Алекс обернулся и посмотрел на отца. Ни один мускул на лице Павла не дрогнул, но Алекс почувствовал, что отец напрягся.

– Мы с Надей приходили к Роману Алексеевичу, чтобы передать ему лекарства для его тестя. Лекарства прислала моя мама из Лондона. Здесь, в России, их трудно достать, а тестю Романа Алексеевича они очень помогают.

– Вы принесли Роману Алексеевичу упаковки с лекарствами или посылку в нераспечатанном виде?

– Мы принесли нераспечатанную посылку.

– Вы уверены, что в посылке были только лекарства?

– Абсолютно уверен: если бы в посылке было что-то еще, мама бы меня предупредила.

– А не могла ваша мама положить что-то в посылку дополнительно, скажем, чтобы Роман Алексеевич передал вам это что-то позже, сделал сюрприз, так сказать?

– Откровенно говоря, не понимаю, зачем маме это было бы нужно. Если бы она хотела сделать нам сюрприз позже, она прислала бы нам еще одну посылку позже.

– Скажите, а не могла ваша мама прислать Роману Алексеевичу колье для Вашей невесты с просьбой, чтобы он до свадьбы подержал его в сейфе? У Вас же намечается свадьба, я так понимаю?

– Мне кажется, что этот вопрос проще было бы задать Роману Алексеевичу. Что касается меня, я уверен, что мама не могла послать Наде колье, которое нашли в полиции. Понимаете, – Алекс покраснел, – моя семья весьма состоятельная. Колье из поддельных камней за десять тысяч долларов для моей невесты – это, пожалуй, можно было бы расценить как неуважение. Мама, когда выходила замуж за папу, надевала фамильное колье Потаповых с настоящими бриллиантами. Колье было изготовлено в качестве подарка невесте основателя нашего рода Игната Потапова здесь, в России, еще до его отъезда в Америку. Я, честно говоря, думал, что Надя наденет на свадьбу что-то подобное. Дед не позволит Наде надеть подделку, и мама прекрасно это знает.

– Надя наденет на свадьбу потаповские драгоценности, которые хранятся у Вероники, они еще старше Игнатовских, – не смог смолчать Максим.

– Николай Иванович, мой сын совершенно правильно описал ситуацию, – пояснил Павел. – Свадьба Алекса и Нади непременно будет упомянута в светской хронике. Дотошные журналисты рассмотрят Надин наряд под микроскопом, поддельные бриллианты – для нашей семьи это будет потерей лица. Теперь вопрос немного из другой оперы. Скажите, Вы подозреваете, что мать Алекса могла послать колье Роману Алексеевичу в качестве платы за какую-то услугу?

– Пока я только последовательно отрабатываю все версии. Местный полицейский начальник предполагает, что колье – это плата за то, что Роман Алексеевич закрыл глаза на какой-то проступок Александра. Роман Алексеевич это категорически отрицает. Вы сами что думаете? Откуда взялось это колье?

– Пока я не могу ответить на этот вопрос. Очевидно, что след ведет в Штаты. Кого-то из нас, Алекса или, скорее, меня, хотят подставить, но, кто и зачем, я не знаю.

– Скажите, Николай Иванович, – обратился к следователю Максим, – ведь кто-то это чертово колье изготовил, доставил в Потаповск. Не может быть, чтобы следов не осталось. Может быть, нанять за наши деньги частных детективов, чтобы они пошерстили вокруг?

– Не волнуйтесь, Максим Григорьевич, Игорь Валерьевич Зуев уже предпринял все, что только можно придумать. Он очень заботится о Веронике Петровне и обо всех вас.

Наконец-то Павел смог навестить Андреича.

– Неужели пришел, Пал Макарыч? Целый день жду, решил уже, что и думать про меня забыл.

– Как же про вас забудешь, Андреич? Теперь до смерти помнить буду.

– Тьфу ты, господи, опять ты ко мне на «вы». Прости, если так сильно обидел, давай на «ты». Идет?

– Ладно, идет, – рассмеялся Павел, – тут такое дело, Андреич, не смогли мы текст на флешке прочитать, запаролен он. Вспомни, Семен Лукич тебе какие-нибудь волшебные слова не говорил?

– Как же, как же, говорил и велел крепко запомнить, только я забыл, что говорил, когда меня по башке трахнули. Такие дела, как их там, хакера искать надо.

