— Да ну? — Усомнился я. И правда — подобное благородство было бы большой редкостью в это время.

— Именно! — Уверенно воскликнул Генрих. — Я слышал, король Олаф выходец не из знатных. Говорят, он сын простого пахаря, что выбился в свет сначала в городке Уппсала, где получил образование в местном университете, а после и в Стокгольме. Хотя я в это слабо верю. На вряд-ли простой крестьянин так сможет — из холопа в учёные. — С сомнением произнёс он.

— Ну не скажи, — Улыбнулся я, — В моей стране были прецеденты.

— Ну, возможно, — Согласился он, — Так вот, после этого он переехал в Стокгольм и ушёл в политику. Говорят, он выступал за единство и неприкосновенность Швеции. Когда Кальмарская уния распалась, появилось множество претендентов на шведский трон. Олафа поддержала и армия и народ, который он долгие годы мариновал, твердя о процветании страны под его началом.

— Тоже знакомая история, — Провёл я параллели со своей реальностью, но несколько другими датами. — Продолжай, дружище. — Я уже стал подумывать, что этот «общественный деятель» очередной мой коллега по цеху. Однако, словно прочитав мои мысли, Генрих развеял их в прах.

— А чего продолжать? Сразу после прихода к власти Олаф стал вкладывать всю казну в развитие страны: приглашал иноземцев, помогал бедным, карал преступников. Сказывают, он язычник и постепенно от веры католической отрекается. Всё больше прошлое вспоминает когда предки их в воинственных богов верили. Он, говорят, и семью свою хотел возвести в знатные. Но… — Майер вдруг замялся.

— Но? А разве они не стали дворянами сразу, как он стал королём? — Перебил я своего немецкого друга.

— В Швеции с этим немного не так, как в России, — Неоднозначно пояснил он, — Но дело не в этом! Когда новый король пришёл к власти были и недовольные. Немного, но были. И вот, вся эта… — Он замешкался.

— Оппозиция, — Подсказал я.

— Во-во! Так вот они всю его семью и… Того.

— О… Вот оно что. Что ж, это очень печально, — Искренне удивился и огорчился я.

— Да-а, — Протянул Майер, — Но, говорят, с тех пор он переменился: из управленца стал милитаристом. И страну свою держал в железных рукавицах. Датчан бил, норвежцев, а теперь вот: на нас пошёл.

— Остановим, — Усмехнулся я, хотя сам не был до конца в этом уверен.

До нашей цели оставалось не более сотни метров, когда из-за поворота показался разведчик. Он гнал свою лошадь галопом, едва не падая из седла, уткнувшись лицом в редкую гриву. Завидев нас, он натянул поводья, от чего чуть было не вылетел из-за резкого сброса скорости.

— Твою ж мать! Рядовой Юстас! — Разразился гневом Фёдор, — Ты чего мерина зазря мучаешь? Сказано ж было — галопом не гнать!

— Виноват, сержант Фёдор, — С трудом балансируя в седле повинился он, — Заметили меня, стали стрелять, я и припустил, — Он стал вяло оправдываться, скорее для галочки, чем для того, чтобы снять с себя вину. Его скакун тяжело дышал, широкими ноздрями вдыхая тухлый летний воздух, который, впрочем, в лесу был несколько свежее. Я решил прервать его:

— Вольно, рядовой! Доложить о выполненной задаче.

— Так точно! — Он разом выпрямился, набрав воздуха в грудь, — Группа примерно из трёх десятков совершает налёт на деревню. Деревушка совсем небольшая — едва ли пять десятков домов.

— Вооружение?

— В основном скудное: копья, вилы, дубины, ножи. Но пол дюжины с саблями и хлипкими щитами. Также трое с луками охотничьими. Они по мне и стреляли.

— А одеты как?

— Так по-крестьянски в основном. Видел, правда, одного в кольчуге и с шеломом. — Скороговоркой выпалил он.

— Добре, рядовой. Если тебя заметили, значит на долго они там не задержаться. — Сделал я закономерный вывод. — Нужно спешить. Садись ко мне, а конь твой пусть подле бежит. Нечего животинку мучать. — Так и поступили. Мой поляк лишь недовольно фыркнул, ощутив на себе лишний груз, когда прибалт, коих мне довелось не мало повидать, неуклюже залез и устроился позади меня.

