– Она любит тебя, – говорит Джейн, словно читая мои мысли, – злится, что ты не рядом, но я объясняю ей.

– Как именно?

– Что Флоренс умная, что она учится и станет великим человеком.

– Великим – очень сильное слово. А если я не оправдаю надежд?

Джейн садится напротив и накрывает мои руки своими.

– Флоренс, мы любим тебя. И прежде всего хотим, чтобы ты была счастлива. Ты счастлива?

Я не хочу лгать, но солгу, как делала всегда, – ради ее блага.

– Да.

– Я должна сказать кое-что важное, и необходимо, чтобы ты выслушала предельно внимательно. – Она тяжело выдыхает. – Ты еще молода. И пусть ты не рядом, мы знаем, что ты посвящаешь свою жизнь нам. Твоя учеба очень важна. Но я хочу, чтобы ты жила: подружилась с кем-нибудь, нашла новое хобби, читала – как раньше – не учебники, просто книги. – Она одергивает себя, чтобы не сказать «познакомилась с мальчиком». После твоей смерти об этом никто не говорит, словно знает, что я больше никогда не смогу полюбить так сильно, как люблю тебя. Никогда не смогу полюбить. – Понимаешь?

– Я не откажусь от своих целей.

– Если бы только я могла снять с тебя этот груз, но иного выхода не будет. Ни я, ни отец не сможем покинуть город. Мы останемся тут до конца…

– Джейн…

Она сжимает мою руку, заставляя замолчать.

– Но Молли не останется. У нее такой же живой ум, как у тебя, и большое сердце, которое впитывает все как губка. Я не хочу, чтобы оно впитало то, что витает в Корке. То, что предлагает Доктор… – она качает головой. – Его уже называют мессией.

– Мессией?

– Он утверждает, что ему все послано Господом, и люди верят – у них нет выбора. Город на грани краха – бежать некуда. Все очень уязвимы.

– Что ты думаешь о нем?

Она убирает руку.

– У меня от него мурашки по коже, – признается она, и я выдыхаю от того, как точно звучит ее описание. Он хищник, присутствие которого чувствуешь каждой клеткой, каждым волоском на шее и знаешь, что вопрос, нападет ли он – не вопрос. Дело в том – когда.

– Я тоже не в восторге от его способности оставлять людей в холодном поту после совместного времяпрепровождения.

– Ты видела его? – удивляется она.

– Мы встретились на кладбище. Он сказал, что создаст рай на земле, общину, где все будут любить друг друга.

– Когда Патрик умер, Доктор собрал горожан в пристройке за церковью. Говорил, что все наладится, если мы вернемся к слову Господа, которого он слышит и ощущает.

– Корк и раньше жил по слову Господа.

– По слову Патрика, – поправляет она. – Ты считаешь меня наивной дурой, но за столько лет я кое-что уяснила… Важно не то, что говорит Господь, а то, как мы это понимаем. А это зависит от человека, который получит власть в городе. И было бы лучше, если бы этот проводник оказался хорошим человеком.

Мы обе замолкаем, опустив глаза. Никто не решается высказать это вслух, но очевидно, что Доктор не тот проводник, который нужен.

– Знаю, это жестоко и несправедливо по отношению к тебе, но ты наша единственная надежда.

– Хочешь, чтобы я вернулась?

– Нет! – От возмущения ее лоб прошивают глубокие морщины. – Ни в коем случае. Поезжай, учись, а когда придет время, забери Молли в тот мир. В свой мир. Дай ей то, что я не могу. Чтобы она сама определяла свою судьбу, чтобы никогда не училась в школе, где ученик стрелял в других. Пообещай, что заберешь ее!

От ее искренней и болезненной материнской мольбы к глазам подступают слезы.

– Что бы ни было.

– Что бы ни было, – шепчу я, накрывая ее руки своими. – Обещаю.

– Вот поэтому ты не рядом. Ты учишься – это твоя работа, и я безмерно уважаю ее. А моя работа – позаботиться о Молли, напоминать ей, насколько важно то, что ты делаешь.

