На самом деле, я склонялась к такому же мнению. Единственный существенный минус – я очень сильно затянула с подготовкой, времени всё меньше, а я еще не начала оттачивать материал. Возложенная на меня ответственность пугала и вдохновляла одновременно, моя задача сейчас – не отпускать клавиши ни на секунду, и играть, до боли и онемения в косточках пальцев.
Солнце неумолимо катилось к горизонту, телефон разрывался от звонков и уведомлений, и все оповещения стали приходить на наручные часы, рассылающие мою геопозицию, самочувствие в том числе данные о сердцебиении близким контактам, в которые помимо Джесс пришлось добавить Чейза: «Это ради моего спокойствия, Эйп» – утверждал он. Не обращая внимания на уводящие в реальность звуки, я играла с упоением, без остановки, мотор работал на износ, в голове пульсацией отстукивал ритм, пальцы стучали по бело-чёрным плашкам, но я всё еще сбивалась. Я репетировала всё: открытие дверей в концертный зал, правильную походку к инструменту, верное положение рядом с фортепиано и лёгкий взмах рук в начале игры, одно неловкое движение, что-то забыла или дёрнулась в напряжении – минус балл. После окончания выступления неверно убрала руки от инструмента, не поклонилась – минус балл. Сфальшивила в произведении, и особенно – если подала вид, что допустила ошибку – крах всего. Можно сразу вставать и прощаться, без требуемых поклонов. Так было раньше, так осталось и сейчас. Требования жёсткие, но возможные. Я справлюсь.
Первая, вторая, третья… семь алых капель крови завершили своё падение на белоснежном полотне инструмента. «Это плохо. Я, как всегда – либо никак, либо сразу в омут с головой. Где люди находят эту «золотую середину»?». Небрежно воткнув свёрнутую трубочкой салфетку в нос, принялась убирать за собою следы своего перенапряжения.
Закрыв кабинет, спускаюсь на первый этаж. Учебное заведение еще активно дышит жизнью, студенты буквально кишат, толкаются, а я стараюсь ворваться в этот водоворот, пробиться сквозь толпу к дверям выхода. В воздухе витает запах пыли, пота и тяжёлая смесь различных духов, перемешанных в общую кучу становившаяся удушающим смрадом. Целью становится выбраться скорее на воздух, разум постепенно затуманивается от какофонии гула.
Наконец–то протиснувшись, хватаюсь за ручку массивных дверей, и… они не поддаются. Дёргаю ещё несколько раз – ничего. До моего сознания доходит то, что шум прекратился, а сзади меня гробовая тишина, ни единого звука или шороха. От затылка и до поясницы пробежал мороз, будто судорогой схватили моё тело в тиски. Я оборачиваюсь, в надежде попросить у кого-нибудь помощи, но моему взору открывается картина: все окружающие дёргаются взад-вперёд словно на съёмке повтора, кто-то из студентов более активен, некоторые лишь моргают глазами. Будто один единый организм, который составляли множество мелких шестерёнок – застопорились, и буксуют на месте не в силах продолжить свой намеченный ход.
К горлу подступила тошнота, желудок неумолимо начало крутить. Вот сейчас, именно сейчас, находясь в запертом пространстве этой ситуации, мне особенно стало страшно. Чувствуя нарастающую вибрацию наручных часов, оповещающих о моём пульсе в сто сорок ударов в минуту. Мандраж такой, что начинает кружиться голова и мутить рассудок. Нужно срочно что-то предпринимать, пока я не вырубилась прямо тут. Определённым образом не понимая, что нужно сделать, чтобы в первую очередь освободить студентов из транса, а заодно и помочь себе выбраться отсюда, просто иду мимо людей, стараясь не задеть. Возможно, громкий звук наподобие крика приведёт их в себя? Тогда поднимусь обратно на лестницу, и испробую этот вариант. Огибая присутствующих, я почти добралась до первых ступенек, но активно жестикулирующий туда-обратно руками парень зацепил лямку моей сумки, и аккуратное возвращение моего предмета гардероба на плечо не уберегло меня от толчка его кисти на стоящую впереди девушку. Я летела вперёд на неё двумя руками повалив обоих нас на толпу позади.
Внезапная боль обожгла запястье на правой руке. Поднявшись, в очередной раз отрезвляя себя от помутнения, задрала край рукава кофты. Глаза вперились в нечёткий пульсирующий узор, едва-едва проявляющийся на коже. Вглядываясь, сделала предположение, что это шрам… или тату… Что за чертовщина? Откуда? Я не видела никогда тату у себя на теле, более того, ранее не посещала тату-мастеров. Изображение проявлялось и исчезало, но мне удалось уловить и запечатлеть в памяти – скрипичный ключ.
