Страхи так мучали меня, что я была вынуждена, запершись в своём крошечном бюро, сидеть дни и ночи напролёт за письменным столом, потому что в этом месте больше ничего не помещалось…

Но и там, в этом замкнутом пространстве, на меня налетали через форточку бешеные существа, которых все пишущие люди называли… Музами. Ко мне же прилетали не музы, а… Музыки – и я страшно боялась их… поцелуев…

Ведь последствия интимных отношений с ними не заставляли себя долго ждать… Рожала я уже, сидя за… компьютером, потому что Музыки были на редкость любвеобильными… И я не могла с этим ничего поделать и уже начинала бояться даже саму себя… И это были, признаюсь, ещё «те» страхи…

Словом, страхи преследовали меня по пятам, и однажды, улепётывая от них, я в страхе выскочила на… сцену зрительного зала, где сидело полно людей. И от страха, представляете, от ужасного страха, я начала кричать им подряд всё, что накопилось у меня на душе, – всё-всё: стихи, поэмы, рассказы… Я не могла остановиться, потому что чувствовала, что Страх стоит со мной рядом с приставленным к горлу ножом и твердит: «Ну попробуй, попробуй только сделать паузу…»

Когда мои книги стали печатать, я боялась огромных тиражей, боялась, что книги расползаются по всему миру в переводах на разные языки…

Я жутко боялась, что это вовсе не я написала эти поэмы и романы, а кто-то другой, обладающий огромным талантом и пробивной силой, а я просто его… тёзка…

Страхи и по сей день не покидают меня. Мне всё время кажется, что люди читают мои книги от корки до корки, потому что им… нечем больше заняться, что они покупают их, потому что больше не на что тратить деньги, а издатели издают и издают их, потому что им нечего больше издавать…

А когда я выступаю в больших концертных залах и слушатели замирают в своих креслах, мне в страхе кажется, что в зале заперты все двери и поэтому эти люди не могут убежать из него в панике, даже в… туалет, и очень-очень боятся, что наступит момент, когда я перестану читать, на секунду переводя дыхание от страха, потому что боюсь, что меня сейчас закидают… букетами цветов и даже строгие охранники не смогут помешать этому процессу, который уже пошёл…

И вышел наружу, потому что все двери открыты, и даже окна… И я боюсь, что куда ни кинь взгляд всюду могут говорить обо мне: с экранов телевизоров, по радио… Ой, братцы, это так страшно! Меня просто в холодный пот бросает! И в горячий – тоже! И этого я тоже боюсь, сами понимаете почему…

А когда я раздаю автографы, у меня дрожат руки от страха, что я не смогу ровно подписать пятимиллионный экземпляр своей очередной, свежей книжки и перо, прыгая и извиваясь, может выпасть из моей руки или чернила вдруг кончатся…

А когда мне вручают… Нобелевскую премию – я тоже… боюсь!

А вдруг она окажется слишком, слишком… тяжёлой и я, я не смогу удержать её… А от аплодисментов мне заложит уши, и я стану глухой, или челюсть у меня выпадет и нечего будет класть ночью на… полку – представляете этот ужас?

И вот сейчас, только сейчас я, преодолев жуть, наконец собралась написать Оду!

Оду им, своим Страхам!

Страхам, которые вытолкнули меня когда-то на поверхность из мутных вод неверия в свои силы.

Страхам, которые заперли меня однажды в моём крошечном бюро, в котором нельзя было сделать ни одного шага в сторону, а можно было только… целоваться с Музами, вернее с Музыками, и творить, творить…

Берегите и лелейте свои страхи, люди, как это сделала я!

Слава, слава настоящим великолепным и всесильным Страхам!

Родилась в Ленинграде, в семье интеллигентов. Детство и юность прошли в творческой атмосфере среди художников. Её способности к литературе раскрыла замечательный педагог по русской литературе А. Я. Горюнова, но стихи Светлана стала писать позже, в 2008 году. Основные направления в поэзии: философская и гражданская лирика, пейзажная лирика. Образование: психологическое, медицинское, художественное.