– Фло…

От ее голоса сердце замирает. Я оборачиваюсь, сжимая спинку стула до белизны костяшек. Встречаюсь с широко раскрытыми глазами. Прошел всего год, но она так выросла. Выросла без меня – осознание этого приводит в оцепенение. Ни рук, ни ног. Полая жестянка, гонимая ветром. Молли вытянулась, раньше она едва доставала до столешницы кухонных тумбочек, а теперь возвышается на голову. Однако ее волосы все так же собраны в косы, которые когда-то заплетала ей я. Но смотрит она иначе… Я не выдумала ее – разделяющая нас пропасть реальна. Расстояние и время – два кита, отделяющие нас друг от друга. И чем больше я буду пытаться сократить эту пропасть, тем сильнее она будет расти. Боюсь, когда-нибудь она станет такой большой, что с противоположных концов мы уже не увидим друг друга. Эта мысль не раз заставляла меня просыпаться посреди ночи в холодном поту.

Как растаявшее на солнце желе, я сползаю со стула и, встав на колени, протягиваю к ней руки. Раньше она не ждала бы разрешения и сразу упала в мои объятия. Она подходит – несмело, боязливо, осиротевший детеныш – и я наконец прижимаю ее к себе, так крепко, как могу, вдыхаю ее запах – травянистый, свежий, живой, точно я держу в руках лесную нимфу – и пытаюсь запечатлеть в памяти. Она пахнет иначе. Я целую ее в лоб и нехотя отстраняю от себя.

– Как ты, Пупс?

– Патрик умер.

– Знаю.

– Думаешь, он там же, где Сид?

– Я хочу в это верить.

– Ты останешься с нами?

– Хочешь, чтобы я осталась?

Она кивает, и ее щечки розовеют. Я снова прижимаю ее к себе.

– Если мама разрешит.

Мы обе обращаем взгляды на Джейн. Я перекладываю на нее ответственность, внезапно лишаясь способности решать самой. Я слишком устала. Тело без души.

– Когда обед будет съеден, юные леди, – говорит она, примеряя образ строгого родителя. Только так она может скрыть уязвимость.

Молли по-взрослому усаживает меня за стол и устраивается рядом.

– Уже все остыло, – причитает Джейн, забирая мою тарелку, – нельзя есть холодное. Особенно тебе, – она смотрит на Молли, – будешь пить молоко с медом.

– Не люблю мед, – кривится она.

– С каких это пор? – спрашиваю я.

– С тех пор как прошлой осенью кое-кого укусила пчела, – отзывается Джейн, наполняя тарелку.

Меня словно тоже кусает пчела, ведь я забыла об этом, а возможно, и не знала.

– Тебе нравится учиться? – спрашивает Молли, болтая ногами под столом. Так, будто с нашей последней встречи прошло два дня. Мне нравится ее детская непосредственность. Мне ее недостает. Была ли она у меня когда-нибудь?

– Да, там здорово. Нам рассказывают всякие интересные вещи и дают много книг.

– А там есть красивые мальчики?

Я усмехаюсь. Мальчики? Парни? Кто это? Бесполое сознание.

– Наверное. Я не обращала внимания.

– Тебе нужен самый красивый и умный мальчик из всех.

Джейн ставит перед ней тарелку, но она не притрагивается к еде, поглощенная беседой.

– Ты с кем-нибудь там дружишь?

– Нет. В основном я сижу над книгами.

– Скука.

– Кушай, солнышко, иначе придется отправить тебя в кровать, – говорит Джейн.

Молли принимается за обед.

– И не болтай ногами, когда ешь, – добавляет Джейн.

– А у меня много друзей, – продолжает Молли, размахивая ложкой. – По вечерам мы с Питом и Ленни гуляем с Тритоном. Но он все равно какой-то толстый. В смысле Тритон, а не Ленни. Про людей так нельзя говорить, да? Иногда с нами ходит Том, но он такой молчаливый.

– Ты тоже поела бы, – говорю я Джейн, но она отмахивается.

Молли начинает канючить, выпрашивая мороженое, но Джейн стоит на своем. Я молча улыбаюсь, наблюдая за их милой и по-детски дурашливой беседой. Внутри все стягивает и ноет, ведь мне не хватает таких бесед, и пусть со временем они мне надоели бы, это лучше, чем не слышать их вовсе.

– Фло, а Бакли такой дурачок…

– Что за словечки? – Джейн недовольно поднимает бровь.

– Но так и есть, в прошлом году он пытался стать лучше меня в классе, а лучше меня никого нет, потому что моя сестра самая умная на свете. Он с семьей уедет этой осенью, и тогда я точно буду самой лучшей.

– Не будешь скучать? – спрашиваю я.