– Подумай, Андреич, может вспомнишь, хоть из какой оперы было это слово?

– Вроде Надюшка его этому слову научила, может, и не придется хакера звать, Надюшка-то должна помнить, чему Лукича обучала.

– Спросить, конечно, можно, только очень уж не хочется ребят ввязывать во все эти дела.

– Да, стремно, может ребятам и прилететь. Знаешь чего, давай немножко побалакаем, может, у меня в голове что и прояснится, авось слово вспомню. Вот расскажи ты мне, Пал Макарыч, чему ты у нас больше всего удивился?

– Пожалуй, двум вещам: почему-то здешние Потаповы сразу стали за меня заступаться, когда ты на меня наехал. Они же меня совсем не знают.

– Это просто, Вы же родня, по-другому и быть не могло. Чему еще удивился?

– Ну и еще травмпункту вашему удивился, не ожидал такого.

– Думал, там могут только царапину йодом помазать и палец забинтовать, если бинт из дома принесешь? – Андреич усмехнулся.

– Ну, конечно, это преувеличение, но как-то так.

– Не знаю, всюду так или только у нас, но у нас все по высшему классу. Леха постарался. Он на больницу почти все свои деньги тратит. Видел ведь, что лечат нас, работников завода, практически бесплатно. Это все Леха.

– Вот это меня больше всего и поразило. У нас говорят, что если о чем-то американец задумался, то он задумался о деньгах.

– Не, мы русские мужики завсегда о бабах думаем. Но о бабах потом как-нибудь поговорим, сейчас – о Лехе. Они с Вовкой на ваши американские деньги себе хоромы отгрохали? – Отгрохали. Леха себе драндулет купил? – Купил. Правда редко на нем ездит, больше на велосипеде. Ну а дальше, куда деньги девать? Леха говорит, раньше у него было двое джинсов: одни носил, вторые – в стирке. Ну купил он себе третьи, а дальше что? Жопа-то у него одна, на нее десять штанов не натянешь. Вот он и придумал больницу и травмпункт обустроить. Это по-потаповски, ты наш музей видел? Твои предки отгрохали.

– Нет, пока не видел, только приехал.

– Что, и портрета Сашкиной матери, который Леха нарисовал, не видел?

Павел помотал головой.

– Сходи, не пожалеешь. Лизавета твоя – прям мадонна вылитая. Красота. Вот вторая твоя жена, которая на каблуках, мне не глянулась. Швабра шваброй, прости господи.

– Швабра мне тоже не нравится, больше к ней не вернусь.

– Это правильно. Поживешь у нас немножко, мозги в правильное положение и встанут. Вспомнил я твое слово, не зря балакали. «Производная» – это слово Лукич твердил. С чем ее едят, не знаю, но Лукич о ней, о производной, с придыханием говорил. Все, беги, только завтра обязательно приходи, расскажешь, что там Лукич нарыл, и потом о бабах мы с тобой практически не поговорили.

Джонни выплыл из кабинета Павла с самой широкой улыбкой, которую сумел приклеить к своему лицу.

– Госпожа Потапофф, какой сюрприз! Почему Вы не предупредили о своем визите заранее? Мы бы вас встретили по-царски, а сейчас, извините, больше пяти минут я вам уделить не могу, много дел, клиенты идут один за другим.

Увидев сына, вышедшего из кабинета главы конторы в потрясающем новом костюме, Клара потеряла дар речи и послушно проследовала за Джонни в кабинет.

– Что ты делаешь в отцовском кабинете? Что будет, если Пол об этом узнает или, еще того хлеще, старый хрыч?

– Видишь ли, мамуля, за меня не беспокойся, в кресло отца меня посадил дед, а именно Макар Петрович, и нахожусь я здесь по праву. Вот непонятно, чего ты сюда приперлась? Если что нужно, могла бы позвонить.

– Джонни, где отец?

– Почем я знаю. Дорогая госпожа Потапофф, мой отчим, между прочим, ваш законный муж. Вы должны быть в курсе его местонахождения. Нас, сотрудников, он в свои планы не посвящает.

– Джонни, не дури! Где отец?

– Я не собираюсь дважды отвечать на один и тот же вопрос.

– Нахал! Впрочем, Пол мне не очень нужен, может, и хорошо, что его нет. Мне нужен ты. Жду тебя сегодня вечером у себя. Только попробуй не приехать.