- Не думай об этом.

  Он посмотрел на реку. Серая вода пошла рябью, и снежинки завертелись в вальсе на фоне серебряного неба. Я хотел придать кружению резкости, но передумал. Творец и свободный художник, лишённый свободы, западный наслаждался каждым мигом созидания, даже такого незначительного, как кружение снежинок. Не стоит ему мешать.

  - А я, может, не хочу не думать, - вдруг сказал он. - Я хочу понять, почему на меня взвален этот непомерный долг. Мне нравится работать с тобой, почему я должен каждый раз прислуживать южному? Только потому, что в какой-то момент он обретает власть? Но нет, это всё мелочи, я не о том хочу сказать. Этот долг гораздо необъятнее. Я даже не могу выразить его суть. Он завис над моей головой и требует от меня послушания, а почему я должен исполнять его и как, мне никто не объяснил. Я чувствую ответственность за весь мир, но в ней нет смысла, потому что я ничего не могу изменить, я даже не знаю, как это сделать, даже не уверен, надо ли. Но должен, понимаешь? Должен. Вот поэтому я ветер на поводке, сев. Я не могу летать, хотя я крылат и сам есть идея крыльев. Что за ирония?

  Я помолчал, не зная, что ответить.

  Снежинки под его взглядом взвились вверх и описали такой изящный пируэт, что даже у меня перехватило дыхание.

  - Мы должны быть теми, кем мы являемся, - сказал я, наконец. - Наше бытие накладывает на нас определённые обязательства. Ветер создан быть ветром, человек - человеком, цветок - цветком. Даже если ты примешь облик собаки, ты всё равно не станешь собакой. Тебе, как и раньше, придётся выполнять свою работу, потому что ты и есть эта работа. Как-то так, наверно.

  Он усмехнулся и опустил ресницы.

  - Сев, ты понял, о каком долге я говорю?

  - Не очень, - соврал я.

  - Тогда забудь наш разговор.

  - Хорошо.

  - Прости, что побеспокоил.

  - Всё нормально, зани.

  Мы помолчали. Затем он встал, и мне показалось, что на миг у него подкосились ноги, будто под тяжестью небес. Но он тут же овладел собой, и за его спиной распахнулись прозрачные крылья. Он слабо улыбнулся и щёлкнул пальцами. Снежинки, с которыми он играл, мягко опустились мне на волосы.

  - Я переберусь за реку, - сказал он. - Буду удерживать тайгу. Зови, если что.

  - Ладно.

  - До встречи.

  - Пока.

  И он улетел, оставив меня стоять на холодном песке.

  Река расчертилась крутыми палёными волнами, а берега наполнились моим прерывистым дыханием. Мазки снежной краски перекрыли дальний фон. Вой, вырывавшийся из моей груди, подхватился окружающим миром.

  Я стал танцевать, и злость билась во мне рваной ритмической пульсацией. Природа дрожала от холода и боли, как и моё отражение в грязно-стальной воде. Я танцевал, в танце желая ускользнуть от тяжести, свалившейся на мои плечи.

  С каждым движением меня всё сильнее придавливало к земле.

  Не сдаваясь, я сжимал зубы и танцевал, танцевал, танцевал, танцевал...

   *

  Через полчаса я в пёсьей шкуре забежал в деревню. Там пугнул двух кошек и утащил с какого-то двора курицу. По ходу дела я искал дом девчонки, своей жертвы, впрочем, найти его было не сложно для того, кто зовётся ветром. Дом этот находился в другом конце деревни, почти на самой окраине, и улица назвалась "набережная". Я подбежал к высоким воротам и громко залаял, царапая засов. Девчонка открыла мне сама.

  - Я же говорила, он придёт! - радостно закричала она.

  Она впустила меня, и я вихрем влетел во двор, даже не дав себя погладить.

  На крыльце сидел её отец. Он курил и смотрел на меня хмуро, с явным сомнением.

  - Красивый и большой пёс, не спорю, но какой-то бешеный, - заметил он. - Вся морда в крови. Посмотри на него, дочь. Как думаешь, откуда кровь?