Однако этот день отличался от остальных. Сегодня, по словам Михаила, мы должны были прибыть в местный пункт сбора, где и собиралась вся армия общей численностью чуть более пятнадцати тысяч человек. Оттуда мы выступим дальше на север, где и должны будем противостоять проклятым шведским узурпаторам.

После полудня, когда мы преодолели приблизительно чуть больше двадцати километров, показался город, с небольшим, обнесённым деревянными укреплениями, детинцем. Широкий посад стен не имел и открылся нам всем своим размахом кривых улиц и низеньких домов. По сравнению с Новгородом, Гатчина была раза в четыре меньше, но даже при этом является крупнейшим в округе населённым пунктом. Благодаря своему географическому положению город стал для купцов с севера перевалочным пунктом перед последним броском до Новгорода, а для торговцев с юга — последним крупным селением перед выходом в море.

Сейчас Гатчина напоминала разросшийся муравейник. Похоже, ждали только нас. Сюда стянулись практически все силы Руси на севере, за исключением гарнизонов крепостей. Общее число солдат, как я понял, составляет примерно четверть от всей русской армии. Это при том, что эти пятнадцать с хвостиком тысяч почти полностью состоят из ополчения, едва ли знакомого с военным делом. В ожидающей в городе армии процент реальных солдат оказался, по моим скромным подсчётам, ещё меньше. Если в Новгородском полку с горем пополам набиралось пол тысячи конных и оружных воинов, то в Гатчине это число в лучшем случае не превышало трёхсот. Возможно, конечно, я просто оказался не в том месте и не в то время. Но, проехавшись по одному из обустроенных лагерей, я встречал лишь одного мало-мальски сносного вояку на дюжину оборванцев.

Мы, как и следует авангарду, первыми прибыли в город. Все трактиры, коих, справедливости ради, и так было не шибко много, уже давно были забиты до отказа и нам приходилось ставить палатки прямо возле окраины города, на берегу озера. День был в самом разгаре и прозябать его в простых тренировках я посчитал кощунством. Мы лишь дождались, пока не прибудет основная колонна. Мне до жути хотелось пойти с Генрихом на местный рынок, который, в связи со стоянкой крупной армии, расцвёл на глазах. Конечно, урвать что-то вразумительное себе я не рассчитывал: всё же уж больно велик спрос, чтобы можно было зацепиться за хоть какое-то предложение.

Спустя час мы с Генрихом брели по изрядно опустевшим в последнее время торговым рядам. В наличии были лишь самые распространённые товары, вроде простой еды и гражданской одежды. Однако на глаза мне попалась большая лавка, возле которой стояла телега и копошились люди явно холопского вида. Мы зашли под навес, где нас поприветствовал статный молодой человек явно европейской наружности. Он посмотрел на меня равнодушно, но, взглянув на Майера, открыл рот в немом изумлении:

— Генрих, матерь божья, ты ли это?! — Воскликнул он в волнении на искажённом немецком.

— Мартин? — В такт ему поразился Майер. — Не верю своим глазам! Ты всё же решился на экспедицию в Россию?

— Как видишь! — Поставив ранее взятый ящик, ответил, судя по всему, датчанин. Они с Генрихом всё это время говорили на смутно узнаваемом немецком, судя по всему северном наречии, но общую суть их разговора я, тем не менее, понимал. Они крепко пожали друг другу руки и синхронно похлопали левыми руками по плечам друг друга, словно не веря в реальность происходящего.

— О, познакомься, — Вспомнив обо мне, сказал Генрих. — Это Александр, мой хороший друг и брат по оружию.

— Ты водишься с русскими? — Презрительно спросил он, глянув на меня. Ну вот, ещё один русофоб. Пора бы и этого осадить.

— С волками жить — по волчьи выть, — Озвучил я адаптированную на нужный лад мудрость на чистом немецком. Этот вариант арийского языка хоть и отличался от того, на котором говорили старые, по всей видимости, приятели, но похоже западный купец всё прекрасно понял. Он вновь открыл рот, но буквально через мгновение и уже с совсем другой интонацией извинился:

— О, прошу прощения, господин. Не знал, что вам знакома высокая германская речь. — Он склонил голову в лёгком поклоне.

