— А я и не тебе говорила, — отмахнулась я, глядя на экран покрасневшими глазами. — Живо исправил!
[Что-то не так, Наибулина? (￢‿￢ )]
— Я сейчас спущусь и этот смайлик тебе в жо!..
— Ш-ш-ш, — успокаивающе зашипел великан, положив мне ладонь на макушку и пару раз легонько похлопав. — Девочки не должны ругаться. Тем более, если не смогут исполнить угрозу. Смотри, как надо угрожать. Хад, дружище, если не разлогинишься сейчас, я отправлю тебя на рудники.
И добродушно усмехнулся.
Даже несмотря на то, что его ладонь все еще ласково трепала меня по макушке, я была впечатлена. Спокойно угрожать с таким миролюбивым видом — это очень сильно. Меня бы пробрало.
Хада, похоже, тоже.
[Ты не знаешь, где я нахожусь 凸( •̀_•́ )凸 ]
— Я — нет, а она — да, — ухмыльнулся Дан, кивая на меня. И тут я поняла, что мы — банда.
Подобно воздушному шарику, я тихо сдулась и больше не могла злиться. Несмотря на кошмарное первое впечатление о чудовище, чем больше времени мы проводим вместе, тем больше хочется на него смотреть. Он такой... надежный?
[Тц-тц. Нехорошо забывать свои корни, Наибулина. Твои родители знают, что ты отреклась от их фамилии?]
— Хочешь лично у них спросить? — немного лениво спросила я, растеряв энтузиазм для спора и ругани. Рука на голове продолжала задумчиво ерошить волосы, и от макушки по телу разливалось спокойствие и маленькое счастье. Не случится большой беды, если я сделаю вид, что ничего не происходит, да?
[Не приведи Аллах. [Суровое_лицо.jpg]]
То ли сомалиец утратил интерес к поддразниванию, то ли у него появились более важные дела, но мешать моей социализации он перестал, отключившись от системы и вернув прежние значения. В графе фамилии все вернулось на свои места.
Теперь, когда нам больше ничто не мешало, можно было продолжить заполнять личную информацию. Болдан облокотился на спинку офисного кресла и, продолжая время от времени невзначай проводить пальцами по моим волосам, вернулся к заполнению формы.
— С именем закончили. Что насчет возраста? — спросил он, и я чуть прищурилась, ощутив легкое дыхание на затылке.
— Ну, если посчитать, сколько дней прошло с моего перемещения в этот мир, то мне уже... девятнадцать.
— ...уже? — прицепился он к невзначай оброненному слову, и даже его пальцы замерли.
Я опустила ресницы и смущенно ответила:
— Сегодня мой день рождения.
На несколько секунд в офисе повисла тишина, а после он произнес:
— Поздравляю.
Беспрецедентно ласковое прикосновение и мягкий голос внезапно согрели сердце и поднялись смущающим теплом к щекам. Человек, который одним своим существованием может заставить обмочиться матерых преступников, способен быть таким заботливым.
— М, — негромко ответила я, делая вид, что все в порядке. Сколько лет я не слышала этих слов? Если бы меня хоть раз попросили выбрать между независимой жизнью с финансовым обеспечением и строгой, а порой и душной родительской опекой, на первое даже не взглянула бы.
— Алмазик, видишь ли, какое дело: девятнадцать лет у нас считается детством. Знаю, у вас на Земле не так, но здесь совершеннолетие наступает в двадцать пять. До этого ты не можешь подписывать официальные бумаги вроде трудового договора или... агентского. Так как мы уже заключили магический контракт, для меня это не принципиальный вопрос, но я все же спрошу еще раз: какой укажем возраст?
Мысли быстро пронеслись в голове, и от итогов этих размышлений меня едва холодный пот не прошиб. Крепче сжав пальцами подлокотники, я повернула голову назад, заглянула в теплые карие глаза и обеспокоенно спросила:
— Если я... если я — несовершеннолетняя и нет родителей, то меня отправят в приют?
— Эм, кхм... — Прикусив губу и смущенно коснувшись носа, Дан отвел взгляд, а потом снова посмотрел на меня и неловко улыбнулся: — Нет. Видишь ли, в нашей галактике дети не так защищены, как в вашем мире. Приюты, конечно, есть, но это как... как приют для бездомных — совершенно добровольная вещь. Если детям некуда идти, они могут жить там. И эти приюты — чаще всего чья-то частная благотворительность. Правительство никак это не регулирует. Большая численность населения позволяет закону смотреть на такие вещи сквозь пальцы. Можно сказать, что социальный статус детей здесь несколько... низковат, и они довольно бесправны.
