На этот раз в бухте стояли сразу три судна — корвет «Оливуц», пришедший из Петропавловска-на-Камчатке, трехмачтовый транспорт «Князь Меншиков», приплывший от берегов Русской Америки из Ситхи, и тот самый «Восток», который сопровождал «Палладу» от Портсмута и был отправлен вперед на соединение с эскадрой.
На Бонин-Сима «Палладу» починили, перекрасили, подготовили для рейса в Нагасаки.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«От островов Бонин-Сима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее. Мы в пять дней прошли 850 миль…
9-го августа… завидели мы тридесятое государство. Это были еще самые южные острова, крайние пределы, только островки и скалы Японского архипелага…
Вот достигается, наконец, цель десятимесячного плаванья… Вот этот запретный ларец с потерянным ключом, страна, в которую заглядывали до сих пор с тщетными усилиями склонить и золотом и оружием, и хитрой политикой на знакомство. Вот многочисленная кучка человеческого семейства, которая ловко убегает от ферулы цивилизации, осмеливаясь жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает дружбу, религию и торговлю чужеземцев, смеется над нашими попытками просветить ее и внутренние произвольные законы своего муравейника противопоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде.»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Второй раз русские корабли подходили к Нагасаки.
Около пятидесяти лет назад, 3 октября 1804 года, в нагасакской бухте бросила якорь «Надежда» под командой Крузенштерна. На ней прибыл посланник Резанов, через которого русское правительство попыталось завязать отношения с Японией. Попытка окончилась неудачей. Русских не только не пустили на берег, но даже не разрешили им ездить на шлюпках около своего корабля. Несмотря на это, Крузенштерну удалось составить прекрасную карту залива, которой теперь пользовался командир «Паллады» Унковский.
Многие европейские страны пытались торговать с Японией и установить с ней дипломатические отношения. Но японцы упорно отвергали все эти попытки. С позором были изгнаны из страны испанцы и португальцы, следом за ними последовали иезуиты… Закон 1624 года запретил под страхом смерти покидать пределы страны японцам, а иностранцам приближаться к берегам Японии. Двести тридцать лет действовал этот закон, пока, наконец, 8 июля 1853 года, за месяц до прибытия Путятина в Нагасаки, американский коммодор (адмирал) Перри не вошел в порт Урага в Токийском заливе на линейном корабле «Сусквеганна». «Сусквеганну» сопровождали три канонерки. Перри получил от конгресса Соединенных Штатов неограниченные полномочия вплоть до объявления войны, с задачей во что бы то ни стало «открыть» Японию для торговли с Америкой. Перри направил пушки линкора на порт Урагу и вынудил японские власти принять письмо президента США Фильмора, в котором предлагалось заключить торговый договор и открыть некоторые японские порты для американских кораблей. Предупредив власти, что ответ должен быть положительным и что он вернется за ответом через полгода, Перри ушел с эскадрой в Китай.
Император Японии созвал совет, на котором решалось: как быть? Большинство князей-феодалов высказалось против американского ультиматума и за вооруженный отпор. Сразу же после совета японцы начали строить береговые укрепления и закупать большие партии оружия у голландцев — единственных европейцев, с которыми они торговали.
Путятин понимал всю сложность обстановки, создавшуюся в Японии для иностранцев после «визита» Перри. Он решил действовать иными методами, чем американцы. Переговоры велись на равных правах с обеих сторон и завершились успехом.
Вот что писала газета «Чайна мейл»:
«Удачным решением этого дела мы обязаны русским, а не американцам. Коммодор Перри, по передаче письма президента в Ураге, счел за лучшее дать для ответа шестимесячный срок, адмирал же Путятин отправился прямо в Нагасаки, как будто ему назначили этот город для переговоров, и достиг своей цели».
Выполнив свою главную миссию, эскадра отправилась к островам Рюкю, побывала в порту Напа на острове Окинава, и 9 февраля адмирал направил фрегат в Манилу, не зная того, что именно в этот день Англия и Франция разорвали дипломатические отношения с Россией.
