Литмир - Электронная Библиотека

Выдвигая типично буржуазную программу возрождения страны, призывая к объединению купцов в торговые компании, к созданию акционерных обществ, к разработке природных богатств, к строительству железных дорог, заводов и фабрик, к ограничению иностранного капитала и покровительству отечественному, Зайн ал-Абидин был искренне убежден в том, что защищает интересы всего народа, о чем он сам неоднократно упоминал в романе. И действительно, в этом он был похож на буржуазных просветителей других стран, которые выступали в условиях зачаточных или незрелых капиталистических отношений. Разъясняя характер идеологии русского просветителя-буржуа Скалдина, В. И. Ленин писал: «Нельзя забывать, что в ту пору, когда писали просветители XVIII века (которых общепризнанное мнение относит к вожакам буржуазии), когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками. Новые общественно-экономические отношения и их противоречия тогда были еще в зародышевом состоянии. Никакого своекорыстия поэтому тогда в идеологах буржуазии не проявлялось; напротив, и на Западе и в России они совершенно искренно верили в общее благоденствие и искренно желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий в том строе, который вырастал из крепостного».[258]

Зайн ал-Абидин не был ни политическим деятелем, ни теоретиком, поэтому он не имел стройной политической программы. Живя в России, он мог читать на русском языке различные социологические работы, которые безусловно способствовали формированию его взглядов в этой области. В его романе мы находим, например, повторение модных во второй половине XIX в. социологических воззрений позитивиста Спенсера. Сочинение последнего «Основания социологии», в котором проводится аналогия между устройством государства и человеческим организмом, а функции различных классов и сословий сравниваются с функциями органов человека, в последней четверти XIX в. было доступно в России широкому кругу читателей, в том числе автору «Путешествия Ибрахим-бека». Плоскую и апологетическую по отношению к буржуазному обществу теорию Спенсера Зайн ал-Абидин, конечно, воспроизводит с известными изменениями, приноравливая ее к условиям и традициям мусульманской страны. Неслучайно многие рассуждения такого рода восходят к произведениям персидских и арабских классиков, которые в свою очередь заимствовали их у древнегреческих философов.

Что касается конкретных политических требований, то у Зайн ал-Абидина они были достаточно умеренны. Он довольствовался компромиссной формой «просвещенной», конституционной монархии. При этом наилучший образец ее он видел в Японии (такой же азиатской стране, как Иран), которая в конце XIX в. быстро пошла по пути промышленного развития и независимости. Не понимая сущности буржуазной революции, происшедшей в Японии, Зайн ал-Абидин полагал, что все решила конституция, пожалованная японскому народу императором, который якобы сам убедился в преимуществах парламентского управления. Зайн ал-Абидин рассчитывал, что так же поступит и наследник иранского престола Музаффар ад-Дин, которого он наделял лучшими качествами. В третьей части романа, вышедшей в 1909 г. он неоднократно воздает хвалу Музаффар ад-Дину, «подарившему» стране конституцию, и провозглашает необходимость беспрекословного повиновения шаху.

При всей умеренности политических требований выдвинутый Зайн ал-Абидином проект основного закона все же содержал в себе важные пункты, которые должны были, по его мнению, обеспечить развитие культуры и национальной промышленности, а также свободу и равенство всех граждан. Этот проект включал четыре основных раздела. В первом разделе говорилось об обязанностях иранского государства (правительства) по отношению к родине, которые сводились к обеспечению свободы и независимости Ирана, поддержанию порядка внутри страны. Во втором разделе в качестве главной обязанности иранского государства (правительства) по отношению к своим подданным провозглашалось обеспечение неприкосновенности личности и частной собственности. Третий раздел определял состав и права законодательного и исполнительного органов, главой которых являлся шах, а четвертый раздел — права и обязанности иранских подданных.