Добравшись наконец до безымянного селения, мы лицезрели угнетающую картину: около четырёх дюжин крестьянских изб, разбросанных по территории находились в откровенно говоря плачевном состоянии. Пол десятка уже активно догорали и примерно столько же только-только попали под власть пламени. Остальные же просто недвусмысленно намекали о совершаемой разбойной деятельности: окна в большинстве своём выбиты, дверные проёмы приглашающе распахнуты, освобождённые от оков в виде хлипких дверей. Само селение располагалось в небольшой низине относительно нас, из-за чего мы получали довольно подробную картину происходящего. На первый взгляд было как-то даже тихо. Лишь треск горящего дерева и дымные клубы выдавали ситуацию. В дальней от нас части стоял дом, сильно выделяющийся на фоне остальных маленьких изб. Судя по всему это поместье местного дворянина, который так неудачно отъехал из своей деревушки. Группа людей тёмными силуэтами копошилась возле неприступно-высокого забора. Похоже, закрывшаяся внутри семья помещика являлась последним оплотом вялого сопротивления и разбойники хотели как можно быстрее подавить его. Я насчитал больше дюжины человек. Ага, значит оставшаяся половина сейчас так или иначе резвится в деревне. Это давало нам огромное преимущество. Разделяй и властвуй, как говорится. Разбить размазанного по большой площади врага и в конце концов схлестнутся в решающей битве со второй половиной шайки. А там, может быть, нас и из осаждённого поместья поддержат.

— Десяток, слушай мою команду: первая пятёрка со мной и Иваном пойдёт по левой стороне. Вторая с Генрихом двинется по правой. Наша задача: зачистить каждое не горящее здание, каждый двор, — Я подождал, пока все переварят поступающую с непривычной скоростью информацию, после чего продолжил, — Важно не поднимать лишнего шума. Если вас заметит вон та группа, — Я указал пальцем в сторону поместья, — Бросайте всё и давайте дёру к началу улицы. С каждой пятёрки должен быть выставлен постовой, наблюдающий за действиями основной группы врага. Если всё пройдёт удачно — встречаемся и объединяемся на слиянии двух улиц и даём бой остаткам сил противника. Вопросы есть? — Звенящая тишина послужила мне ответом. — Хорошо, тогда действуем!

Рассредоточенные и потерявшие всякую бдительность разбойники и правда не ожидали прямо-таки спецназовского штурма дворов. Почувствовав вкус безнаказанности, они расслабились и считали себя хозяевами ситуации. Конечно, ровно до первого болта в гордо оттопыренную грудь. Кого-то ловили в избах, от чего те, даже успев что-то выкрикнуть, не потревожили дремавшего зверя, встреча с которым для нашего разделённого отряда была бы фатальна. Увлечённые осадой поместья, они не замечали, как за их спинами один за одним падают их подельники. Судя по оснащению, грабежом простых селян занялись самые бомжеватые бандиты из всей шайки. Ни одной сабли или лука мы не заметили при них. А тем временем наш отряд, ведя за собой небольшой табун из лошадей на случай, если придётся отходить, мерно продвигался к намеченной цели. Улицы, ведущие к поместью, на наше счастье были кривыми и сходились в одном месте. Благодаря этой кривизне наши передвижения оставались незамеченными, ведь избы, косо стоящие по обеим сторонам, выступали неким щитом от преждевременного обнаружения неприятелем. В целом нет ничего сложного в том, чтобы ходить по дворам и уничтожать ничего не подозревающих, абсолютно не готовых к такому повороту событий, врагов. Да и врагами их назвать можно лишь с большой натяжкой. Ведь по факту это были те же самые крестьяне, которым в один момент надоела их доля и они решили улучшить свою жизнь таким вот незаурядным способом. Сбиваясь в стаи, такие оборванцы могли нести большую угрозу как небогатым торговцам, так и подобным селениям, оставшимся без защиты. Трупов мы видели не много и в большинстве своём это были здоровые мужчины, которые, на свою голову, решились оказать сопротивление. Похоже, вся банда сначала прошлась по деревне, проводя зачистку от особо ретивых. Женщин, детей и стариков они чаще всего не трогали, хотя последние сами по себе встречаются не часто не только в этой деревне, но и в этом времени в целом.