Вижу, он говорит правду. Действительно, дело могло принять оборот, который он имеет в виду. Что было делать? Я подал знак погонщику, дескать, вмешайся и освободи нас из когтей этих злодеев. Погонщик наш был человек умный и бывалый, он понял мой знак, вышел вперед и начал стращать сеидов:

— Эй, господа, не задерживайте нас больше! Мы едем с важным делом и нам необходимо к определенному часу прибыть на место!

После такого строгого заявления предводитель сеидов сменил гнев на милость. Переговорив со своими людьми, он подошел к нам и сказал:

— Ну, давай десять туманов!

— Дай им две турецкие лиры, — не раздумывая ни минуты, велел я Юсифу Аму.

Бедняга, повернувшись к сеидам, воскликнул:

— Забирайте! Этот долг мы потребуем у ваших потомков в день страшного суда.

— Считай, как хочешь! Можешь записать погонщика в свидетели, — равнодушно отозвался сеид, забирая деньги.

Юсиф Аму поднял глаза к небу и сказал с крайним сожалением:

— Клянусь аллахом и призываю его в свидетели!

Итак, потеряв десять туманов, мы вырвались из лап этих негодяев. Наш погонщик, ликуя по поводу того, что мы так легко отделались, приговаривал:

— Будьте довольны, что все так хорошо обошлось! Они не так-то просто выпускают тех, кто попал им в руки.

— Баба, чем же быть довольным? — удивлялся я. — Среди бела дня, неподалеку от такого большого города, как Тебриз, нас схаватили и ограбили, а мы еще должны радоваться?

— Эх, господин, господин, — покачал головой погонщик. — Я еще раз вам скажу, что вам надо радоваться. Никто из путешественников, паломников или купцов не осмеливается даже днем пуститься из Тебриза в путь, опасаясь этого сброда. Некоторые из купцов путешествуют в крестьянской одежде, другие — под видом погонщиков верблюдов, третьи рядятся продавцами угля. Или же едут окольными тропами, что тоже сопряжено со своими опасностями. А уж если кто-нибудь вроде вас попадется этим сеидам в лапы, они обирают их так, как хотят, пригрозив побоями. Это своего рода разбойники с большой дороги, только что свободные от наказаний и ответа.

— Разве губернатор этой области не знает о подобных делах? — спросил я.

— Да просветит господь твоего отца! — воскликнул он. — Отчего же не знает? Их поступки для него не тайна. Но что он может поделать, если бессилен наказать их? Всякий раз, когда какой-нибудь фарраш, борясь с этим злом, хватает за воротник одного из мнимых сеидов, начинается настоящее светопреставление. Можно увидеть, как тысяча учащихся медресе и городских сеидов набрасываются со всех сторон на несчастного фарраша и бьют его до смерти. И никто не может заступиться за него.

— Отчего же святые улемы не пресекут действий этой шайки? — снова полюбопытствовал я. — Отчего они не наложат запрет на их позорное кощунство? Ведь господь и его посланник с прискорбием взирают на действия, противные шариату, тем паче что эти разбойники в крайнем бесстыдстве еще возводят свое происхождение к пророку и повторяют: «Мы — сеиды, дети пророка». Как говорят:

Разве в предначертаниях пророка и потомков этого защитника смертных в день страшного суда имеется описание моральных и внешних качеств этой банды разбойников и злодеев?

— Ах, раб божий, — сказал на это погонщик, — да сами-то святые улемы, о которых ты говоришь, и поощряют к грабежу эту шайку, это они защищают их от наказания и вкладывают им в руки топор насилия. Эта шайка — телохранители, солдаты и стражники святых улемов, и улемы пользуются их услугами в случае надобности. Разве ты не видел, какую кашу заварили они в Тебризе две недели назад? Стоило улемам лишь пошевелить пальцем или двинуть бровью, как они в течение часа разграбили весь дом губернатора, разнесли его до основания и даже мостовую разобрали вокруг дома и сада! Эти злодеи и нужны господам, чтобы нападать на невинных граждан и в полной безнаказанности и безопасности творить все те незаконные дела, которые только могут прийти им в голову.

