Мама от испуга охнула, прикрыв лицо руками. Надя же поняла, что погорячилась и сразу опустила плечи. А вот отец просто рассмеялся… Нагло так. В лицо. И это было чертовски обидно. Но куда хуже были его следующие слова:

— Сергей? Своими байками? Не смеши меня, девочка. Если вы с моим сыном сумели обмануть каких-то городских идиотов и заставили платить за свои фокусы — молодцы, хвалю. Я видел вас по телевизору, недурственное шоу. Но самим-то не нужно обманываться!

Я скрежетнул зубами. Но промолчал. Я не видел смысла спорить с отцом. Напряжённый разговор прервал заполошное куриное кудахтанье, и в кухоньку забежала курица, неведомо как пробравшаяся в дом. А следом размерено, даже с важностью вкатился робот-пылесос, с механической педантичностью пытаясь втянуть несколько белых перышек, оставшихся от несушки.

Матушка подскочила и подхватила курочку на руку и бочком, бочком поспешила к выходу — спасти ту от механического монстрика, которого мы с Надей презентовали в числе прочего.

Насколько я знал из разговоров с Максом, нашу деревню Чёрный месяц и все его последствия прошли стороной. Отключение электричества и раньше бывали больше, чем на месяц. Одержимых тут никогда не имелось… Тут никто ни в кого не верил. По той же причине творцов, обладающих способностями, в деревне никогда не имелось. А новости… а что новости? Они и раньше врали, теперь врут более нагло, ещё и заставляют дурацкие наручи носить, дроны пустили за всеми следить. Что-то доказывать, демонстрируя способности, я тоже не собирался. Тратить Веру? Не ради таких глупостей!

— Один лишь «питомец» Сергея способен в одиночку разнести весь этот дом! — небрежно бросила Надя, кивнув на Феникса, вцепившегося когтями в спинку моего стула.

— И он делает всё за него? Так же как ты сейчас за него говоришь?

— Сергей способен изменять время!

— Чтобы сбежать? — усмехнулся отец. — Хотя от себя не выйдет.

— Он способен противостоять самым жутким сущностям…

— Надя, не надо, — попытался я остановить девушку, для которой пренебрежение моими возможностями стало личным вызовом.

— Вы настолько не хотите признавать успехи своего сына? — Надя поняла, что «хорошей девочки» из неё не получилось, потому ударила коротко и точно. В самое больное место.

Губы отца, недавно растянутые в улыбке, опустились, а на лбу собрались нахмуренные складки.

— Если бы «успехи» имели место, я бы их с удовольствием признал, — отец поморщился. — Но я вижу пред собой лишь мальчишку, который, боясь ответственности и настоящей работы, сбежал в город. Того, кто сначала прожигал жизнь, якобы «обучаясь в университете», а затем стал работать в какой-то «шарашкиной конторе» строя из себя невесть кого. Какого-то героя, словно в тех сказках, что он пишет!

— Ты хотя бы их читал? — вытирая руки, уточнил я, чувствуя, как готов вот-вот сорваться. Признаюсь, мне было обидно. Не за себя. За Надю и её веру в меня, которую так нагло оплевали…

— Все эти байки о спасении мира? О том, как влюблять в себя принцесс? Победах над драконами или космическими империями? О том, как ты велик и хорош? Я достаточно читал этого мусора в юности, чтобы тратить время сейчас!

— А вот если бы прочитал, то знал бы, что я пишу о Человечности.

— Что? — краткость ответа явно сбила запал отца, а мне позволила перехватить инициативу:

— Моя первая и самая главная «суперсила» — оставаться человеком, какой бы бред вокруг ни происходил. Если я сражаюсь с всесильными полубогами, если попадаю в другие миры и спасаю вселенную… при этом я остаюсь человеком, слабым и уязвимым. Помнящим своё прошлое и мечтающим о будущем. Мой иммунитет к воплощениям позволяет мне оставаться собой. Человеком из глубинки, который безо всяких сверхспособностей достиг своей цели. А значит, и для изменения мира вокруг мне этого достаточно.

