— Я не тороплю.

— Оно-то да, но… в общем, Наина как-то обмолвилась, что проклят род Афанасьев.

— Кем?

— Князем? Его родней?

Змеедева про проклятье ничего не говорила.

— Или, может, той девчонкой, которая вдруг осиротела…

— Какой?

— Той, которая стала женою княжеской.

Дева знатного рода с правильными родственниками?

— Я пытался искать что-то, да только сама понимаешь, времена стародавние, мало что сохранилось. Вон, целый город сгинул, а люди спорят, был ли он вовсе. И князь то ли существовал, то ли не очень. Подвигов не совершал, земель не захватывал, а что тут, в глуши лесной происходило, не так уж интересно. Про женщин в летописях вообще редко упоминают. Я даже не уверен, что в ней дело.

А ведь верно.

Был князь.

И ведьма.

И была та, которая стала князю законной женой. И ведь не просто приехала… от рождения дочери ведьминой до беды год прошел. За год многое сотворить можно.

— Я даже имени её не узнал, — пожаловался Афанасьев. — Просто вот… кому еще проклинать-то?

Молчу.

У меня вот мыслей и вовсе нет.

— Да и само проклятье женское какое-то… мол, не знать нам любви.

И вправду женское.

Даже девичье, я бы сказала. Человек постарше чего другого придумал бы. Бед, болезней… а любовь? И без нее люди неплохо живут.

— С того и пошло, что если влюбится ведьма рода Афанасьева, то всенепременно неудачно. Или сама сгинет, или возлюбленного сгубит, а после сгинет.

По спине поползли ручейки пота.

— А ты…

— Сама понимаешь, тут проверить сложно. Но… я как-то интереса ради глянул семейный альбом. Вот, что Наина, что мать её, что бабка замужем никогда не были. И мужиков в доме не водилось. И Наина обмолвилась, что матушке моей надобно было старым порядком, на юга отправиться, там отыскать мужчину какого потолковей. А после вернуться, чтоб уж дома дитя растить. Думаю, так и делали.

— А ваша мать…

— Из дому сбежала. Упрямая… наша беда в том упрямстве. Я вон тоже… бывает головой все понимаю, а сил переступить через себя нет. Вот и остаюсь дурак дураком. Но не о том. У Наины характер был тяжелый даже для ведьмы. Уж вроде меня она любила… действительно любила, но все одно не могла с собой справиться. Все-то ей надо иначе, по её разумению, переделать. С ней, если кто и мог сладить, то только князь. Да и то… так вот, матушке, как понимаю, жилось нелегко. При том, что сама она тоже с норовом. Вот и взбрыкнула, когда Наина снова стала её жизни учить. Сбежала из дому.

И поступила куда-то там.

Не помню, куда.

— Она бы вернулась. Тут дело такое… сила тянет к дому. Даже я, хоть и не привязан, а все одно вдали тосковать начинаю. Не сразу, но… раз в пару лет приехать должен. У мамы все куда сильней было. И злила её эта привязь. А еще любовь вот. Ведьма, когда влюбляется, она совсем разум теряет.

Это да. Это я могу подтвердить.

— Не знаю, любил ли её мой отец или как… я его не застал уже. Главное, что матушка с отцом явились благословения Наины спросить. Уже после того, как расписались, но все равно.

— Дай догадаюсь, она не благословила.

— Ссора вышла. Наина требовала развода. И чтобы матушка при ней осталась, глупости позабыла… ну и в целом, слово за слово, многое друг другу наговорили. А после Наина сказала, что сила все одно заставит вернуться. Что возьмет свое. Что отец мой по-за матушкиного упрямства глупого сгинет смертью мучительной, а ей с тем век жить будет.

Вот…

Сложный человек? Хорошая отговорка, если подумать. Сперва говоришь окружающим гадости, а потом руками разводишь, вроде как не специально.

Просто сложный.

Человек.

И характер сложный.

А как по мне, то заигралась эта Наина в царицу деревенскую. Если к ней тут, как ко мне, с почтением и уважением, то оно и вправду загордиться недолго, увериться в собственной правоте с уникальностью вкупе.

— Матушка тогда и пошла в рощу, чтобы отречься от силы да рода…

Афанасьев потер подбородок.

— Кровью слово запечатала… сильна была в ней обида. Ну и любовь. Любовь — штука такая, она покрепче любой иной отравы будет.