Манила была выбрана Путятиным как нейтральный порт, где можно было отремонтировать суда, запастись продуктами и как следует подготовиться к последнему переходу — домой.
Именно здесь, в Маниле, адмирал узнал об объявленной России Францией и Англией войне. Путятин пригласил к себе в каюту Посьета, Гончарова и Унковского, взял с них обещание хранить тайну и объявил следующее:
— Господа! Я узнал, что англичане зорко следят за «Палладой» и готовы напасть на нее превосходящими силами. Адмирал Прайс собрал в Чили, в Вальпараисо, целую эскадру для нападения на нас. Фрегат стар, истрепан бурями и мало годится для боя с винтовыми кораблями противника. Но мы не можем уклониться от боя: мы — единственная защита наших восточных пределов. Да и недалеко уйдешь на парусах от винта. Я принял решение принять бой, сцепиться во время оного с кораблями неприятеля и взорваться. Повторяю: иного выхода нет! Ваше мнение, господа?
Посьет и Гончаров единодушно поддержали Путятина.
Гончаров записал в своем дневнике:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Если приеду, привезу путевые записки… Если утону, то и следы утонут со мной… Не знаю, даст ли мне бог этот праздник в жизни: сесть среди друзей с толстой тетрадью и показать в пестрой панораме все, что происходит теперь передо мной. А хотелось бы…»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Однако от встречи с английскими кораблями пришлось отказаться— из Петербурга поступило указание: спрятать «Палладу» в устье Амура.
Больше двух месяцев бился Унковский над выполнением этого приказа. Фарватер Амура не был достаточно глубок для массивного фрегата. Песчаные мели и подводные камни перегораживали путь. Отчаявшись, Унковский повернул судно обратно, ввел его в Императорскую (сейчас Советскую) гавань и поставил на якоря в укромную Константиновскую бухту.
С двух сторон к бухте подступали сопки, хорошо защищавшие корабль от ветров и от посторонних глаз. В спокойной воде можно было отстояться долгую зиму и подремонтировать судно.
На следующий день в бухту вошла «Диана» — новенькая, блестящая свежей краской, выглядевшая щеголихой рядом с «Палладой». Скоро в гавани собралась большая эскадра. Подошли «Восток», «Меншиков», «Двина», «Иртыш» и «Николай». Команды кораблей начали сгружать на берег пушки, боеприпасы, амуницию. Прибывшие вместе с моряками солдаты начали возводить на берегу укрепления. Со дня на день ожидали появления в Татарском проливе англо-французской эскадры. Успокаивало только то, что Императорская гавань была еще неизвестна противнику, — совсем недавно ее открыл исследователь Дальнего Востока Геннадий Иванович Невельской…
Здесь, в Константиновской бухте, сошел на берег Иван Александрович Гончаров. Он увозил с собою несколько кофров памятных вещиц из дальних стран и потрепанный, изъеденный морской солью баул, доверху набитый путевыми заметками. Через год эти заметки превратились в чудесную книгу о плавании фрегата «Паллада» — книгу, которой до сих пор зачитываются любители путешествий и голубых дорог.
Оставляя уютную каюту свою, Иван Александрович в последний раз присел к столу и записал в дневнике:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«…Путешествие идет к концу: чувствую потребность от дальнего плавания полечиться — берегом. Еще несколько времени, неделя, другая — и я ступлю на отечественный берег. Туда! Туда!.. Мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий, долгий! И притом Сибирь гостеприимна, Сибирь замечательна: можно ли проехать ее на курьерских, зажмуря глаза и уши?..
Странно, однако ж, устроен человек: хочется на берег, а жаль покидать фрегат! Но если бы вы знали, что это за изящное, за благородное судно, что за люди на нем, так не удивились бы, что скрепя сердце покидаю «Палладу»!»
