Спальню я не покидала два дня. Если и одевалась, то в халат, волосы не убирала, принимала пищу в кровати и позволяла заходить в комнату только Розе и Колину. В долгие размышления больше не пускалась. Сесилии об её новом браке нацарапала короткую записку и несколько раз порывалась написать письмо Филиппу, но рвала его, не заполнив лист даже наполовину. Леонард, как и обещал, уехал ночью. Все непосвященные думали, что он охотится в местном лесу и возвращается ближе к вечеру, а на восходе солнца уезжает вновь. Я эту байку не портила и позволяла себе тоже не являться к ужину. Тиран, надо сказать, из меня выходил так себе.

На третий день во дворец вернулась оправившаяся после болезни герцогиня Эмберс, и я, скрепя сердце, решила одеться и встретиться с ней. Луиза пришла ко мне сама, разряженная в бордовое платье и такого же цвета накидку. Лицо у неё за дни болезни осунулось, кожа на подбородке обвисла ещё больше, чем раньше, а многочисленные перстни стали великоваты.

Вернув цепочку, я сердечно поблагодарила её за заботу о Розе, Берте и Фейт, на что герцогиня только многозначительно улыбнулась. На большее меня не хватило. Сплетничать и кого-то обсуждать я сегодня не хотела от слова совсем и мечтала снова упасть на кровать и никого не видеть.

– Знаете, Ваше Величество, – вдруг произнесла герцогиня, и мне пришлось повернуть голову. Вставать ей стало заметно труднее, и даже трость, на которую она всегда опиралась, заменили на менее тяжёлую и более тонкую. – Мой Джон в молодости очень любил лошадей и однажды привёз с континента породистого арабского скакуна. Видели бы Вы, что это был за конь. Шея, круп, грива, глаза… Он стоил целое состояние, больше, чем Хэмптонский Ахиллес. Джон назвал его Буцефалом. В честь любимого коня Александра Македонского. Наш Буцефал выходил из рода боевых коней, тех. что уносят раненых и убитых хозяев с поля боя и топчут противника, пока всадник атакует у них на спине. Джон хотел вывести с помощью него собственную породу, нашёл подходящую кобылицу, такую же сильную и красивую, но сколько бы жеребец не покрывал её, наша Матильда не тяжелела. Джон почти отчаялся…

– И пустил Матильду на жаркое, как я понимаю, – не смогла не съязвить я. Герцогиня Эмберс на такое замечание даже бровью не повела.

– Нет, однажды ночью я запустила к ней другого жеребца, не такого родовитого, как Буцефал, но проверенного другими кобылами, и в положенный срок Матильда ожеребилась прекрасным жеребёнком. Джон так и не узнал об этом, а новый Буцефал стал великим боевым конём, хотя в нём и не было ни капли арабской крови.

– Что Вы хотите сказать всем этим?

– Лишь то, что, если участь женщины зависит от рождения ребёнка, а она никак не может понести от мужа, то она всегда может попросить помощи у другого мужчины, похожего на её супруга.

Нервы у меня в последнее время сдавали, и я вспыхнула, как стог сена в период августовского зноя. От одной искры. И, вскочив с софы, была готова пинками выпроводить герцогиню. Была готова кричать ей: «Выметайтесь» до самого коридора, но тут двери в мою гостиную распахнулись, и туда на полной скорости влетел Джеймс Маккензи. В грязных сапогах, пыльной одежде и с запачканным лицом. Вслед за ним бежала раздосадованная Берта. Полчаса назад я строго-настрого наказала ей, кроме Луизы Эмберс, никого ко мне не впускать.

– Ваше Величество, – Маккензи так спешил сообщить мне какую-то новость, что забыл поклониться, – король Леонард при смерти…

– Святая Дева Мария! – Герцогиня Эмберс, перекрестившись, рухнула на диван и попыток подняться уже не делала. – Вам, Ваше Величество, следует срочно покинуть столицу. Укройтесь у своих родителей.

Джеймс Маккензи хмыкнул.

– Король, отправляя меня в Элиадор, взял слово, что я привезу королеву к нему. Он хочет увидеть её перед…

Слово «смертью» вассалу Джона Эмберса не далось, и он сконфуженно опустил глаза. Герцогиня покачала головой.

