– Без проблем, – кивнул я.

Сам он сел впереди, и мы поехали. Дежа вю… третий раз за два дня по этой проклятой дороге.

– Скажи, Максим, сколько там всего людей сейчас?

Я ужасно не любил вопросы, содержащие слово «сколько». Я не стал отрывать руки от руля и попытался представить про себя, как откидываю пальцы. Спустя некоторое время я ответил:

– Шестеро.

– Кто они?

– Помимо вашего знакомого, это директор турбазы Екатерина Резцова, фельдшер Подчуфарова, какой-то якут-охотник, не помню, как зовут, еще странный, но богатый экстрасенс из Москвы Завьялов и доктор Драчев Иван Сергеевич, которого я вчера туда привез.

– И что говорит доктор?

– Кишечная форма сибирской язвы. Они с Чепиковым практически исключают, что это произошло случайно. Считают, что это убийство.

– Очень своеобразный способ убийства, впервые с таким сталкиваюсь.

Я подумал, что он довольно молод, чтобы сталкиваться с большим разнообразием убийств.

– Есть кто-нибудь на подозрении? – спросил Устюгов.

– Чепиков считает, это сделал кто-то с турбазы. Запретил нам вывозить оттуда людей. Исключает из подозреваемых себя, нас с Драчевым и почти наверняка Резцову.

– Интересно. А сам что скажешь, что думаешь?

– Ничего не думаю. Доктор хотя бы вскрытие делал, а я только что поужинать успел, и, считай, сразу обратно. Нет у меня никаких соображений, просто кручу баранку. На тебя вся надежда.

Устюгов ненадолго задумался, потом продолжил разговор.

– Я обратил внимание – почему ты так долго считал, сколько людей в поселке? Подумай, может, кого упустил? Не стоит шутить с родной милицией.

– Извини. У меня проблемы с восприятием чисел.

– Поэтому на бумажке, которую ты мне дал, был номер моего кабинета?

– Да.

Очевидно, капитан зрит в корень. Устюгов пристально смотрел на меня, ожидая пояснений. Я понял, что он просто так не отстанет, и решил рассказать.

– Это психиатрическая проблема, связанная с травмой головы в детстве. Называется «дискалькулия» – не могу нормально считать.

– Интересно… И как же ты вообще живешь?

– Травма не затронула основные отделы мозга, ответственные за жизнедеятельность.

– Я не об этом. Говоря конкретно – вот как ты ходишь в магазин?

Похоже, его заинтересовал мой ущербный быт.

– Продуктовый прямо в нашем доме, там работает мамина подруга. Она меня не обсчитывает. Кроме того, у меня есть способы вести счет – в бардачке всегда лежит калькулятор, так что я могу совершать простые арифметические действия, сопоставляя их с решаемыми задачами. Например, с заправкой машины. Когда датчик топлива приближается к нулю, я заливаю пятьдесят литров. Я не могу представить, сколько это, но я знаю, как звучит это число и как оно пишется. На калькуляторе я умножаю его на цену бензина с таблички на заправке, из результата вычитаю, сколько у меня в кошельке, по банкноте. Как только результат становится отрицательным – значит, мне хватило, а это сдача. По крайней мере, я так делал поначалу. Поскольку я заправляюсь регулярно, то примерно знаю, сколько надо отдать, и сколько сдачи я получу.

– Да, с прошлого года тебе должно быть полегче – вместо тысяч хотя бы рубли.

– Я и раньше эти тысячи считал рублями.

– Слушай, но числа повсюду вокруг нас. Как же ты отвечаешь на повседневные вопросы – сколько времени?

– Со временем нет проблем, если стрелочные часы. Отвечаю, не задумываясь – у меня все возможные значения на подкорке записаны, с округлением до пяти минут. Другое дело, если надо отсчитать определенный срок относительно текущего времени. Считаю по часам.

– А как ведешь счет?

– Пальцами. Либо буквально их загибаю, либо представляю это про себя. Я заучил соответствие количества загнутых или выпрямленных пальцев цифрам в пределах десяти. Зачастую этого хватает.

Что вообще происходит? Обычно я избегаю подробно рассказывать о своих трудностях. Но Игорю выложил все, да еще и с охотой.

– Как же тебе машину доверили?