Вижу, что все сказанное этим человеком — истина. И я подумал тогда: что можно поделать, остается страдать и терпеть!

Как бы то ни было, эта опасность нас миновала. Но я горячо молю читателей об одном, чтобы они не только прочли со вниманием все изложенное, но и постарались бы представить себе положение этой страны. Какие царствуют здесь неурядица и беспорядок, насколько попраны все права народа, до какой крайности дошло небрежение и попустительство властей, если даже улемы нации, которые должны защищать шариат, так далеко отступили от истинного пути! Поистине говорят: «Если порча коснулась улемов, то она охватила и весь мир».

Вместо того, чтобы стать на защиту чести своего сана и наказать примерно шайку подонков, которые присвоили себе кличку сеидов и под ее прикрытием творят непотребные и противные шариату дела, почтенные улемы сами же их подстрекают и возбуждают!

Дело дошло до того, что нынче каждый бедняга-шиит, завидев издали человека в одежде сеида, не чувствует от страха ни рук, ни ног и готов спрятаться в любую мышиную нору, даже если этот сеид не относится к числу вымогателей. А из всех мечетей и со всех кафедр несутся проповеди улемов, заключающиеся только в призывах к людям быть щедрыми в отчислении и уплате пятой доли, причитающейся сеидам.

Я не видел и не слышал ни одного проповедника или чтеца, который бы обратился к сеидам с должными увещаниями, что, мол, запрещено вымогать деньги во имя потомков святого пророка, что грабить людей, угрожая им побоями, — грех, противный шариату, что сеид должен превыше всего блюсти честь своего звания, памятуя всегда, откуда идет его родословная.

Да, главный проступок наших проповедников состоит в том, что они в своих мягких увещеваниях не напоминают этой группе людей о чести их происхождения и тем самым не препятствуют их недостойным действиям, направленным против шариата. Больше того, они всячески поощряют их к жестокостям, притеснениям, дармоедству и безделью. Разве примирился бы пророк божий с тем, чтобы его великие потомки, находясь в полном здравии, проводили бы время в праздности и жили бы вымогательством? Что и говорить, каждый член нашей нации, будь то сеид, будь то простой человек, может обратиться к покровительству и помощи богатых купцов, но только в том случае, если он болен, слаб и не может сам себя прокормить.

Ясно, что если бы безработные сеиды занялись каким-либо делом или ремеслом, то их возможности заработать на пропитание были бы неограничены. Тогда они соблюдали бы достоинство своего звания, а народ и страна получили бы от их труда такую же пользу, как и от труда прочих своих членов. На это могут сказать: «Какие же они будут сеиды, если начнут заниматься всякой низкой работой!». Я отвечу, что такое возражение неправильно. Их великий предок, который был наместником бога для земных людей, не гнушался прислуживать другим людям, дабы послужить в будущем примером для своей нации.

Нужно, чтобы всякий человек, на котором лежит обязанность отдать пятую часть, путешествовал из города в город в поисках сеидов, а, найдя их, лобызал бы им руки и ноги, прося забрать у него эту часть и снять с него этот долг. Но разве допустимо, чтобы целые стаи сеидов слетались в иностранные государства и, рыская по христианским городам, позорно хватали бы за горло мусульман, требуя с них уплаты своей доли?

Дошло до того, что Россия нынче уже запретила въезд в свои пределы всякому, у кого на голове зеленая или синяя чалма.[199] Да надо еще спросить, справедливо ли и то, что позорное право на ограбление людей стало у сеидов наследственным. Неужели до самого дня страшного суда этот позор будет лежать на них, равным образом как вина за их проступки будет вечно лежать на тех, кто их поощряет? Я глубоко уверен, что ни один подлинный сеид не пойдет на такое унижение, даже если будет умирать с голода.