— О, поверь мне, русский язык гораздо выше любого из европейских! — Вклинился Генрих, силясь разрядить обстановку. — А какие тут пейзажи! А девушки! А зимы, Мартин, зимы тут воистину прекрасны! — При словах о холодном времени года европеец поёжился.

— Не сомневаюсь. Но всё же я предпочту зимовать в родном Копенгагене. — Ага, значит всё-таки датчанин.

— Город восстановили до конца? — Поинтересовался Майер.

— Да, всё же уже почти три года прошло.

— Три года? С чего? — Спросил я у него.

— С осады города Шведским войском. Тогда случился большой пожар, почти половина города сгорела под чистую! — Эмоционально размахивая руками, разгорячённо ответил Мартин.

— А я слышал, что Олаф славится своим милосердием, — Скосился я на Генриха.

— О да, жертв почти не было. Пожар, говорят, устроили не шведы. — Отмахнулся датчанин. — Сам же Олаф разрешил всем желающим сложить оружие и покинуть город.

— И все пошли? — Засомневался я.

— Не все, — Отрицательно покачал он головой. — Пол сотни тысяч человек. Женщины, дети, старики. Мужчины же почти все остались защищать крепость. Шансов у них не было и уже через сутки город был взят штурмом. В итоге Дания лишилась всех своих владений в Скандинавии и попала под жесткие репарации.

— Да-а, дела. — Протянул я, почёсывая затылок.

— А как дела с торговлей? — Сменил тему Генрих.

— Не очень, — Неопределённо ответил Мартин. — Я как прознал про войну, набрал всякого железа и рванул сюда. Вот только эти… — Он замялся, глянув на меня, — Примитивные воины раскупили все копья да клинки и большего брать не стали!

— А что у тебя есть ещё?

— А что вас интересует? — Смешно прищурившись, ответил он вопросом на вопрос.

— Самострелы? — Меркантильно поднял я бровь.

— Да полно! — Поспешил обрадовать меня он. — Дюжину арбалетов закупил и дюжина так у меня и лежит! А что, вас интересует неугодное богу оружие?

— Какое богу дело до того, чем прописывает себе путёвку в ад человек? — Философски заметил я.

— И то правда, — Цинично кивнул он, доставая из под прилавка очень схожий с моими арбалет. Вот только этот агрегат был несколько компактнее и заметно качественнее. Кроме того — он имел и прицельную планку. Как выяснилось, цена за них также была соответствующая. Нет, деньги у меня, конечно, были. Но вот так вот отдавать столь большую сумму денег… Мой внутренний хомяк мне бы такого просто не простил бы. Я давно думал над тем, что же делать с моим мобильником, который с вынутой батарей вот уже столько времени валялся в сумке. По сути вещь уникальная, но в то же время очень опасная. За такие фокусы в христианской общине по головке не погладят уж точно.

Я попросил проводить меня в уборную, которая, по сути своей, являлась лишь огороженным участком метр на метр позади лавки со всеми соответствующими удобствами. Вставив в телефон батарею, я нажал на кнопку включения. Через пол минуты засветился экран блокировки, а в правом верхнем углу — 48 % заряда. Бинго! Батарея отдельно от телефона почти не разряжалась! Я в последний раз подумал над тем, стоит ли отдавать столь полезный артефакт, который, безусловно, высоко оценит европейский торгаш. Решено! Серебро для меня сейчас куда полезнее телефона без выхода в сеть. Никакой полезной литературы в новом, недавно купленном мобильнике не было и я вскоре положил его на прилавок против двенадцати арбалетов высокого европейского качества. По началу неизвестный предмет не поразил ни Мартина, ни Генриха. Первый лишь презрительно фыркнул и посмотрел на меня, как на юродивого.

— Хорошее зеркальце, — Усмехнулся Мартин. Я же вместо ответа лишь нажал на боковую клавишу. Экран, с предварительно выкрученной на максимум яркостью, загорелся и нашему взору явились анимированные обои космоса и нашей планеты с орбиты.

— Это чего это? — Отпрянув, пробормотал Мартин. Генрих тоже выразил своё удивление, хотя для него мои фокусы, похоже, уже стали обыденностью.