В дальнейшем Зайн ал-Абидин развернул эти четыре раздела в пятьдесят параграфов. Часть из них имела абстрактный характер и представляла собой рассуждения автора, например, о необходимости ставить у власти образованных и достойных людей. Другая часть содержала конкретные указания относительно тех или иных функций правительства.

То, что Зайн ал-Абидин, беспощадно критикуя иранский феодализм и отвергая абсолютистский строй, стоял, однако, лишь за ограничение монархии, было весьма характерной чертой многих буржуазных просветителей, что хорошо подметил Ф. Меринг. Он писал: «Проводить свои цели при дворе, осуществлять их при помощи государей — такая тактика характеризует определенную историческую и довольно продолжительную фазу развития буржуазного просвящения».[259] К этой группе просветителей относился и Зайн ал-Абидин.

Несмотря на слабые выводы, к которым приходил писатель, его просветительство имело активный, боевой характер. Герой романа Ибрахим-бек не просто путешествует по Ирану, фиксируя в дневнике ужасные беспорядки, он выступает с пламенными призывами к активным действиям:

«Всякий, кто видит подобные безобразия и не говорит о них прямо, не достоин носить имя патриота! Разве я могу со своими убеждениями стать в один ряд с людьми, отмахивающимися фразой: “Мое дело — сторона...”, с людьми, которых я не раз осыпал проклятиями и подвергал уничижению на страницах моего дневника? Разве я могу присоединиться к группе этих недальновидных людей? Если бы пятьдесят лет тому назад все мои соотечественники, презрев корыстные и личные расчеты, прямо назвали бы плохое плохим, а хорошее хорошим, то сегодня многие непотребные дела были бы выправлены. Наш несчастный народ не зависел бы от злой воли любого губернатора или начальника полиции, а безграмотные школьные ахунды не были бы законодателями нашей жизни» (стр. 218).

Однако, подобно большинству просветителей, Зайн ал-Абидин под активными действиями понимал только пропаганду словом. Он не был сторонником революционного движения и почти никак не отразил в своем творчестве борьбу иранского народа. Аишь в третьей части романа, и то вскользь, он отметил, что «тебризские революционеры прославили во веки веков азербайджанский народ».[260]

Зайн ал-Абидину была чужда идея классовой борьбы, политической борьбы масс, руководимых пролетариатом. Как человек, связанный со своим классом, средней и мелкой буржуазией, он не мог подняться выше его интересов. И все же смелая критика писателем отрицательных сторон окружавшей его действительности, превратившаяся на страницах романа в яркое выступление против феодализма, делала свое дело, объективно способствовала подготовке буржуазной революции в Иране.

Выдвигая свою программу экономического и культурного обновления Ирана, Зайн ал-Абидин обращал свои взоры на западные государства как на достойный подражания пример быстрого прогресса. Будучи противником деспотизма и невежества в своей стране, он имел преувеличенно идеальные, превратные представления о западной «цивилизации» и «демократии». В «Путешествии Ибрахим-бека» встречается немало панегирических высказываний о якобы существующих в европейских странах свободе, гарантиях прав личности, «заботе» демократически избранных правительств о благе народа и т. д. и т. п. Все это свидетельствовало о том, что Зайн ал-Абидин, восхваляя западную демократию, не видел ее формального, фальшивого характера, ее эксплуататорской природы. Вот как наивно писал он, например, о свободе печати: «Теперь уже для всех очевидно, что одна из причин прогресса Запада — это благоденствующее положение тех, кто связан с печатным словом...» (стр. 11). Или: «Любой грамотный человек на Западе... имеет право написать статью в соответствующих общепонятных выражениях и послать ее в газету» (стр. 226).

вернуться

258

В. И. Ленин, Сочинения, изд. 4-е, т. 2, стр. 473.

вернуться

259

Ф. Меринг. Литературно-критические статьи, т. I. M. — Л., 1934, стр. 741.

вернуться

260

Дневник, т. 3, стр. 23.

75
{"b":"845953","o":1}