– Машину мне доверили в армии, и до сих пор я доверие не обманул, ни одной аварии.

– Так ведь надо считать. Числа есть на знаках.

– Ты про ограничение скорости? Я знаю, что стрелка спидометра не должна заходить за такое же число, как на знаке. Я знаю, что могу превысить на двадцать километров в час, но решил так не делать. Боюсь, запутаюсь, если буду зубрить, а если считать – боюсь ошибиться. Еду по дороге медленнее всех.

– И ты нормально служил? Не было проблем?

– Я думаю, никто так и не догадался.

Я улыбнулся, предаваясь армейской ностальгии. Как-то не пригодился там счет, по крайней мере, достаточно сложный, чтобы я не справился.

– А как рассчитываешь топливо на километраж?

– Никак. Когда топливо близится к концу, просто заправляюсь на ближайшей заправке. Если не получается, у меня в салоне запас, – я кивнул назад, – две канистры по двадцать литров. Достаточно, чтобы доехать до любой заправки.

– Должно быть, тяжело так жить.

– Трудно, но если навык счета не сильно нужен при работе, то вполне возможно.

Мы покинули город. Мне очень хотелось расспросить Устюгова про его знакомство с Чепиковым. Удивляло, насколько легко он сорвался в эту «командировку». Но одновременно меня упорно клонило ко сну. Плохо для водителя, хотя на дороге и безлюдно.

– Игорь, ты умеешь водить? – спросил я.

– Да, а в чем… А, понял. Ты вчера днем ездил и сегодня ночью, нужно отдохнуть. Нет проблем, я тебя подменю.

– Дорогу знаешь?

– Конечно.

Я остановил «буханку» на обочине, и мы поменялись местами. Прислонившись к двери и подложив под голову сложенный рабочий ватник, я уснул.

***

– Проснись, Максим!

Я проснулся от стука в дверь машины. Устюгов уже стоял снаружи, мы были в Добром. Он довез нас прямо до турбазы. Голова очень сильно болела, видимо, сна мне все-таки не хватило. Стояла глубокая, безлунная и беззвездная ночь. Складывалось ощущение, что фары «буханки» были единственным источником света в окружавшей нас тьме. Однако в нескольких домиках турбазы горел свет.

Иван Сергеевич уже ждал нас. Пожав нам руки, доктор отправил Устюгова переговорить с Чепиковым, а сам обратился ко мне.

– Доброй ночи, Максим. Есть минутка? Я должен тебе кое-что показать.

Я направился вслед за ним, в его домик. Моя утомленность все не проходила, меня слегка покачивало.

Войдя в домик, я с удивлением уставился на странное сооружение посреди комнаты.

– Пока тебя тут не было, я времени не терял. Наука превыше всего.

– Что это?

– Это научный эксперимент.

На четырех направляющих располагался прозрачный лабиринт с мелкой стальной сеткой вместо пола. Когда он все это построил?

– Я проверяю, достаточно ли разумна лабораторная крыса, чтобы решить задачу, от которой зависит ее жизнь. Стеклянный лабиринт-камера в верхней части аппарата – это место, в котором и будет находиться крыса. Механизм, соединенный с лебедкой, обеспечивает медленное опускание лабиринта в сосуд с водой. В центре лабиринта аппарат – редуктор, который обеспечивает нужную скорость погружения, а рядом с ним – кусочек сыра, но отвлекаться на него нельзя, иначе не хватит времени, чтобы решить задачу. Перед редуктором три клавиши и два кубика. Синяя – включает тормоз, останавливает погружение камеры. Обрати внимание, что двигатель при этом просто заклинивает, и у крысы останется не более тридцати-сорока секунд на дальнейшие действия, перед тем как он сгорит, и она навечно останется в подвешенном состоянии. Красная клавиша – обеспечивает отключение от редуктора одного из звеньев. При нажатии на зеленую клавишу в редуктор включается звено с таким же передаточным числом, но другим направлением вращения. Затем необходимо отпустить синюю клавишу для отключения тормоза, и камера начнет подниматься вверх. В верхнем положении комнаты сработает механизм фиксации и дверь из лабиринта откроется. Красную клавишу отпускать нельзя, так как произойдет обратная замена звеньев. Но кубики достаточно тяжелые, чтобы удерживать клавиши в нажатом положении.