, отталкивалась руками и ногами, но барон Элвуд сумел справиться с ней. Несмотря на его возраст и седину, в руках он сохранил порядочно силы. Когда сопротивления жены ему надоели, он хлестнул её по лицу слева, а потом справа, дав звонкие болезненные пощёчины.

Ания сникла. Ещё никто ни разу не бил её по лицу. Она обессилела от отчаяния и боли, она позволила этому человеку овладеть собой. Барон, получая желаемое, ворвался в неё грубо и жёстко, не жалея, не думая о ней, с удовлетворением осознавая, что был прав – он первый её мужчина. Так и должно быть, для этого он и взял её из монастыря.

Он буквально насиловал собственную жену, упиваясь слабостью, покорностью женского тела. Давно он не переживал подобного. Неужели её молодость, её свежесть и невинность разбудили в нём такую страсть? Кто бы мог подумать. Теперь ясно, почему многие из его сверстников брали в жёны именно молодых девочек. Это было ни с чем не сравнить.

О, она подарила ему незабываемые ощущения.

Он наклонился и поцеловал её в губы. Она даже это ему позволила, лежала безучастная, с закрытыми глазами. И только, когда он оставил её, она медленно отвернулась от него на бок и расплакалась.

- Прекрати...- приказал он сухо и требовательно.- Мне нужен сын, мой сын, и ты родишь мне его. Понятно?

Он не ждал от неё ответа. Забрался под одеяло и отвернулся от супруги. Ания продолжила плакать, но старалась прятать лицо в подушку, чтобы её не было слышно, в отчаянии стискивала зубы.

Будь ты проклят, барон, будь ты проклят...

Гости разошлись по комнатам, свадебный праздник на первый день закончился, слуги убирали со столов. В ночной тишине слышно было, как они переговариваются друг с другом. С высоты галереи над залом, оперевшись на перила, наблюдал за всеми молодой барон Орвил. Держал кубок с вином в руке и думал.

Он, наверное, единственный из всех не пошёл провожать «молодых» в спальню, на брачное ложе. Вспоминал её лицо, её боль и растерянность во взгляде. Понимал, что сейчас отец, наверное, уже добрался до неё, подгрёб её под себя... И никто не стал её слушать, никто не пожалел её... Бедная девочка!

Ну почему тебе не хватило жениться на какой-нибудь другой? Нашёл бы себе в жёны какую-либо вдову постарше, поопытнее, зачем было брать эту девчонку? Старый козёл! Ты довёл до смерти мать, а теперь возьмёшься за эту монашку? Разве с тобой она сможет пережить, что должна в этом возрасте? Разве она узнает в жизни, что такое любовь? Ты загубишь её, ты сломаешь ей жизнь. Всё потому, что тебе нужен другой сын.

Орвил нахмурился и отпил несколько глотков вина. Другой сын. Это значит, что сам он не получит ни этих земель, ни титула. Отец найдёт способ, как спровадить от себя старшего сына, как лишить его всего. Лучшее, что светит ему, это найти другого господина или стать странствующим рыцарем. При отце жизни ему не будет. Да и разве сможет он теперь равнодушно смотреть в лицо этой девочке, которую он привёз сам своему отцу-тирану? Жить здесь и ждать, когда же она родит ему сына? Когда и его судьба решится?

- Милорд?- кто-то из слуг позвал его снизу, из зала.- Вы пойдёте к себе или вам оставить вина тут?

- Я пойду к себе. На завтра запланирована охота, так что...- «Не могу же я её пропустить. Он не поймёт»,- подумал, но не сказал вслух, залпом допил остатки вина из кубка.

День для охоты выдался замечательным. С утра светило солнце, ветер развевал гривы лошадей, длинные подолы платьев у женщин, хлопал полотнищами плащей.

Ания никуда ехать не хотела, но её никто не спрашивал, барон приказал утром: «ты должна быть, гости ждут». Так ли уж там гости её ждали? Она в этом сомневалась, всем было безразлично, посудачат и забудут, был бы праздник, был бы повод, а будет ли на этой охоте молодая жена барона или не будет, кому есть до этого дело. Так думала Ания.

Все, кто участвовал в охоте, поделились. Часть ушла с егерями и собаками в загон, часть – особенно мужчины – гости барона, его свита – отправились навстречу загонщикам. Ещё одна группа вообще никуда не поехала. Большей частью это были женщины, окружённые пажами и молодыми оруженосцами – сквайрами. На опушке леса расставляли и накрывали столы, и женщинам куда интереснее было тут, чем среди лошадей, собак и охваченных азартом мужчин. Здесь обменивались сплетнями, делились рецептами и советами, жаловались на своих мужей и рассказывали о проказах подрастающих детей.

Здесь же осталась и Ания. Именно сейчас ей хотелось больше всего побыть одной, всё обдумать. Вспоминались события вчерашней ночи, пережитые боль и насилие, а приходилось улыбаться всем, принимать поздравления, отвечать на вопросы, пряча всё глубоко в душе. Временами Ания даже начинала раздражаться на звуки смеха и беззаботных голосов женщин вокруг, злилась, отворачиваясь от всех. «Когда же это всё закончится? Когда же вы все уедете? Когда же я, наконец, останусь одна? О, Боже...»