Почётный эзотерик РФ. Лауреат I Международной профессиональной премии в области эзотерики и народной медицины в номинации «Лучший этнопарапсихолог 2014 года». Награждена медалью Общественного признания за заслуги в области экстрасенсорики, медалью им. Мишеля Нострадамуса, медалью Гиппократа.

Публиковалась в сборнике современной поэзии «Искусство в жизнь» (2021) и других сборниках.

Рассказ

Деревня в Калининской (Тверской области) 1970-80-х годов.

На старинный деревенский погост, где покоилась прабабушка Татьяна, Николай поехал на совхозной кобыле Ночке. Погода в начале мая стояла тёплая. В последнее время на кладбище хоронили редко, а древние могилы зарастали кустарником. Николай почуял, как запахло мокрой землёй, свежей травой и пыльцой цветущих деревьев. Прохладный ветерок трепал тонкие, тёмно-бурые веточки почтенных берёз, которые, как послышалось Николаю, шептались о сокровенном. Николай прибрался на могиле прабабки Татьяны, выпил самогона. Сидел долго. Родительская семья у них была зажиточная, дружная и многодетная, шестеро сыновей и три дочери. В хозяйстве пять лошадей, четыре коровы, земли под пашни и сельскохозяйственная техника. На каждую лошадь – хороший комплект снаряжения. Первым, в 1899 году, родился сын Константин, потом другие братья и сестры, а Николай появился на свет божий последним, 14 февраля 1912 года. Таких детей называли «поскрёбыши». Прозвище Поскрёбыш так и приклеилось к нему на всю жизнь, потому ещё, что был он маленького роста, сухощавый, но очень живой и активный, часто размахивал руками при разговоре. К старости Николай и вовсе стал похож на одиноко стоящее, высохшее из-за нехватки влаги дерево, сухостой. Он рано овдовел, жил один. После смерти жены начал пить, чтобы как-то подавить душевную боль. Когда пил, плакал, винил себя во всём. Взрослые дети, Валентина и Василий, уехали в Ленинград. Валентина устроилась дворником, чтобы получить служебное жильё, а Василий пошёл работать на ленинградский завод «Автоарматура».

Со старшим братом Константином они жили в одной деревне, их избы стояли в разных концах главной улицы. Пути братьев разошлись в начале коллективизации, между ними произошёл серьёзный разлад на почве идеологии. Брат Константин не принял советскую власть, верил, что всё вернётся обратно, на чердаке тайно хранил лошадиные сбруи. Он жил зажиточно, держал семью и хозяйство в кулаке. Говорил медленно, с расстановкой, долго обдумывая каждое слово. Брат Константин больше походил на каменную водонапорную башню, такой же длинный, могучий и неприступный. А Николаю на момент раскулачивания было восемнадцать лет, ему пришлось признать законы новой власти, вступить сначала в колхоз, потом в совхоз. Так и прошёл он по всем историческим вехам со своей страной: коллективизацию, Великую Отечественную войну, восстановление колхозов после разрухи. Позже Николай работал на ремонтно-строительной станции, а когда вышел на пенсию, стал развозить хлеб сельчанам на совхозной лошади Ночке. Несмотря на разногласия с братом, Николай частенько сравнивал себя с ним. В мыслях спорил, в чём-то соглашался. Общались братья редко, старались обходить стороной друг друга.

Остальные братья и сёстры уехали в Ленинград и Москву, иногда приезжали на лето погостить в родную деревню.

Сидел Николай, перебирал свою память, пересматривал, словно старый фамильный альбом с фотографиями. В родительской семье с ними жила слепая стопятилетняя прабабушка Татьяна. Прабабушка помнила много сказок, народных песен, была мудрая и добрая, любила детей. Соседские ребятишки часто доводили старушку, выкрикивали: «Татьяна, Татьяна, глянь-ка в окно». Она открывала окно, а дети дразнились и смеялись, пользуясь её беззащитностью. Мальчишки, которые были позадиристей, бросали в неё мелкие камешки и палочки, а потом убегали. Невидящая прабабушка Татьяна закрывала старческое лицо узловатыми, словно ветки дуба, руками и тихо плакала.