– Уверен, все вы знаете, что на прошлой неделе школа понесла огромную потерю.

Аудиторию заполнила неприятная тишина, студенты заерзали на стульях. Я съехал вниз по стулу.

– Я должен проинформировать вас о бесплатной психологической помощи на территории студгородка, которая полагается каждому студенту Истерн Стейт. Исходя из количества учащихся, уверен, что в этом классе у каждого кто-то да пострадал или выжил, или стал жертвой в подвалах Китона. Для всех это может стать пугающим опытом, с которым сложно совладать эмоционально, были ли вы близки с жертвами или нет. Поэтому прошу вас… не игнорируйте чувства, чтобы пережить горе. Мы рядом и готовы помочь.

Он замолчал, позволяя всем переварить услышанное, а потом перешел к уроку.

Пара девчонок всхлипнули, но в остальном мы продолжили обычное занятие, делали конспекты и задавали вопросы.

Когда он закончил урок, я помчался к двери, чтобы поскорее вырваться наружу, и перешел на бег, чтобы успеть к окончанию занятия Эбби. Она только вышла из дверей и остановилась, увидев меня. Я подхватил ее, она обняла меня за талию, ведя меня вниз по лестнице и заворачивая за угол здания.

– Что случилось? – сказала она тихим спокойным голосом.

Грудь моя вздымалась, пока я пытался выровнять дыхание. Я тряхнул головой, не в силах ответить.

– Трэвис, посмотри на меня, – сказала она, обхватывая мое лицо ладонями и поднимая голову так, чтобы наши взгляды встретились. – Рассказывай.

– Они все мертвы. Столько людей ходит мимо нас, они потеряли друзей, соседей по комнате… членов семьи. – Я указал на себя: – Это я сделал.

– Нет. Все не так. – Она обернулась, а потом снова посмотрела на меня. – Это не твоя вина. Той ночью каждый сам сделал свой выбор. Это был несчастный случай. Кошмарный, отвратительный несчастный случай. Но… – Эбби сильнее стиснула мою челюсть, заставляя смотреть ей в глаза. – Посмотри на меня. Тебе нужно это пережить, Мэддокс. Если люди увидят тебя в таком состоянии и расскажут копам…

– Может, так и надо поступить. Может, мне надо сдаться, – сказал я, не в силах вздохнуть полной грудью. Чем больше воздуха я набирал в легкие, тем хуже становилось.

– О чем ты таком говоришь? – спросила она, впервые пытаясь сохранить на лице свое фирменное бесстрастное выражение. – Лучше слушайся меня. – Она подцепила край моей футболки. – Я не позволю им тебя забрать, а ты так просто меня не оставишь, слышишь?

– Думаешь, я этого хочу? – выпалил я.

– Да, они погибли, это ужасно, но ты не обязан теперь бросать меня. С этого момента ты будешь ставить свою жену и брак выше всего остального. Ты выберешь нас, а не это чувство вины, не свою чертову мораль, и даже не то, как правильно было бы поступить! Пусть я буду эгоистичной или плохой, я это принимаю. Пусть будет так, черт подери! Они не поймут, что ты не хотел причинить никому вреда. Не станут смотреть на то, что здание выбирал не ты и не зажигал те фонари. Трэвис, тебя просто арестуют. Арестуют, наденут на тебя наручники, заберут далеко от меня и…

Ее нижняя губа задрожала.

Я прижал ее, трясущуюся, к груди.

– Детка, – удивленно сказал я. Еще никогда не видел ее такой разбитой.

Она оттолкнула меня, все еще удерживая мою футболку в кулаке.

– Не совершай глупостей, Трэвис. Даже не смей!

Она сжала вторую руку в кулак и в отчаянии ударила меня в грудь.

Мне не было больно, но тем самым она хотела подчеркнуть свои слова.

В ее глазах стояли слезы.

– Ты единственная моя семья. Слышишь? Если я тебя потеряю, то потеряю все остальное.

– Но есть еще папа и мои братья, Шеп и Америка. Марк и Пэм. Финч. Голубка, ты не одна.

– Ты, Трэвис, – сказала она, указывая мне на грудь, – мне нужен только ты. Ты самый важный человек в моей жизни. – Она покачала головой и пожала плечами. – Не хочу жить без тебя. Больше никогда ничего подобного не говори, слышишь? Ты не можешь пойти и сдаться. Не можешь так со мной поступить.

