– Не очухается, – в кои-то веки Канюк решил, что судьба распорядилась к лучшему. – Он уже… того… не дышит. Можно бросить его в реку и езжать.

Злат наклонился, приложил окровавленную руку к груди варяга – и ощутил частые удары сердца под наконечником копья.

– Он жив, – Златомир поднял голову и в упор посмотрел на Храбра. – И он – мой!

Храбр переводил взгляд со Злата на варяга и обратно. Потом нехотя отвел копье.

– Как знаешь. Только если вздумает ерепениться или начнет отставать – приколю.

– Не отстанет. Все равно скоро заночуем, а к завтрему он продышится, – уверенно заявил Злат.

Подобрал оброненный в драке с «утопцем» нож, сунул в сапог и вернулся к коню, чтобы вынуть из седельной сумки веревку.

Храбр уже сел на вороного и, не оглядываясь, ехал прочь. Свержичи, знавшие, что спорить со старшим бесполезно, вслед за ним повернули коней туда, где неподалеку виднелась полоска ровного песчаного берега. Ни один из них не задержался, чтобы подождать Злата.

Златомир связал руки варяга, нащупал-таки замок гривны на шее «утопца», разомкнул концы бронзового обруча и надел гривну на себя. Потом снова облизал окровавленное запястье. Ему еще повезло, что варяг не перегрыз ему жилы.

– Выбил бы я тебе за это зубы, пес, да негоже портить товар, – сплюнув кровь, проворчал Злат.

Понатужившись, перекинул пленника через плечо и пошел к своему нетерпеливо фыркающему жеребцу.

Когда Асгрим снова очнулся, ему было тепло. И мягко.

Несколько мгновений он просто наслаждался теплом, не желая знать, кто разговаривает рядом и в каком очаге потрескивает согревающее его пламя. Ему было довольно того, что он снова может ровно дышать и что под ним прочная земля, а не предательская вода. Вот если бы еще при каждом вдохе не резало так в груди… Его что, отходили в какой-то драке?..

Потом память ударила Асгрима обухом боевого топора, и он напрягся, стиснув зубы.

Бой на драккаре.

Харальд с копьем в плече.

Лейв, с хохотом размахивающий мечом …

Битва с рекой, драка на берегу, удар в лицо…

Асгрим приоткрыл глаза – чуть-чуть, чтобы не привлечь внимания врага. Что рядом враги, он знал, потому что у него были связаны руки.

Он лежал, закутанный в шкуры, возле костра, выстреливающего искры в ночную темноту. Над костром висел закопченный котелок, в котором булькало что-то мясное, вкусный запах варева мешался с запахами дыма, листвы и прели. Судя по размеру котла, еда готовилась на четверых или пятерых. Вокруг стоял лес – темный, шевелящий ветвями под порывами легкого ветра, порой агукающий далекими совиными голосами. За костром, возле деревьев на краю прогалины, щипали траву кони – Асгрим насчитал пять больших теней.

Он слегка шевельнулся, и почти сразу костер погас, заслоненный человеческим силуэтом. Голоса рядом смолкли.

Притворяться больше не было смысла, и Асгрим медленно сел, закусив губу от ломающей боли во всем теле. Сесть удалось с трудом: руки оказались скручены на совесть, хорошо хоть, не за спиной. Он был раздет догола, и, когда шкура соскользнула с его плеча, его сперва окатило порывом прохладного ветра, а потом – теплым воздухом, идущим от костра.

Стоявший перед ним человек что-то спросил, и Асгрим просипел в ответ:

– Пусть змеи сожрут твою печень!

Силуэт передвинулся в сторону: человек сел возле костра вполоборота к сыну Рагнара, перестав быть просто черным пятном на оранжево-дымчатом фоне. Пламя высветило молодое лицо с высокими скулами, губы, кривящиеся в усмешке, перехваченные на лбу плетеным ремешком кудрявые волосы цвета самых бледных языков огня. Грудь крест-накрест пересекали ремни перевязей, на правой висел кожаный колчан, из сапога выглядывала костяная рукоять ножа. Меча и лука Асгрим не увидел, зато увидел повязку на левом запястье гарда и понял, что именно с ним дрался у реки. Жаль, тогда удалось прокусить противнику только руку, а не шею, на которой висел теперь бронзовый обруч с амулетом в виде молота Тора – давнишний подарок Рагнара.