Ситуацию хотелось сравнить с идущим в разнос реактором, где ещё пара неверных действий — и начнётся неуправляемая ядерная реакция. Самое разумное сейчас — просто уйти, чтобы не доводить до нового скандала. В главной комнате даже висела картина — сестра-близнец той, которая находилась у меня дома, и чья репродукция имелась в наруче — способ попасть в экстренном случае к родителям, а сейчас — возможность уйти. Кто-то назовёт это бегством, но лучше худой мир вместо доброй ссоры. Но тут в реактор опустили графитовые стержни, то есть напряжение в комнате разрядил стук в дверь.

Повисла тишина. Секунд на десять. А затем отец с хеканьем поднялся, демонстрируя исполинскую фигуру, наполненною силой и уверенностью. Надя при этом чуть заметно вздрогнула, но батя, даже не взглянув на неё, двинулся к двери.

— Андрей Юрьевич, беда, — стоило лишь двери открыться, донёсся взволнованный голос. — Знаю, у тебя сын… но без тебя никуда. Там опять эти разбушевались. Всё разнесли. Уже горит загон… нужен твой трактор. Совсем без него никуда.

— Иду, — отец ответил без промедления, сразу потянувшись за курткой и ключами от трактора, стоявшего у забора.

Отец всегда был готов помочь. В меру возможностей, и не забывая о себе. Но он всегда помогал. И это сильно раздражало, ибо порой помощь другому была приоритетнее времени с семьёй. Хотя я и уважал его за это. А сейчас, это было и вовсе спасением.

— Ты бы сходил, помог, — тихо попросила матушка, когда дверь за отцом захлопнулась. Я поднял на мать удивлённый взгляд, безмолвно прося пояснений: — Ты же его знаешь: словами ему ничего не докажешь. Ему нужно всё вбивать. А так вы с Надей сможете показать, на что способны.

Мы с девушкой удивлённо переглянулись. Деревенская работа… вот это совсем не наш профиль — нам не показать в ней себя. Однако и спорить с матушкой я не желал. В её глазах так и читала волнение и забота. Потому, я принял решение:

— Дорогая, может, после ужина прогуляемся на свежем воздухе?

Я ржал. Уважаемые читатели, как же я ржал! Вы не представляете, в какой истерике я находился, когда пятнадцать минут спустя по следам трактора добрался до окраины деревни. То, что я растёкся по ближайшему забору, опасаясь свалиться в грязь — несущественное внешнее отражение. То, что у меня болел от смеха живот, а перед глазами плыли радужные капли, и от нехватки воздуха кружилась голова — тоже не передаёт полноту чувств. Но вот то, что Надя, не стесняясь, пинала меня в негодовании — вот это серьёзно отражало уровень моего падения.

— Как тебе не стыдно! — возмущалась Надя, шипя змеёй. — Только посмотри, как они с ними обращаются. А ты стоишь тут и смеёшься, как ненормальный. Нужно помочь этим детям! Они же могут им навредить, а то и вовсе задавить или убить ненароком.

— Этих «детишек»? — я худо-бедно сумел сдержать новый порыв смеха. — Да они чуть трактор не перевернули. И в щепу разнесли несколько немаленьких деревянных ограждений. И я, признаюсь, в восторге от того, как они гоняют деревенских. Сама на них глянь!

Я кивнул на то, как от очередного удара промялся металл борта комбайна, так же прибывшего на поле для сдерживания «детишек». Наверное, уважаемые читатели, я всё же должен пояснить, что «детишками» выступали трое кентаврят и один юный минотавр. Минотавру на вид около шести лет, однако все признаки вида присутствовали: бычья… вернее, телячья голова и худенькое, очень грязное тело ребёнка, советующее указанному возрасту. Однако, несмотря на это, силы в существе достаточно, чтобы ударом только недавно прорезавшихся рогов валить молодые деревья.

Кентаврята немного старше. Двое парней и девчонка, которые умели быстро скакать, благодаря конскому телу; быстро думать, благодаря человеческому торсу и голове. Они врезались всей массой тел в технику, корёжа её. Удары копыт распугивали селян, что пытались к ним приблизиться.

И нет, это не одержимые дети. Хотя если я правильно понимал, эти существа не раз впадали в одержимость. Нет, дети были союзом противоестественной близости человека… и некоторых видов животных. Биологически и генетически — невозможно. Но в мифах и легендах, в которые народ Верит — вполне. Потому имелся отличный от нуля шанс на подобный результат. А тут кто-то очень обильно грешил в первые годы после Чёрного Месяца.