– Её Величество может не успеть. У короля нет наследников. Трон передать некому. Борьба за власть между самыми именитыми домами Аелории начнётся раньше, чем успеют похоронить его тело. Разразится война, и граф Болвел…

– Замолчите! – Меньше всего мне сейчас хотелось слушать про мужа Изабеллы. – Я пока всё ещё ваша королева!

– Одиозная* королева! – Герцогиня Эмберс поджала губы. Мне захотелось влепить ей пощёчину. Слишком уж сильно в последнее время меня стала раздражать эта её особенность говорить правду вот так запросто. Неужели в этой жизни она вообще ничего не боится?

– Я поеду к королю, – на мгновение задумавшись, произнесла я. – В последние минуты его жизни я обязана быть рядом. И горе, и в радости, помните?

На самом деле я понимала, о чём говорила Луиза, и хорошо помнила главу «Смутное время» из учебника по истории за седьмой класс. Сын Ивана Грозного, Фёдор, умер не оставив наследника, и к престолу двинулись Шуйские, Годуновы и Романовы. Сейчас в Аелории начнётся что-то похожее. На трон будут претендовать все, в ком течёт хоть капля королевской крови. Может, и Эмберсы не побрезгуют встать в очередь, чтобы оттяпать кусок посытнее. И сколько будет таких, как они? Сколько семей состоит хотя бы в дальнем родстве с Леонардом? Десять? Двадцать? Или больше? Пытаясь сосредоточиться, я потёрла лоб. Это не важно. Все они не имеют значения, потому что у короля Эдуарда, кроме Джорджа и Леонарда, есть ещё один сын. Пусть и незаконнорожденный, но сын. Мой милый, мой дорогой Филипп…

– Что случилось с Его Величеством? – Я до чёртиков боялась услышать про заговор, бунтовщиков и покушение, но отчаянно хотела знать правду, чтобы не совершить новую ошибку. – Ещё два дня назад король был здоров.

– Ему стало дурно вчера. Сначала он жаловался на усталость, потом на сильные боли в животе и затылке. К вечеру у него пошла кровь ртом и начался жар.

Герцогиня, снова перекрестившись, принялась молиться. Я задумалась: на обычную простуду симптомы не походили. Был ли там лекарь? И что он в таком случае сказал?

– Говорят, это потливая горячка, – ответил Джеймс Маккензи, когда я озвучила свой вопрос вслух. – К нему почти никого не пускают.

Меня его ответ не устроил. Инфекционное заболевание неизвестной этимологии? Вряд ли… Гораздо больше я грешила на пары ртути.

– Если это правда потливая горячка, тогда Вам тем более нельзя туда ехать, – ещё сильнее запричитала герцогиня. – Если Вы в тягости…

Я сверкнула на неё глазами. Мы оба хорошо знали, что я не в тягости, но, если Леонард преставится, совет будет обязан выждать месяц или два, чтобы убедиться в моей не беременности. Правда, если в совете окажутся порядочные люди…

Я сделала ещё круг по комнате. Джейс Маккензи и молчавшая всё это время Берта продолжали стоять, герцогиня – сидеть и прикладывать к носу нюхательные соли.

– Сколько ехать до этого места?

– Я добрался за пять часов, но загнал коня.

«Пять часов», – мне захотелось выругаться. Столько верхом я точно не выдержу. Но так, по крайней мере, никто не посмеет сказать, что королева Маргарет – трусливый страус, прячущий голову в песок.

– Готовьте карету, Джеймс, – обратилась я к Маккензи. – Берта, найди Розу. Сама собери мне одежду и еду в дорогу. Живо! И не смотри так. Меньше, чем через час я должна выехать. Луиза, – я повернулась к герцогине, – постарайтесь сохранить болезнь короля в тайне. Чем позже об этом узнает двор, тем лучше. Всё ещё может обойтись.

Супруга Джона Эмберса приподняла бровь, но кивнула. Встать ей удалось с большим трудом, и, когда в дверях появилась ошарашенная Роза, я утащила служанку в спальню подальше от ненужных глаз и ушей.

– Быстро беги к Абигейл и спроси, как вывести из организма ртуть?

– Что? – Роза поперхнулась, по-видимому, услышав это слово впервые. Не надеясь на её память, я записала его на бумаге. Девчонка с готовностью выбежала за дверь.