Я напряженно уставилась в темные глаза чудовища, внимательно слушая немного неловкие объяснения, и нервозность постепенно отступала. Ему явно было стыдно за то, каким его мир собирается предстать передо лицом переселенки, но я могла ощущать лишь облегчение. Против воли вырвался счастливый выдох:
— Так меня не заберут, слава богу, фух.
Над этим можно было бы посмеяться, но вместо этого чудовище развернуло к себе кресло, наклонилось и, строго посмотрев мне в глаза, сказало со всей серьезностью:
— Кристина, я душой поклялся тебя защищать. Будь то твоя жизнь, благополучие или репутация, никто не сможет до тебя даже дотронуться. Не нужно сомневаться в силе нашего Контракта.
...ах да, Контракт.
Только благодаря хорошему актерскому мастерству, мои брови не встретились на лбу. Необъяснимо, но теперь этот Контракт начал меня раздражать. И, по-моему, не только он.
— Хорошо, — послушно ответила я, опустив ресницы.
Я думала, что в этот момент в душу упало первое зерно недобрых намерений по отношению к чудовищу, но какого же было мое удивление, когда я присмотрелась и поняла, что это зерно... далеко не первое.
Я сжала зубы, ощущая какой-то кислый вкус во рту.
— Умница, — тепло улыбнулся он, но кислый вкус стал только сильнее. Ты... ты всем так улыбаешься? Он развернул мое кресло обратно и бодро сказал: — Продолжим. Итак, девятнадцать пишем?
— Двадцать пять, — твердо ответила я, сверля взглядом экран монитора. Чувствую себя немного капризной.
— Чт... двадцать пять? Не девятнадцать? — удивился парень.
— Нет. Я — совершеннолетняя, — уверенно заявила я. — Даже двадцать шесть! Я уже год как совершеннолетняя!
Позади раздалось какое-то похрюкивание. Он что, смеется? Резко обернувшись, я гневно посмотрела на тюремщика, но увидела только серьезное сосредоточенное лицо без тени насмешки. Если бы только не красная от едва сдерживаемого хохота шея и пульсирующая вена на лбу, я бы обязательно поверила. Этого хватило, чтобы я взорвалась от уязвленного чувства гордости.
— Я уже взрослая!
Дан прикусил губу, сдерживаясь из последних сил, и пригладил мои чуть растрепавшиеся от его прикосновений волосы. Но стоило ему опустить взгляд на мои широко распахнутые глаза и гневно поджатые губы, как он был не в силах больше держаться.
— Пхахаха! Ахахаха!
— Не смейся! Я уже не ребенок! — возмущенно воскликнула я, ощущая нарастающее раздражение.
— Ва-ха-ха!!! Аха! Ахаха! — не унимался он, шутки ради ущипнув меня за серьезный нос.
— Это... — Я пыталась подобрать слова, но почти потеряла дар речи от возмущения. Ощущая желание доказать свою правоту во что бы то ни стало, я дернула его за рукав, убирая руку от своего лица, и сделала решительный шаг вперед, став лицом к лицу с чудовищем. — Это оскорбительно! Разве не ты клялся защищать мою репутацию?
Смеяться он перестал.
Опустив голову, чудовище окутало меня мягким взглядом, заставляя теряться в этой мерцающей тьмой глубине. На твердых губах появилась почти любящая улыбка, когда он вежливо спросил:
— Не ребенок, значит?
— Да! — с гордостью ответила я, стремительно теряя решимость стоять так близко к тюремщику.
Он понимающе кивнул и спросил еще ласковее:
— Взрослая, значит?
— Да, — серьезно ответила я, собирая остатки решимости в кулак.
Медленно наклоняясь вперед, он сокращал расстояние между нашими лицами и осознанно выпускал свою подавляющую ауру. Несмотря на то, что дрожали от страха колени, я решила держаться до победного конца и не отступать ни на шаг. В голове зародилась первая рациональная мысль "кому и что я пытаюсь доказать?", но тут же была изгнана, как демотивирующая.
