— Не спешу, не показалось, не навоображал, — прячет он улыбку. Это маленький тест — тот самый вопрос, который можно и не задавать, а всего лишь немножко слукавить и спровоцировать. — Я приглашаю тебя учиться. Мы говорили об этом в машине. Это и ничего другого я не предлагаю, Лиза. Если ты передумала, перехотела, нет настроения, я отвезу тебя домой.

Она тут же теряет весь боевой задор, становится задумчивой, невольно постукивает ноготками по гладкой деревянной столешнице.

— Вот скажи: как тебе это удаётся?

Валера в немом вопросе поднимает брови.

— Два-три слова — и ты переворачиваешь всё с ног на голову. Стоит о тебе подумать плохо, как ты тут же делаешь что-то такое, от чего становится стыдно. А через мгновение ты снова можешь спровоцировать, чтобы о тебе подумали «не то». Зачем?

— Искажённое восприятие, — пожимает он плечами. — Ты прокручиваешь разные варианты, выбираешь тот, что ближе и понятнее, или тот, который бы выбрала сама. Я не могу поступать и действовать, как ты. Я делаю так, как вижу и понимаю сам. Отвезти тебя домой или едем ко мне?

Валера видит, как в Лизе борются светлые и тёмные силы — условно. Ей хочется отказать — из вредности или ложной гордыни. Ей хочется поехать с ним, потому что Лизу влечёт то, чем он её поманил.

— К тебе, — со вздохом сдаётся она. — Но ненадолго. И отвезёшь ты потом меня не домой, а к дому Макса. Там у меня машина, если ты забыл.

— Я не забыл, — снова прячет он улыбку, чувствуя, как внутри вспыхивает солнечное тепло.

Валера расплачивается за обед, и они покидают уютные стены выдуманного мира.

Уже снаружи Лиза останавливается, окидывает взглядом здание.

— Не понимаю, — крутит она головой, оглядывая унылые стены, а затем прикасается рукой к облупившейся штукатурке. — Здесь же можно было всё сделать круто. Каменный фасад — неровный, под древность, цвет для стен подобрать. Можно даже яркий, необычный, чтобы в глаза бросалось. А главную фишку знаешь в чём сделать?

— В чём? — ему и правда интересно. И услышать, что она увидела, и наблюдать, как Лиза кружит, словно любознательный ребёнок, что познаёт мир через прикосновения и фантазии.

— В крыше! Сделать её необычной, чтобы взгляд притягивала и ноги останавливала!

— Ты точно дизайнер одежды? — Валера уже улыбается открыто.

Лиза как глоток свежего ветра. Как кому, а ему пахнет морем, криками чаек — чем-то таким настоящим, незыблемым и одновременно изменчивым.

— Смеёшься? — на миг теряет она боевой дух и смотрит глазами растерянной девочки.

— Нет. Мне нравится всё, что ты говоришь, — говорит он искренне и от всей души. — Поехали. Расскажешь и нарисуешь. И посмотрим, что из этого можно сделать.

Лиза

Порог его квартиры она переступала с любопытством и неким трепетом. У него уютно и аскетично. Много пространства и нестандартный дизайн. Чисто мужской, в серо-бело-чёрных тонах со слабыми оттенками сиреневого. Неожиданно по душе. И очень вписывалось это жилище в образ мужчины, что ведёт себя естественно и без стеснения.

У него почти классический порядок, но разбросанные листы бумаги на столе, россыпь остро отточенных карандашей, цветные маркеры, футболка на стуле — именно те акценты, что позволяют ей думать: он живой, не такой уж и зануда, каким может показаться на первый взгляд.

— Кофе? — предложил Валера ей почти с порога. И да, Лиза согласилась. Именно этого не хватало: горячей чашки в руках, приятного бодрящего запаха, возможности отдышаться и не чувствовать себя неловко.

Она ещё никогда не была такой робкой, непривычно тихой, смущающейся на каждом шагу. Может, ещё не освоилась, не привыкла. Хотя раньше всегда и без проблем вливалась в любые компании, сходу становилась заводилой, душой, сердцем тусовок.

Сейчас всё не так. Очень остро почему-то воспринимается мужчина рядом. Взрослый, сдержанный, но невероятно естественный. Может, как раз этого ей невольно не хватало в сверстниках?

А потом стёрлись все грани, и неловкость ушла. И язык у Лизы развязался. Позже она поймала себя на том, что спорит, смеётся, вырывает из рук Валеры карандаш.