Огляделась – все ребята продолжили своё движение. И даже девушка, на которую я свалилась, ничего мне не сказав, просто встала и продолжила свои дела в привычном расположении духа. Будто никто не обратил внимания на происходящее! Будто никто и не понял, что люди на десять минут оказались почти заморожены на месте! Но я ошибалась… Были, как минимум, два человека, которые наблюдали за мной, и видели всё от начала и до конца.
–Эй, Эйприл! – хрипящий шёпот пытался привлечь моё внимание откуда-то сбоку, с коридора. Ему определённо потребовалось усилие, дабы шёпотом докричаться до меня, сквозь возобновившуюся какофонию гула.
– Эм… да? – неуверенно протянула я, пытаясь отыскать источник обращения.
– Иди к библиотеке, помогу тебе. – прежде незнакомый голос стал заметно удаляться в спешке.
Время близилось к глубокому вечеру, в учебном заведении включили приглушённый жёлто-неоновый свет, и оттого народ стал будто активнее рассеиваться, опустошая холл и предоставляя свободу пространства для моих приключений.
«Ну, что-ж, Эйприл Элванс. Поступим, как и в фильмах ужасов – обязательно пойдём туда, куда зовут, где может быть опасно для жизни, и не факт, что ты вернёшься в прежней комплектации. Всегда было интересно, поступать таким образом – является глупостью или смелостью? Сейчас и проверим». Увидев в тусклом свете уже всё-таки ранее знакомую, отталкивающую физиономию, я почти взвизгнула от раздражения:
– Я знала, что это вы копались в архиве! Зачем вы меня сюда позвали? Что вам нужно от нас? – я попятилась назад к двери, попутно нащупывая ручку, чтобы выбраться из мышеловки в виде библиотеки, в которую добровольно сама и забралась. –Предупреждаю сразу: одно угрожающее мне движение – и мои друзья будут осведомлены где я, что со мной, и даже слышать происходящее вокруг.
– Господи, прости. Эйприл, нет-нет, ты не так всё поняла, этого не нужно, я не желал вам зла… Успокойся, умоляю. Я просто заложник ситуации, такой же, как и все окружающие. Просто я… – взволнованной и слегка поникший от моих выводов уборщик сделал паузу. – Я пришёл в себя раньше всех.
– Эм.. не понимаю… Что вы несёте? Как понять – пришёл в себя? Честно, вы вызываете недоверие. Все ваши действия в мою сторону, моих однокурсников и других студентов – это попахивает маниакальностью! И теперь, я нахожусь в почти уже опустевшем колледже, вдвоем с вами, по вашей же инициативе. И я должна быть спокойна?
– Боже, я понимаю, как это всё выглядит, но тебе придётся мне довериться. Ты и так начинаешь запутываться, и идти не по тому следу, да… ты вообще! Ты ничего не знаешь и не понимаешь, какая нам грозит опасность! – мужчина перешёл на повышенный тон, почти сорвавшись на истеричный крик. Я стояла ошарашенной, пытаясь понять как можно скорее, оказывает ли он на меня давление, дабы подавить чувства бдительности во мне, и перейти к негативным действиям, или действительно, мне стоит прислушиваться к его словам…
– Я в тот день искал книжку, чтобы на досуге почитать что-то новое и наткнулся. Ох, нет. Ты не поймёшь. – странный тип сделал паузу, а потом резко взорвался:
– Ты! Всё дело, Господи, помилуй, в тебе! С тебя всё это началось, тобой и должно завершиться! – не совладав с эмоциями, он почти бегом устремился вдоль стеллажей, шаркая униформой и огромными ботинками по паркету. Длинная, худощавая фигура, слегка покачиваясь, наклонялась к каждому закутку и отделению, проходя вдоль стеллажей и шкафов, перебирая что-то руками и нащупывая.
– Я где-то… где-то тут… я спрятал. Я понимал, не найдут. Всё подстроено. Всё примитивно. Но такое сокровище. Нет. Нельзя никому. Это как раньше. Как мой долг. Хранить ценное – книги. Искусство, которое не умирает. Творчество, которое живёт в нас. Где? Где же? Да! Нашёл! Она! – до меня долетали лишь обрывки его фраз. Мне пришло на ум, что я даже не знаю, как зовут этого человека.