Дикари нас обманули. За то мы положили переведаться с ними иначе: посадив под караул гостей своих, мы отправили на их лодке к хижине с ружьями шесть человек, которые, взяв у них всю рыбу, вечером привезли домой. Тогда мы задержанных отпустили, одарив их чем могли. Вскоре за сим один старик привез к нам в лодке девяносто кижучей и продал за медные пуговицы.
Через несколько дней поспела наша изба и мы перебрались на новоселье. Она была квадратная с будками по углам для часовых. Вскоре потом посетил нас тот же молодой сын вождя, с которым мы имели дело. Мы опять спрашивали у него продажной рыбы, но получили грубый отказ, за что посадили его под караул и объявили, что не дадим ему свободы, доколе он не доставит нам на зиму нужного количества рыбы. Мы требовали от него четырехсот лососей и десяти пузырей икры, отметив ему количество это черточками на палке. Узнав, в чем состоит наше требование, он немедленно отправил своих товарищей, а куда, нам было неизвестно. После того, в продолжение недели, приезжали они к нему два раза и говорили между собою потихоньку. Когда они были во второй раз, аманат наш стал просить, чтоб пропустили вниз по реке лодки его с людьми. Мы на это охотно согласились, и через полчаса потом спустилось мимо нас тринадцать лодок, на которых было обоего пола до семидесяти человек. Люди сии вскоре возвратились и доставили нам требуемое количество рыбы и икры, а сверх того выпросили мы у них одну лодку, способную поднять до шести человек. Тогда мы отпустили задержанного молодого человека, подарив ему испортившееся ружье, суконный плащ, ситцевое одеяло и китайчатую рубаху.
Имея теперь свою лодку, мы часто отправляли ее с вооруженными людьми вверх по реке за рыбою, которую находили в разных хижинах и брали по праву сильного.
Однажды, когда лодка наша была в отсутствии, мы задержали до ее возвращения партию диких, ехавших вверх рекою, объявив им, что у нас там есть люди и мы боимся, чтоб они не сделали им какого-либо вреда. По возвращении лодки мы их отпускали, но дикие уже не хотели ехать вверх, сказав, что теперь им там нечего делать, ибо они видят, что вся их рыба находится в нашей лодке. При сем случае я изъяснил им, что так как они сами загнали нас сюда и принудили здесь зимовать, то мы считаем за справедливое присвоить себе все, что есть вверху реки, а им предоставляем право пользоваться низом ее и даем честное слово, что внизу по реке ничем вредить им не будем, и даже лодки посылать не станем. Равным образом и они не должны мешать нашему плаванию и действиям вверху по ней, иначе поступим с ними неприятельски. Колюжи нас оставили. А мы, решив сию важную дипломатическую статью, на долгое время оставались единственными владетелями присвоенного себе участка земли и вод, и в продолжение уже всей зимы жили покойно и имели изобилие в пище.
Целую зиму занимались мы составлением плана будущим нашим действиям. Я предложил, а товарищи мои приняли и утвердили построить другую лодку, весною ехать вверх по реке, доколе будет можно, а потом оставив лодки, идти в горы, и склоняясь к югу, выйти на реку Колумбию, по берегам коей обитают народы не столь варварские, как те, с коими мы должны иметь здесь дело. К сему, впрочем весьма трудному в исполнении предначертанию, побудила нас совершенная крайность. Мы знали, что дикие при устье реки собирали большие силы с намерением делать нам всевозможные препятствия в нашем трудном пути вдоль морского берега, и производить беспрестанные над нами поиски. Мы приготовили лодки и ожидали только наступления теплых дней, вдруг повстречалось с нами неожиданное происшествие, совершенно уничтожившее прежние наши намерения.
Булыгин объявил, что желает опять принять начальство над нами, и стал входить в распоряжения по команде. Я без малейшего прекословия возвратил ему право, и был очень доволен, что избавился заботы и беспокойств, сопряженных с должностью начальника, в столь критическом положении.
8 февраля 1809 года, оставив наше жилище и в нем не малое количество рыбы, пустились мы вниз по реке, и остановились на том самом месте, где в прошлом году колюжи предлагали нам выкупить госпожу Булыгину. Мы видели цель нашего начальника и к чему дело клонилось. Но уважая его страдания и жалостное положение супруги его, решились лучше подвергнуть себя опасности, чем сопротивлением довести его до отчаянья.