Асгрим уставился на врага сквозь пряди влажных волос, мысленно слыша хруст его ломающихся позвонков. С этим человеком он сумел бы справиться голыми руками. Что же касается остальных…

Он скользнул быстрым взглядом по другим сидевшим у костра, дольше всего задержавшись на высоком, широкоплечем, седобородом богатыре с мечом у пояса. Насколько Асгрим успел заметить во время пути от Алдейгьюборга[6], здешняя земля вообще рождала могучих, высоких мужчин. Двое, сидевшие слева и справа от седобородого, тоже были здоровяками, и топоры их, хоть и были поменьше секиры Харальда, выглядели почти так же грозно, как Сокрушитель Черепов. Но все же седой казался самым опасным из четверых, и Асгрим решил убить его первым, когда придет время бежать.

– Свей, – бросил своим огненноволосый гард. Потом снова повернулся к пленнику и спросил: – Как тебя зовут?

Асгрим оторвался от разглядывания дротов, воткнутых в землю поодаль от костра, и удивленно посмотрел на вопрошавшего. Меньше всего он ожидал услышать в лесной глуши Гардарики родную речь. И вопрос был задан почти без акцента.

Должно быть, от удивления он ответил сразу и даже без обычных околичностей, с какими разумный человек называет врагу свое имя:

– Асгрим Рагнарсон.

– Асгрим, вот как? – гард растянул губы в глумливой ухмылке. – Ты уверен? А мне сдается, тебе больше подошло бы имя Угрюм.

Асгрим решил, что первым убьет не седобородого, а этого наглеца.

– А меня зовут Златомир, – заявил наглец, скрестив на груди руки. – И теперь я – твой господин.

Асгрим подумал, что этому гарду не удастся умереть быстрой смертью.

– Надеюсь, у тебя есть богатая родня, – продолжал гард Златомир, даже не подозревая, что его только что приговорили к лютой кончине. – Потому что если у тебя не найдется родни, готовой дать за тебя большой выкуп, я продам тебя на невольничьем рынке в Киеве… по-вашему, в Кенугарде. Таких крепких парней, как ты, охотно покупают купцы из Царьграда… из Миклагарда, по-вашему. На царьградских ладьях всегда нужны гребцы, а кое-кто из тамошних богатеев держит для потехи не только баб и ослов, но и смазливых юношей. Особенно, говорят, там охочи до светлокожих и светловолосых.

Медленно. Асгрим убьет мерзавца медленно. Порежет на куски – начиная с его поганого языка.

– Так что лучше тебе откупиться, Угрюм, – закончил языкастый мерзавец и, подавшись вперед, требовательно уставился на Асгрима. – Ну, что скажешь? Есть у тебя родня или друзья, которые дадут за тебя выкуп в пять гривен?

– Нет, – ледяным голосом ответил Асгрим.

Гард выбил пальцами дробь на своем колчане. Помолчал, почесал за ухом, подергал на шее краденый обруч – и спросил:

– Девяносто ногат? Четыре с полушкой гривны – не такая уж большая плата за…

– Нет, – в голосе Асгрима сквозь лед прорубилась сталь.

– Четыре гривны. Это последняя цена!

Гард по имени Златомир словно выторговывал лошадь.

– У меня нет родни и друзей, который дали бы за меня хоть один эртуг[7], – отрезал Асгрим, почти не погрешив против истины.

Платить за него выкуп стал бы только Харальд. Но Харальд, скорее всего, сейчас уже сидел за пиршественным столом в Вальгалле бок о бок о своим побратимом Рагнаром… И с младшим сыном Рагнара Гринольвом, погибшим смертью храбреца с оружием в руках. Тогда как старший сын Рагнара не только не отомстил за смерть родных, но и лишился оружия, которым поклялся совершить месть!

Асгрим с глухим рыком попытался рвануть себя за волосы. Потом зарычал снова, вспомнив, что у него связаны руки. На миг он умудрился забыть об этом; умудрился забыть даже, что он в плену и что у него появились четыре новых врага, трое из которых едва обращают на него внимание, а четвертый собирается продать его миклагардцам для скотских утех.