– И крыса все это сможет? Положить кубики на нужные клавиши в нужном порядке?

– Надеюсь. У нее есть подсказка – он указал на табличку у входа в лабиринт, где схематично были описаны необходимые действия. – Тебе интересно?

Я не видел тут ничего особенного – крыса довольно умное животное и многое может при соответствующей дрессировке. Удивительно было, что Драчев нашел время на подобные эксперименты. Тем не менее, я кивнул, после чего он положил белую крысу у входа в лабиринт, закрыл дверь и включил двигатель.

Крыса деловито пробежала мимо таблички – ну надо же, не стала читать – подошла к сыру и стала спокойно есть. Пока она расправлялась с лакомством, лабиринт преодолел уже половину пути.

– И долго вы ее дрессировали? – ухмыльнулся я.

– Ты о чем? Я ее не дрессировал. Весь смысл эксперимента – убедиться, что крыса разберется в функциональном значении редуктора, кубиков и клавиш и сможет спастись. Дрессировка – это не понимание, это механическое заучивание. Необходимо оценить способность к анализу и принятию рациональных решений на основе полученных данных.

– Но это же абсурд, это просто невозможно!

– Ты тоже так думаешь?

– Оставим за скобки, что у животного отсутствует понимание причинно-следственных связей этого механизма, и она не умеет читать. Крыса даже не понимает, что ей грозит опасность!

Драчев пожал плечами.

– Когда вода начнет поступать в лабиринт, поймет.

Почувствовав воду под ногами, крыса жалобно пискнула и в панике заметалась по стеклянным коридорам.

Я хотел подойти и вытащить ее, но мои ноги стали как ватные, рукой я тоже не мог пошевелить. Только сказал:

– Это просто садизм! Вы убиваете животное без всякой причины!

Мне было очень жалко крысу.

– Это наука. У эксперимента есть причины.

Крыса до последнего пыталась плыть и искать выход, пока вода не вытолкнула весь оставшийся воздух.

– Жаль… – разочарованно произнес Драчев. – Может быть, другая крыса справится лучше?

VI

– Устюгов не показался вам подозрительным?

– В принципе, нет. Было странно, что он так быстро сорвался ехать. Но это же логично, что милиция подчиняется госбезопасности. Тем более, он позвал его не по секретным делам, а для профессиональной помощи – чтобы найти преступника. Вы знаете, я не задумывался о субординации и взаимодействии в наших органах.

– Вы ему доверяли?

– У меня не было формальных причин ему не доверять.

– А неформальных?

Почему он так вцепился в Устюгова?

– Нет, – ответил я, тщательно подумав.

– Хорошо. Вы упоминали, что подремали по дороге в Доброе. Что-нибудь снилось?

А это здесь при чем?

– Нет. Мне редко снятся сны.

– Ясно. Продолжайте, пожалуйста.

***

– Проснись, Максим!

Я проснулся от стука в дверь машины. Устюгов уже стоял снаружи, мы были в Добром. Он довез нас прямо до турбазы. Голова очень сильно болела, видимо, сна мне все-таки не хватило. Стоял глубокий безлунный вечер. Темные сумерки объяснялись тяжелыми тучами, покрывшими небосвод. Дело шло к серьезному дождю, и это было очень плохо. Грунтовка до Энска могла стать непролазной.

Навстречу нам из кафе выбежала Резцова. Крайне взволнованная.

– Слава богу, наконец-то! Максим, почему ты нас бросил?! Кто вы? – она обратила внимание на Устюгова.

Устюгов представился и спросил, где сейчас Чепиков. Резцова всхлипнула.

– Александр Викторович умер прошлой ночью.

– Как?! Что случилось?!

– Не знаю. Фельдшер говорит, сердце. А еще кто-то порезал все покрышки на автомобилях, и мы не смогли никуда выехать утром. И телефон не работает. Врач этот… Подождите. Вы в курсе происходящего?

– Мне Максим все рассказал, в общих чертах.

– Только он не знает, что его дорогой врач объявил карантин и потребовал, чтобы мы в течение пяти дней не покидали поселок! Поговорите с ним, пожалуйста. А кто вас вызвал?

– Александр Викторович, – ответил Устюгов. – Послал Максима за мной.

– Поэтому я и уехал так срочно, извините, – сказал я хозяйке, краснея.