Здесь посетил нас один старик и подарил нам ишкат пареных квасных кореньев (ишкат — из прутьев сплетенная корзинка столь плотная, что не пропускает воды; а квасными кореньями называется растение пупыря, потому что промышленные делают из них кислый напиток, подобный квасу). Он любопытствовал знать, куда мы едем, и услышав ответ наш: к устью реки, хотел выведать, куда пойдем оттуда. Но этого мы и сами не знали. Старик был очень услужлив, а с какой целью, это другое дело. Увидев, что наш огонь заливает сильным дождем, он нас оставил и вскоре возвратился с двумя широкими досками, которыми мы могли прикрыть костер от дождя и ветра. За это дали ему платок и шапку. Потом вызвался он ехать с нами до устья реки, чтобы служить нам путеводителем и предохранить наши лодки от наносного леса. Мы приняли его услуги и были ими очень довольны: он ехал впереди и показывал нам безопасный путь, а где было много дерев, садился в наши лодки и препровождал нас с великою осторожностью. Таким образом, продолжая наше плаванье, приехали мы к небольшому острову. Тогда проводник вдруг остановился и советовал нам пристать к берегу, а сам поехал на островок, на котором вскоре увидели мы несколько человек в суетах и тревоге бегавших взад и вперед с луками и стрелами. Старик между тем отвалив, вскоре к нам возвратился и известил нас, что на острове собралось много людей, которые хотят бросать в нас стрелы и копья, коль скоро мы поедем мимо их, а потому он взялся проводить нас другим, весьма узким проходом, и исправно сдержал свое слово.
Достигнув устья реки, остановились мы против селения диких на противоположном берегу, где поставили шалаш и лодки свои вытащили на берег, а провожавшему нас старику подарили рубашку и шейный платок. Сверх того наградили мы его медалью, нарочно на сей случай из олова вылитою: на одной стороне изобразили мы кое-как орла, означающего Россию, а на другой год, месяц и число, когда этот дикий по имени Лютлюлюк получил ее: мы велели ему носить ее на шее.
На другой день поутру приехало к нам из-за реки множество людей. В числе их находились две женщины, одна из них была та самая плутовка, которая участвовала в обманывании нас на дороге и перевозила госпожу Булыгину и других троих через реку, когда дикие захватили их в плен. Схватив тотчас эту женщину и одного молодого мужчину, мы посадили их в колодки, объявив тогда же их единоземцам, что не освободим их, доколе не возвратят наших пленных. Вскоре после сего происшествия явился к нам муж задержанной женщины. Он уверял нас, что наших людей здесь нет, ибо они достались по жребью другому племени, но что он нарочно за ними пойдет, и через четыре дня возвратит нам всех их, если только мы дадим ему обещание, что не умертвим жены его.
Начальник наш, слышав сии уверения, был вне себя от радости, и мы тотчас решились провести здесь несколько дней. Но как занятое нами место было очень низко и при крепком ветре в ночь его затопило, то мы, удалясь на гору в расстоянии от берега около версты, там укрепились. Спустя восемь дней после переговора о размене пленных, прибыло на берег около пятидесяти человек колюжей. Расположившись на противном берегу, они хотели открыть с нами переговоры. Я с некоторыми из своих товарищей тотчас спустился к берегу. Дикие были под предводительством одного пожилого человека в куртке и панталонах и в пуховой шляпе. Между ними, к великой нашей радости, увидели мы свою Анну Петровну. После первых взаимных приветствий, госпожа Булыгина объявила, что задержанная нами женщина — родная сестра вождя по-европейски одетого, что как она, так и брат ее люди весьма добрые, оказали ей большие услуги и обходятся с нею очень хорошо, а потому требовала, чтобы мы освободили немедленно эту женщину. Когда же я ей сказал, что супруг ее желает освободить пленных не иначе, как в размен на нее, тогда госпожа Булыгина дала нам ответ, поразивший всех нас как громом, и которому мы несколько минут не верили, приняв за сновиденье. Мы с ужасом, горестью и досадою слушали, когда она решительно сказала, что будучи теперь довольна своим состоянием, не хочет быть вместе с нами, и советует нам добровольно отдаться в руки того народа, у которого находится она. Что вождь — человек прямой и добродетельный, известен по всему здешнему берегу и верно освободит и отправит нас на два европейские корабля, находящиеся в это время в проливе Жуан-де-Фука. О троих, плененных вместе с нею, она объявила, что Котельников достался народу, живущему на мысе Гревилле, Яков, у того поколения, на берегах коего разбилось наше судно, а Марья у здешнего племени, на устье реки.
