Эван пожал плечами.

— Аргайл.

— Это я знала и так.

Эван усмехнулся.

— Одним словом, — сказал он. – Я не так уж привык всё покупать. До недавних пор у меня ничего не было. И потому ты права – я привык, что деньги решают всё.

Элена помолчала. В этом она Эвана вполне понимала.

— Ну, а женщины? – спросила наконец она. – Брюнетки или блондинки? Кого бы вы выбрали, если бы могли выбирать?

— Хорошеньких, — ответил Эван коротко. — Всё равно кого.

— Как я?

— Ты – лучше всего.

Эван смущённо замолк и бросил на Элену косой взгляд, а потом негромко рассмеялся.

— Чёрт. Я ни с кем, кроме тебя, так идиотски себя не вёл.

— Может, это ваш титул так на вас действует?

— Скорее всего, — Эван опять замолчал и поджал губы, Элена тоже больше ничего не спрашивала. Только когда они добрались до берега, остановилась и обняла князя. Эван осторожно придержал её, не прижимая к себе, но просто поглаживая руками по спине.

— Я так хочу тебе доверять, — сказал он наконец и, отвернувшись, прижался к макушке Элены щекой, — это так глупо и так несвоевременно… Если бы ты знала.

Элена молчала. Эван хотел было остановить словесный поток, но уже не мог.

— Мне часто кажется, что они все здесь меня ненавидят. И я не понимаю — за что. Я не понимаю, как мне с ними поладить… Не понимал. А теперь уже поздно. И мне всё равно. Они кружат надо мной, как стервятники, но я-то знаю, что каждому из них что-то от меня нужно. Если бы я знал… Я бы никогда сюда не пришёл.

Элена запрокинула голову, заглядывая ему в глаза.

— Эван… вы говорите так… — она закусила губу, — вы меня пугаете. Нет, я не это хотела сказать. Говорите, просто… В ваших словах слишком много обречённости. Я не понимаю почему.

Эван покачал головой.

— Не надо ничего понимать, — сказал он. – Просто побудь со мной. И никому не говори, что я тут нёс.

И Элена не стала ничего отвечать. Лишь обняла князя ещё раз и стала осторожно гладить по волосам.

Вся регулярная часть парка была разбита на участки разного размера высокими шпалерниками так, что казалось — безумный великан расчертил землю квадратами и кругами, используя гигантский циркуль. Плотный, как стена, кустарник, аккуратно подстриженный руками садовника, не позволял увидеть, что творится за стеной, так что когда Изабель вытаскивала всю семью на пикник, и Эвану приходилось идти следом, достаточно было просто скрыться за этой стеной, чтобы остаться с Эленой наедине.

Элена любила эту часть парка – здесь не было ни единого листика, нарушающего красоту, но здесь всегда было слишком много людей, и даже кустарник не мог заглушить чужих голосов.

Эван, напротив, терпеть не мог регулярный парк. Едва у него выдавалось несколько часов, как он уводил Элену далеко — туда, где садовникам было приказано оставить все в наиболее первозданном виде и куда никогда не выбиралась леди Изабель. Туда, где среди веток, не знавших ножниц садовника, и стволов деревьев, поваленных грозой, можно было внезапно обнаружить мраморный постамент, поддерживавший кого-то из древних богов.

Статуи из белого мрамора, казалось, были разбросаны здесь везде, а аллеи, ведущие от одной до другой, казались сказочными переходами в другие миры. Здесь всегда господствовала тень, и Элена жалела, что не смогла увидеть парк летом, когда всё здесь было покрыто зелёной листвой. Зато теперь ясени оделись в золото, и, казалось, на парк снизошёл неземной покой.

Палая листва шуршала под ногами лошадей или под их собственными ступнями, когда они выбирались сюда пешком. Эван молчал, будто бы прислушиваясь к царившей в парке неподвижной тишине, и Элена тоже не стремилась разговаривать. Им было просто хорошо вдвоём – и время теряло смысл на эти несколько часов, пока они не возвращались домой.

Иногда, миновав очередной поворот, они обнаруживали тупичок, в котором шуршал водой заросший мхом фонтан, а иногда – живописный дворик, летом служивший цветником.

