Камеристка шарахнулась от неё к двери.
- Вы сошли с ума!
- Убирайтесь!
За камеристкой закрылась дверь и засов. Ания снова осталась одна. «Не дождётесь! Не будет этого никогда! Будьте вы прокляты!»
Весь этот день она провела одна. К ней никто не приходил, никто так и не затопил камин, никто не принёс ей есть или пить, не приходил врач, все словно забыли о ней. К вечеру в комнате стало ещё холоднее. Ания весь день пила воду из кувшина для умывания и лежала на кровати, подтянув колени, молилась и проваливалась в сон без сновидений.
А вечером, уже в темноте, к ней пришёл барон Элвуд, разогнал полумрак единственной свечой в подсвечнике и долго рассматривал фигуру Ании, сидящей на кровати. Он видел и камзол сына, и румянец болезни на щеках, и упрямый взгляд серых глаз.
- Ты ещё не околела здесь?
- Не дождётесь...- прошептала.
Барон усмехнулся и понизил голос.
- А если я пошлю к тебе верного человека с петлёй, а утром ты удивишь всех своим самоубийством?
Краска отлила с её лица, Ания шепнула:
- Вы не посмеете...
- Почему?
- Я буду сопротивляться, вряд ли кто-то поверит, что это было самоубийство.
- Всё будет так, как я скажу, и все узнают именно то, что мне нужно.
Его голос был глухим и очень серьёзным. Ания почувствовала неожиданный страх. Он сделает это! Он способен! Его не остановила даже смерть сына, что уж говорить о ней, она ему вообще никто, просто ненавистная жена.
- Я не изменяла вам...
- Прекрати!
- С вашим сыном меня связывают только отношения дружбы и доверия. Поверьте мне. Вы делаете поспешные выводы. Я перед вами ни в чём не виновата.
- Поверь мне, смертью караются даже меньшие проступки.
- Смертью? Вы обещали мне монастырь...
- Если ты не родишь мне сына.
- Я не изменяла вам!- Ания повысила голос.- Кроме вас у меня никого не было! Поверьте мне! Я клянусь вам всеми святыми, Спасителем и его Матерью! Почему вы не хотите мне верить?
Барон улыбнулся медленно и ответил:
- Странно, и почему я не хочу тебе верить? Ни тебе, ни моему ублюдку-сыну... А он ещё выгораживал тебя, просил тебя не трогать, всю вину на себя брал, а ты...
- Что с ним? Скажите мне, умоляю вас! От вас же не убудет...
- Может быть, ты поторопишься встретиться с ним? А? Там...- Многозначительно вскинул тёмные брови.
- Нет! Вы не стали бы... Не может этого быть...
- Почему? Он меня предал, и ты меня предала, почему же?
- Я не предавала вас!
Барон промолчал и спросил:
- Ну что, мне посылать человека, чтобы он помог тебе увидеть любимого? Или ты всё сделаешь сама, как послушная жена?
Ания замерла. Голова работала в разы быстрее, ища выход, думая, что придумать сейчас, что сказать ему.
- Баронесса Марин всё знает... Она приходила ко мне на рассвете, я сказала ей, что вы собираетесь убить меня или принудить совершить самоубийство.
- Это – ложь.- Барон был спокоен на удивление.
- А вы проверьте! Напишите письмо в Дорг, и она всё подтвердит. Я сказала ей, что, если со мной что-нибудь случится, это будете вы, и она тут же напишет письмо епископу – моему опекуну. Вас будут судить, и тогда, уж точно, ваши земли и титул достанутся неизвестно кому. В вашей ситуации вы можете только требовать развода по причине измены, но епископ не даст вам его, потому что тогда ему придётся вернуть назад мои земли, что вы ему подарили за меня.- Что это нашло на неё? Она говорила так быстро и так на удивление серьёзно, что не поверить ей было невозможно.
Барон зло фыркнул, переступив на больной ноге. Правда ли то, что она говорит? Как это проверить? Баронесса Марин уже в Дорге, да и как спросить её об этом?
- Ты всё равно сдохнешь здесь сама...- прошептал свирепо ей в лицо, буравя ненавидящим взглядом.
- Посмотрим...
Он развернулся и ушёл, громко хлопнув дверью. Ания одержала маленькую победу. Барон вышел из себя, и это было видно по оставленной им свече, вряд ли бы он забыл про неё, если бы не был выбит из колеи.