Молчу.

Что сказать? А я бы, если б Гришка попросил, отказалась бы от силы? Не знаю… страшно думать о таком. Но… в голове крутится-вертится.

— Они уехали. Тогда времена были такие, что мир кипел. Сперва на востоке жили, после уж Севера… там-то матушка болеть стала. Сперва одно, потом другое… зараза не сильно опасная, муторная скорее. Ну да отец мой уже чин имел, вот и решил, что климат не подходит. Переехали к родителям его, под Москву. Вроде оно и наладилось. Матушка забеременела даже. Очень рада была… и он рад. Его убили незадолго до моего рождения.

Афанасьев чуть помолчал.

— Она не говорила. Сам уж выяснил. Отец на востоке когда служил, то крепко там рубиться приходилось. Порядки старые ломал, закон насаждал да слово императора. Ну и кровниками обзавелся. Вот и нашли его… там протоколы такие, что… матушка чудом тогда уцелела, будь она дома, то и её не пожалели бы.

Он коснулся пальцами коры.

— Она же ж к Наине отправилась. Мириться. Решила, что внучке Наина порадуется. Да и остыли обе. И гостила матушка, пока… не сообщили. Они ж не только отца положили, но и родителей его, и брата с женой да детьми. Громкое когда-то дело было. Всех нашли… точнее как, нашли… Наина, может, отца и не жаловала, но и простить подобного не пожелала. А знала она многое.

Вспоминая заклятье, которое мне книга показала, верю.

— Исполнителей-то сразу взяли, но дальше дело застопорилось. Не принято там говорить… ну да Наине и силе слова не нужны. В тот год, я потом уже архивы поднял, четверо весьма уважаемых людей скончались. Может, оно и совпадение, да только не одни они ушли, с сыновьями да внуками… там-то тоже начали искать. Чем бы оно закончилось, не знаю, да князь вмешался. Ездил туда, на Восток, говорил с кем-то… там тоже владетели ест. Вот и притихло. Ну то не наша история.

Киваю, хотя… я бы, пожалуй, не отказалась узнать. Любопытство не только кошку губит, но и женщину. Поэтому молчу.

Слушаю.

— Матушке еще во время разбирательств в больницу угодила. Где и провела почти полгода… сперва в общем отделении, а после того, как я родился, то… в общем, она с собою покончить пыталась. Теперь-то к этому иначе отнеслись бы. А тогда ведьма, пусть и почти без сил оставшаяся, да с неустойчивой психикой, это опасно. Её и закрыли. Наина ничего не смогла сделать. Князь… отказался, сколь знаю. Он пусть и жалел маму, но…

Ведьма с неустойчиво психикой — это на самом деле опасно.

— Озаботился, конечно, чтобы и больница была лучшая, и врачи, и палата… но все одно. Вышла она тихой, задумчивой. Сперва вовсе говорила мало, но там уже как-то отошла, отогрелась. В город вернулась. Знаю, Наина хотела, чтоб матушка с ней жила, да та отказалась наотрез. На это еще хватило сил. Дальше жили… как-то. Матушка меня любила, помню. Но все время была мыслями словно и не здесь. И жизнь из нее утекала, что вода из мешка дырявого.

— А Наина…

— Приходила. Пыталась что-то сделать… даже к дубу вот водила, обряд проводила, в род снова принимая.

— Не вышло.

— Матушка сама от силы отреклась. Слово было сказано. И не приняли её. Пожалели, но… знаю, что она себя виноватой считала. Уверилась, что отца не люди убили, а проклятье. И её любовь.

— Думаешь…

— Думаю, что порой сложно сказать, где правда, — жестко ответил Афанасьев. — Ты вон наследовала, тебе и выяснять.

Ну спасибо!

Хотя… я ведь не собираюсь влюбляться, так? А в остальном план-то неплохой. Устроить себе отпуск на югах, там отыскать кого… что-то мне уже тошно.

И головой трясу.

Нет, я уж лучше до конца своих дней сама… кота вот заведу. Надеюсь, если полюблю кота, то ему-то мучительная смерть не грозит?

— Тут я по-всякому пытался. И так, и этак… если уж ведьмы беречься стали, от счастья отказываясь, то проклятье точно было. Но сама знаешь, у любого проклятья срок свой. А тут… сколько сот лет прошло? Могло статься так, что повывелось это вот проклятье. А ведьмы рода Афанасьева…