— Нет, ты всё неправильно понял, — уверенно чертит она линии на бумаге. — Это должно выглядеть вот так!

А потом — таинство, когда они сидят рядом, плечом к плечу, у большого монитора. И голос Валеры — уверенный, спокойный, терпеливый. Ему нетрудно объяснять, повторять по нескольку раз, если она чего-то не поняла.

Они засиделись допоздна. Ей уже давно домой пора, но не оторваться же! Лиза мысленно давала себе зарок: ну, ещё немного — и всё. И каждый раз это «немного» отодвигалась.

Уже звонила обеспокоенная мама, и Лиза уверяла, что всё с ней хорошо, скоро будет. Уже и фонари на улицах зажглись, а она, увлечённая, оттягивала и оттягивала момент расставания и с этой квартирой, и с этим мужчиной, что очаровывал только одним голосом. Она уж скромно молчит, что всё остальное в нём тоже на высоте.

Кто бы думал, какая пропасть проляжет между тем, что она думала о нём утром, и как думает сейчас?

— Мне пора, — с сожалением оторвалась от монитора и вздохнула. — Давно пора, если честно, — улыбнулась, потягиваясь до хруста.

— Поехали, я отвезу тебя, — тут же поднимается на ноги Валера, и Лиза вдруг чувствует крохотный укол разочарования.

С чего бы? Ведь всё замечательно, ей было упоительно хорошо здесь и сейчас. И, наверное, в её жизни наберётся не так уж и много вот таких дней, как этот.

— Готова? — спрашивает Валера, позвякивая ключами.

— Тебе не обязательно меня отвозить, я вызову такси, а там у меня машина, — сбивчиво тараторит Лиза, а у Валеры иронично приподнимаются брови. На губах блуждает лёгкая улыбка.

— Кажется, мы договаривались. К тому же, мне будет спокойнее, если я тебя провожу. До дома.

— Будешь ехать за мной, как эскорт? — хихикает она, вспоминая, как неслись они по трассе, словно связанные праздничным бантиком.

— Буду, — говорит он серьёзно и неожиданно поправляет ей волосы — отводит прядь с лица, мимолётно касаясь пальцами щеки. От этого простого движения становится жарко. Дыхание сбивается.

Они стоят рядом, замерев. Кажется, что планета замедляет ход, крутится неторопливо, потому что ей некуда деваться — работа у неё такая: плыть в пространстве, подставляя бока солнцу. Ей нельзя останавливаться, но чуть притормозить, наверное, не грех.

— И что, ты даже меня не поцелуешь? — спрашивает Лиза, шалея от собственной дерзости, пьянея от невероятной наглости. Ловит Валерин взгляд на своих губах и боится вздохнуть — так сильно колотится сердце в груди, что становится даже немножко больно и страшно.

— Если ты этого хочешь, — произносит тихо этот невероятный мужчина и склоняется к ней. Губы его приближаются.

Лиза замирает, а затем смеётся, качая головой.

— Пойдём, не нужно. Важно, чтобы ты этого хотел, а потакать мне из вежливости не надо. Неудачная шутка, прости, — отворачивается она, чтобы нащупать ногами туфли.

А через миг сильные, но нежные руки берут её в плен. Обнимают бережно, притягивая к груди. Валера касается её губ легко. Это… какой-то не такой поцелуй. Нет в нём жадности, неистовства, напора. То, что обычно делают мужчины, чтобы показать, что их влечёт к девушке, а заодно — демонстрируют силу и собственнические замашки.

У этого поцелуя особый вкус. Он словно обещание большего. Он будто печать надёжности, а ещё — вызывает чувство чего-то цельного и настоящего. В этом хочется раствориться без остатка, сгореть и возродиться, стать лучше и чище, оставить позади целый хвост парней, что её добивались.

— А теперь пойдём, — разжимает Валера руки. Голос у него другой. Ниже, глуше, не такой невозмутимый. И это волнует, заставляет сердце биться отчаянно. Ему и так в груди тесно, хочется хоть немного успокоиться, но не получается.

Он берёт её за руку. Пальцы переплетает со своими пальцами. Кто его знает, как умудряется одной рукой дверь закрыть? Ведёт к лифту, а затем — к машине. И когда открывает для неё дверь и наконец-то отпускает, Лиза чувствует странную пустоту, будто чего-то не хватает. Будто раз — и исчезло что-то очень важное. Но ведь так не бывает? Всего лишь один день они провели рядом друг с другом. Этого ничтожно мало, чтобы чувствовать то, что сейчас творится у неё внутри.