– Хорошо, – заморгал я и снова притянул ее к себе, покачивая и пытаясь успокоить. Поцеловал ее в висок, злясь на самого себя.

Я знал, что не могу бросить Эбби, даже ради того, чтобы поступить по совести. Просто хотел, чтобы она остановила меня. Тревожить ее тем, что я не собирался делать, было, конечно, подло.

– Ты права, я не… я не хочу, чтобы меня арестовали. Мне просто нужно было услышать от тебя эти слова.

– Вот и хорошо. Я буду повторять это столько, сколько нужно. По десять раз на день. Возьму вину на себя, буду шантажировать тебя угрызениями совести, умолять тебя, что угодно, но не бросай меня.

Я вздохнул и потер загривок.

– Господи, не могу поверить, что я только что поступил так с тобой. Прости, я запаниковал.

Она подняла голову, а по ее щеке скатилась слеза.

– Я понимаю. Это слишком тяжело. Не виню тебя за то, что случаются моменты слабости. Только пообещай, что будешь бороться за то, чтобы остаться со мной. Что никогда не перестанешь бороться за нас.

Я подавил волну эмоций и стиснул челюсти. Она любила меня так же сильно, как и я ее. Даже не знал, что такое возможно.

– Хорошо, голубка. Хорошо… обещаю.

Она прижалась лбом к моей груди, тяжело вздохнула и кивнула. Собравшись с мыслями, она перевела взгляд на землю, будто решилась довериться мне, принять, что я не разрушу ее жизнь. Эбби смахнула с глаз слезы, развернулась на пятках и ушла в направлении своего класса.

В воздухе все еще висел запах дыма. Эбби шла все дальше, скрываясь из виду, оставляя за собой лишь пепел от моей совести.

Я шел к квартире, шлепая по мокрым ступенькам. Между занятиями я то и дело попадал под дождь, небеса не щадили меня, и я был этому рад.

Земля вокруг Китон Холла все еще была влажной от переизбытка воды из пожарных шлангов. Дождь смешал все кругом в одно целое, студенческий городок с его обугленной, напитанной влагой травой и тротуарами Китона.

В руке позвякивала связка ключей, которую я достал заранее, чтобы отпереть дверь. Как только я прикоснулся к ручке, то услышал скрежет по другую сторону. Я улыбнулся и толкнул дверь, тут же нагнувшись, чтобы встретить Тотошку.

Моей щеки коснулась волнистая темная шерстка, и щенок стал покрывать меня своими «поцелуями». Он уже сильно подрос, но сейчас извивался, подпрыгивал и тявкал, как в свой первый день в квартире. Он никак не мог успокоиться, потому я поднял его на руки, прижимая к себе и позволяя облизать мне лицо. Приподнял подбородок, спасая рот.

Я вынес щенка на улицу, спустился по лестнице, ставя его на траву, потом скрестил руки на груди, ожидая, когда он сделает свои собачьи дела.

Брэзил воспользовался запасными ключами, чтобы забрать Тотошку после того, как мы уехали в аэропорт, и, хотя он пошел на это без лишних вопросов, Эбби была не так уж рада, когда мы возвращали щенка.

Она искупала его сразу же, как мы вернулись домой, чтобы смыть запах сигарет и грязных носков. Потом вытерла его насухо, приготовившись к нежностям, а потом он свернулся калачиком на своей постельке в углу нашей спальни и проспал остаток ночи. Утром Эбби напомнила мне, чтобы я поговорил об этом с Брэзилом.

Я набрал сообщение на телефоне):

«Приятель. Спасибо, что забрал моего щенка, но если ты не собирался за ним присматривать, так бы и сказал».

Брэзил довольно быстро ответил:

«Ты о чем?»

«От него воняло. Ты курил над ним, что ли? Даже я не курю. Он проспал дома сутки!»

«Прости, чувак. Вечеринка. На дворе потом драка. Пришлось разнимать. Когда вернулся, Дженкс уже выпустил его из моей комнаты и пытался напоить пивом. Я сказал Дженксу убираться, но Тото не пострадал, клянусь».

«Напомни мне в следующий раз не обращаться к тебе за помощью».

«Трэвис, это не повторится. Прости».

Я позвал Тотошку внутрь дома, его когти застучали по линолеуму на кухне, и я открыл консервы с его любимой едой. Поморщился из-за отвратительного запаха, удивляясь, как можно есть что-то столь мерзкое. Но от меня не ускользнула ирония: все-таки я говорил о Тото, который обожал лизать под хвостом.