Мы пошли вместе с ней в кафе. В зале не хватало только Чепикова и якута. Как только мы вошли, все присутствующие ринулись к нам, что-то рассказывая, объясняя и жалуясь. Без Чепикова здесь была анархия.

– Прошу всех успокоиться, – громко сказал Устюгов. Меня накрыло ощущение дежа вю… – ситуация будет взята под контроль. К сожалению, по эпидемиологическим причинам вам в настоящий момент не разрешено покидать поселок. Неподалеку силами санэпиднадзора организуется временный госпиталь, куда мы отправимся через два дня, чтобы пройти карантин. Срок карантина – пять дней.

У меня просто челюсть отвисла от того, насколько этот человек гладко лгал присутствующим. Я и сам бы поверил.

– Поэтому от вас требуется прежде всего спокойствие, и мы через это пройдем. Это все, кто есть? – спросил он Резцову.

Вместо нее ответила Подчуфарова:

– С утра из поселка ушел наш охотник. Его зовут Эрхан Алдан. Ружье свое взял и ушел.

– Эрхан – это имя, Алдан – фамилия?

– Да. Эрхан Кундулович Алдан.

– Вы знаете, куда он пошел?

– У него есть охотничий домик неподалеку, часа два ходьбы. Думаю, он пошел туда.

– Отлично! Вы проводите меня.

Подчуфарова пожала плечами.

– Нет.

– Я у вас не спрашивал, а поставил в известность, – отмахнулся от нее Игорь и обратился к окружающим, – Товарищи, мне необходимо собрать здесь всех, – громко сказал он всем присутствующим, – поэтому мы отлучимся на несколько часов за товарищем Алданом, вернемся ранним утром. Постарайтесь выспаться, потерпите еще немного.

Устюгов повернулся к Драчеву.

– Вы – доктор Драчев? – уточнил Игорь.

– Да.

– Вы осматривали товарища Чепикова?

– Так точно.

– Ваше профессиональное мнение? Что показало вскрытие? Тоже язва?

– Я его не вскрывал, но если настаиваете, проведу вскрытие. Это точно не сибирская язва, нет ни одного характерного симптома. Мое мнение – смерть во сне в результате внезапной остановки сердца. С учетом его возраста и общего стресса – в этом нет ничего удивительного.

– Спасибо, Иван Сергеевич. Я доверяю вашему мнению и, тем не менее, настаиваю. Я не люблю такие совпадения и должен быть точно уверен, что это – случайная смерть.

– Конечно, Игорь Сергеевич, я сейчас же займусь. Максим, можно тебя на минутку.

Он увел меня за руку, а на мое место подошел ранее стоявший в стороне Завьялов. Краем уха я слышал их с Устюговым разговор. Если максимально сжато передать его суть, выглядело это примерно так: «Мне нужно немедленно уехать» – «Это невозможно» – «Да вы знаете, кто я такой?!» – «Да. И мне плевать».

– Максим, мне нужно кое о чем тебя предупредить, – сказал Драчев.

– Внимательно слушаю, Иван Сергеевич.

– Я считаю, мы подверглись в этом поселке воздействию определенных наркотических веществ и являемся подопытными крысами в ходе правительственного медицинского эксперимента, – он говорил довольно быстро и не очень связно. – Ты знаешь, что такие вот Завьяловы и Кашпировские – это проект спецслужб по контролю за населением, которое просто сводят с ума? Сумасшедшими управлять легче, знаешь ли. Симптомы – плохой, бессвязный сон, повышенная тревога и паранойя. Вот поэтому у Чепикова сердце и встало. Многому из того, что мы видим и слышим, доверять нельзя. Подобные эксперименты проводятся на небольшой выборке испытуемых, а потом уже внедряются повсеместно.

– Вы простите, Иван Сергеевич, но ваша речь – хороший пример паранойи.

– А я тебе о чем говорю? У меня симптомы. Возможно, даже галлюцинации. Погоди, ты что, не веришь, что Кашпировского курировала безопасность?

– Нет, это-то наверняка так. Я об эксперименте на нас. Я ничего особенного не чувствую, да и по другим не видно.

– Ты был здесь недолго, а они… – он исподлобья посмотрел на присутствующих, – возможно, тоже в этом участвуют. Послушай, я могу доверять только тебе. Пожалуйста, не ешь и не пей ничего чужого.