Иногда Элена видела в траве маленьких зверьков – кроликов или белок, которые совсем не боялись людей, но ни разу к ним не подошла.

— Почему ты не любишь, когда тебя шлёпают? Даже чуть-чуть.

Элена замерла, затаив дыхание, предчувствуя, куда может увести обоих такой разговор.

Она лежала на животе на дне плоскодонной лодки, уложив голову на скамью рядом с головой князя и глядя, как медленно проплывает по правому борту берег, покрытый пожелтевшей травой и пунцовым ковром листвы.

Эван лежал рядом, подложив одну руку так, чтобы Элена могла опустить на неё щёку, а другой, по своему обыкновению, поглаживал обтянутые белыми панталонами аккуратные бёдра.

Последнее время Эван всё реже трахал её, но Элене трудно было подумать, что тот теряет к ней интерес – Эван почти всё время держал её рядом, гладил, разглядывал, будто девушка была диковинным зверьком, ненароком посетившим его дом.

Они гуляли по парку, наслаждаясь последними солнечными деньками, катались на лошадях, как и в первые дни в усадьбе По. Однажды Эван даже вытащил её кататься на велосипедах – но сам же долго продержаться не смог, и обратно они шли уже пешком. Эван без конца кашлял в тот день, и Элене почему-то было жалко его до слёз.

— Вам так нравится мой зад? – Элена легонько пошевелила бедром, потираясь о тёплую ладонь.

— Это шедевр! Особенно без штанов. Но ты не ответила на вопрос.

Элена закусила губу. Может, Эван и стал формулировать свои вопросы немного мягче, но по-прежнему не позволял Элене увильнуть.

Элена пожала плечами и отвернулась. Какое-то время царила тишина, а потом она вздохнула и произнесла:

— Порка – это наказание, князь. Когда вы спросили, пороли ли меня когда-нибудь, я вам ответила, что да. Клиенты пороли меня всего пару раз, и это не нравилось мне уже тогда. А вот когда мне ещё не было двадцати… до того, как я попала в клуб. Меня часто пороли за то, что я воровала еду. Настоящим толстым кнутом. И в этом не было ничего возбуждающего, по крайней мере для меня. Может, для того жирного лося. А потом был один случай… — Элена закусила губу. — Я не уверена, что хотела бы рассказывать о нём. Одному мужчине не понравилось, что я ему отказала. И он приказал пороть меня до тех пор, пока я не соглашусь.

Элена замолчала. Эван тоже не сразу решился задать следующий вопрос.

— Ты согласилась?

— Да. Я абсолютно не люблю боль. И я не так уж много теряла. Не знаю, почему люди делают трагедию из того, кто и с кем спал. Как правило, это быстрый, а иногда даже приятный процесс. Так что… после того раза мне было уже всё равно.

Эван протянувший было руку, чтобы погладить Элену по плечу, отдёрнул её и сжал кулак, чувствуя, как снова подступает злость.

— Ты никогда не думала, что это может быть неприятно тому, кто по-настоящему тебя любит?

— А у меня никогда не было того, кому было бы не всё равно, — Элена улыбнулась, хотя в глазах её по-прежнему стоял туман окруживших её ненадолго воспоминаний. – А вы за это хотите наказать меня, князь? За то, что был кто-то до вас?

Эван стиснул зубы и отвернулся. Это было абсолютно не важно сейчас – был ли у девчонки до него ещё кто-нибудь. Но избавиться от неприятного чувства, что та по-прежнему не принадлежит ему целиком, он не мог.

— Я не могу требовать от тебя верности, когда сам могу предложить тебе только несколько месяцев.

— Да… — улыбка Элены стала грустной. – Вряд ли для вас много значат мои слова… Но если бы вы попросили, я бы больше никогда и ни с кем не пошла, кроме вас.

Эван опустил веки, только чтобы не видеть её глаз, пронзительно синих сейчас.

— Расскажите мне о себе, князь. Я хотела бы задать вам вопрос… Но я даже не знаю, где начинать искать.

Эван пожал плечами.

— Что рассказать?

— Все эти люди… леди Изабель, леди Катрин… почему вы думаете, что они ненавидят вас?

Эван вздрогнул и, распахнув глаза, теперь пристально посмотрел на неё, не зная, стоит ли отвечать.