Баронесса медленно легла на спину, глядя в сумрачный полог кровати перед собой.
«Орвил, где ты? Что они сделали с тобой? Я боюсь, ты слышишь меня? Я делаю так, как ты просил... Если ты жив, помолись за меня сегодня... А я помолюсь за тебя».
* * * * *
До Виланда он добирался несколько дней. Это был ближайший город к обители бегинок. Шёл пешком по заснеженной дороге, на ночлег останавливался в деревнях у дороги, просился в первый же крестьянский двор. Крестьяне пускали его в дом охотно, желая послушать новости от путника, идущего издалека. Что мог им рассказать Эрвин, сам-то ничего не знавший? Поэтому мало говорил и больше слушал, что ему рассказывали о делах в округе. Крестьяне были озабочены одним: не было бы войны, не подняли бы повинности из-за этого, не начались бы беспорядки и грабежи. Эрвин о войне ничего не знал, в обители об этом не говорили.
Оказывается, войну ожидают уже несколько лет. Но на этот раз, всё же, все были уверены, что избежать её не удастся. У графа Гавард всегда были сложные отношения с соседом – графом Мард, они воюют уже давно, воевали ещё их отцы и деды. Бывали перемирия, но конфликт вспыхивал опять. В прошлом году старый граф Гавард умер, скоро уже как год, и с его смертью закончится, скорее всего, короткий период перемирия, длившийся пять лет. Молодой граф-наследник недавно погиб, на смену ему пришёл другой родственник, а уж он-то доведёт худой мир до войны. Это точно.
Эрвин слушал рассуждения крестьян и хмурился. Война – это плохо. Это разорённые деревни и сожжённые поля, сколько погибнет людей, а сколько умрёт от голода и болезней. Женщины останутся вдовами, а дети – сиротами. Сразу же вспоминался вид обители, где скромно и бедно жили бегинки, еле-еле сводившие концы с концами. Там жили дети и женщины, и все уповали только на милость Господа и свой труд.
А если война? Все приходы, монастыри и обители затопят беженцы и брошенные в отчаянии женщины. Как можно допустить такое? Зачем нужна война?
Он думал о Ллоис, вспоминал её растерянный взгляд, когда прощался с ней, когда собрался уходить. «Бедная, бедная Ллоис. Моя Ллоис. Я вернусь к тебе, очень скоро вернусь. Вернусь...»
В Виланде он обходил весь квартал ремесленников мастера за мастером, заходил, показывал кожаные охотничьи перчатки и спрашивал, задавал вопросы о клейме мастера, пошившего их.
Но никто не мог ему помочь. Да, все соглашались, что это была авторская работа, но мастера, ставившего клеймом коронку, никто здесь, в Виланде, не знал.
Один старый мастер особенно долго рассматривал перчатки, выворачивал их старыми заскорузлыми пальцами, разглядывал швы, касался подушечками пальцев, будто через ощущения пытался понять неведомого мастера.
- Да, клеймо не знакомо мне. Никого здесь нет с такой печатью. Я бы знал.- Поднял глаза на Эрвина и протянул перчатки.- Знаете, молодой человек, может быть, этот мастер вообще не из города. Я знаю многих мастеров в округе, и в Солге, и в Архене. Нет таких печатей там.
- Кто это может быть?
- Ну,- он пожал плечами,- может быть, этот мастер вообще не живёт в городе. Может быть, он работает в каком-нибудь замке, ну, местный мастер, и шьёт он только для хозяина замка, мало шьёт. Поэтому никто не знает его клейма. Корона...- повторил задумчиво.- Корона похожа на графскую, посмотрите, какие зубчики. Может быть, этот мастер живёт в замке какого-нибудь графа и обслуживает людей там? Шьёт не на продажу, поэтому мало и только для своих, и его никто не знает. Я вот ничего не знаю про него, но мастер, должно быть, хороший, вещь пошита добротно и аккуратно, но рука мне не знакома.- Посмотрел в лицо Эрвина внимательным взглядом.- Вам зачем нужен этот мастер? Если что-то нужно, наши мастера сошьют вам не хуже, у нас знаете, какая хорошая кожа!
- Нет, спасибо, мне нужен именно этот человек.
- Ну, как хотите.- Мастер пожал плечами.- У нас, в Виланде, вы его не найдёте.
